Но, тем не менее, незримым оком старались контролировать всю мою жизнь.
Время прошло, я вырос, а вот контроль никуда не делся. Вернее, попытки контроля…
Я смотрю на родительницу и жду.
– Ты понимаешь – родительница смотрит на меня так, как будто я разносчик опасного заболевания – что теперь, после смерти твоей жены…
– С чего ты взяла, что смерти? – грубо прерываю я её.
– А с того, что просто так от такой жизни не уходят. Только вперед ногами… По крайней мере, среди моих знакомых только так и говорят.
Я закатываю глаза к небу.
– Катя ЖИВА! – с напором говорю я.
– Это стопроцентная информация? – спрашивает женщина и тут же, видя мое замешательство, продолжает – Так вот, ты понимаешь, что сейчас только и разговоров о том, что это твоих рук дело. Полиция молчит. Мы молчим. Пресса сама делает догадки.
– Пусть что хотят, говорят – отмахиваюсь я.
– Ээ, нет! Ты – директор крупнейшей компании нашего города. Как только подтвердится твоя причастность к исчезновению жены, от нас отвернуться все партнеры, а акции поползут…
Я взмахом руки заставляю её замолчать.
– Что за идиотизм? Какая моя причастность?
– Такая – начинает раздражаться женщина. – Ну скажи, кому еще выгодна смерть Катерины? Тебе или твоей этой Марине.
Вот как доказать человеку, что ты не паровоз, если он для себя уже все решил?
Да и нужно ли доказывать?
– Что ТЫ хочешь от меня?
– Собери пресс-конференцию, расскажи о том, как твоя жена изменяла тебе направо и налево и в итоге сбежала с любовником.
ЧТООО?
– То есть делать из меня посмешище – это нормально? – я встаю с кресла и обхожу стол.
– По крайней мере, это вызовет сожаление, но никак не осуждение.
Я смотрю в упор на эту женщину и не понимаю, как работают шестеренки в её голове. КАК? Разве можно вот так вот просто оболгать невинного человека.
– КАТЯ – я нависаю над её креслом – МНЕ. НЕ. ИЗМЕНЯЛА. ЭТО ПОНЯТНО?
– Пусть так – мать не отодвигается ни на миллиметр – только кто об этом знает? Да и сейчас подделать можно все, что угодно.
– Я не буду этого делать – кричу я – никаких пресс-конференций.
Мать театрально откидывается назад и начинает задыхаться.
Бл…ь, меня окружают одни актрисы.
Не знаю, почему она до сих пор делает это – её показушные приступы на меня давно не действуют и ничего, кроме раздражения, не вызывают.
Я вновь подхожу к столу и нажимаю кнопку внутренней связи:
– Вика, принеси то, что я просил.
Девушка вбегает в комнату буквально через секунду, неся впереди поднос с двумя чашками и ставя тот на стол.
– Можешь быть свободна – говорю я ей и беру с подноса чашку с водой.
Секретарша, впервые видя мамин "приступ", переминаясь с ноги на ногу, смотрит на нее глазами на пол лица.
– Может, скорую? – спрашивает она.
Я отрицательно машу головой и подношу чашку к лицу матери.
Но сегодня женщина решила сыграть свою роль на "отлично" и поэтому, отодвигая от себя воду, продолжает хватать ртом воздух.
Я набираю содержимое чашки в рот и …. брызгаю на родительницу.
Женщина вмиг подскакивает с кресла и, начинает рыться в сумочке.
– Что ты наделал? – кричит она. – Мне же на встречу.
– Зато помогло – ухмыляюсь я – Хоть задыхаться перестала.
Мать наконец-то находит салфетки и зеркало, и начинает приводить себя в порядок. Но тут она замечает Вику, и на лице у нее мелькает злорадная улыбка.
Все, она нашла жертву.
– А ты что тут забыла, а? – разворачивается она всем корпусом к секретарше – Что, несколько раз отсосала у моего сына, думаешь теперь можно не работать?
Вика делает шаг назад и с недоумением смотрит сначала на женщину перед собой, потом на меня.
Если я привык к подобному поведению матери по отношению к рабочим, то девушка явно сталкивается с этим в первый раз.
– Понабирают проституток, а потом хотят, чтобы кризиса в …
– Вика, можешь идти – говорю я девушке, и та быстро скрывается за дверью.
– Секретарша – то что тебе сделала? – обращаюсь я к матери.
– Не нравится она мне, идиотка какая-то.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Нормальная она – защищаю я свою секретаршу.
Даа, она единственная девушка, которая не лезла ко мне в штаны, и ни разу я не увидел в её глазах проявление интереса. Меня это вполне устраивало.
– Где нормальная? В постели? – мать убирает зеркало в сумочку.
Спорить с ней не имеет смысла. Только зря нервы себе рвать.
– Ты, кажется, на встречу спешила – напоминаю матери.
– А, да – она снова смотрит на меня – но ты не подумай над тем, что я тебе предложила….
… Домой я попадаю только под утро и просто валюсь от усталости. Если учитывать, что в прошлую ночь я не спал, то сейчас должен был свалиться на пороге.
Но мне очень хочется посмотреть на Катину мастерскую. Я думаю, это не займет много времени.
Я звоню своей домработнице и узнаю, где находится нужная мне комната.
Пока я иду до нее, анализирую результаты сегодняшнего поиска. Вернее, отсутствие результатов.
Нигде нет ни следа Кати. Ни одной зацепки.
Ну кто мог так умело спрятать мою жену?
Я открываю дверь в Катин кабинет, включаю свет и замираю.
Я уже говорил, что не любитель живописи, но это….
ЕЕ картины настолько реалистичны, что, кажется, достаточно легкого ветра для того, чтобы все они пришли в движение. Еще чуть-чуть и осенние листья полетят с дерева, а подол тонкого летнего платья у молодой девушки взлетит вверх. И бабочки, целый луг разнообразных бабочек вспорхнет ввысь, стоит только подойти к ним и потревожить их покой.
Я смотрел на всю эту красоту и начинал восхищаться талантом своей жены. Думаю, ничего подобного я никогда не видел.
Я подходил к каждой картине и внимательно рассматривал каждую. Интересно, о чем думала Катя, когда рисовала эту грустную девушку, стоящую на берегу утеса и смотрящую вдаль?
Я прохожу дальше и задеваю ногой что-то большое.
Что-то, завернутое в белое полотно.
Я разворачиваю ткань и поднимаю картину поближе к свету.
И как будто что-то сдерживающее меня, лопается. Как будто я окончательно отпускаю всю свою злость и обиду на свою жену, оставляя в душе только сожаление и еще какое-то чувство. Не поддающееся пониманию.
На картине изображена Катя. Полностью обнаженная. Она лежит, задрав голову вверх и слегка приоткрыв рот. Она стонет, Да, она определенно стонет. Потому что сверху, опираясь только на руки, лежу я. Такой же голый, как и она.
Ее руки прижаты к моей покрытой капельками пота шее. А я, там, на картине, смотрю в её прекрасное лицо, потому что вижу, что она уже на грани. Еще чуть-чуть, и она испытает оргазм.
И меня просто поражает реалистичность этого шедевра. Кажется, что стоит мне еще раз двинуть бедрами, и Катя разлетится на осколки. Она закричит. Да, она будет охрипшим от возбуждения голосом кричать мое имя.
Но самое удивительное в этой картине то, как жена нарисовала меня. Так, как будто она годами изучала мое тело. Каждая моя родинка, каждый мускул Катя отразила до такой степени правильно, что я удивляюсь, когда она ТАК успела меня разглядеть? КАК у нее получилось изобразить меня таким – великолепным, любящим её, и счастливым от того, что я обладаю ей.
Я понимаю, что моя Катюша писала эту картину не руками. Она писала её сердцем.
И в этот момент я осознаю, что никто и никогда не видел меня таким. Все всегда ждали от меня чего-то – денег, побед, успеха.
А она, она просто любила меня. Не прося ничего взамен. Даже мой скверный характер не оттолкнул её.
И только сейчас я начинаю понимать, что ТАКУЮ женщину я просто не смогу отпустить.
Второй раз.
Я читал дневник, и, наверно, впервые, видел весь наш брак Катиными глазами. Можно сказать, я ощущал её боль и злость, когда сам же делал ей больно.
А ей все также снились сны. О нас. И жена описывала их так откровенно, так страстно, что мне... мне хотелось попробовать. Попробовать то, о чем писала Катя.
