~~~
Милан
Среда, 21 сентября 1938 г.
— Елена, любовь моя, как мне тебя недоставало!
— И мне тебя, мой лисенок![20]
Джованни Вольпе никогда не знал женской любви, кроме той, что покупал за несколько лир в борделе в переулке дель Престо. Елена была хороша, гораздо красивее тех дамочек, чьи фото размещали в журнале «Гранди фирме», который он тайком покупал, а потом мастурбировал одинокими ночами. Едва приехав в Милан, после шести часов, проведенных в поезде, Джованни сразу бросился к ней. Стояла жара, и он изрядно вспотел, но Елена не выказала никакого отвращения. Она обняла его и так сладострастно к нему прижалась, что он сразу ощутил эрекцию. Елена это поняла, улыбнулась и прижалась к нему еще крепче. Джованни хотелось тут же, на диване, овладеть ею, но он не решился. Вольпе еще не понимал, как с ней себя вести, но надеялся научиться.
Он познакомился с ней случайно, в баре «Моро» во Флоренции, неподалеку от книжной лавки, в День святого Раньери. Тогда Джованни тоже потел, но не от жары, и все время кусал ногти. Он казнил себя за то, что сделал такое предложение немецкому консулу, и не знал, как выпутаться.
Заметив пышную блондинку, он никак не мог предположить, что она остановится возле него и спросит:
— Извините, вы флорентинец?
Джованни только и смог, что кивнуть, завороженный ее видом и голосом и разом забыв обо всех своих терзаниях.
— Я ищу мастерскую Санта-Мария-Новелла. Вы не могли бы сказать, где это?
Вольпе сглотнул слюну, чтобы обрести дар речи, но этого оказалось недостаточно. Он единым махом проглотил всю порцию лимонада, закашлялся и вскочил.
Елена уселась рядом и сказала:
— Благодарю вас, но достаточно, чтобы вы просто показали.
Он помнил, что пробормотал тогда нечто неразборчивое, но дальнейшие воспоминания смешались.
Джованни испугался, что потеряет ее, но она сразу представилась и завела разговор:
— Елена Руссо. Знаете, я в первый раз во Флоренции. Я работаю в префектуре в Милане и взяла несколько дней отпуска. А вы? Чем вы занимаетесь? Кроме того, что кашляете и объясняете дорогу дамам?
Елена расхохоталась, да так и смеялась до самого вечера. Она улыбалась, даже когда говорила об умерших родителях и о своих снах. И сколько же вопросов она задавала, слушая его рассказы и непрестанно моргая огромными глазищами! С того дня они часто виделись. А потом, благодаря ей, Джованни познал любовь. Не литературную, выдуманную поэтами, философами и писателями, а настоящую, сотканную из поцелуев, сплетения тел и полного самозабвения. С Еленой он заново родился на свет, уже без клейма изгоя и сироты, с перспективой жить дальше вместе с ней. Он ничего не рассказал своему учителю де Мола и скрыл от него свою страсть, сам не зная почему. Может, боялся, что тот его не поймет, а может, потому, что впервые обрел что-то свое, и оно, это свое, было завоевано собственными силами и принадлежало только ему.
— Ну-ка, все выкладывай своей лисичке, — проворковала Елена, усаживая его на диван и повыше приподнимая юбку. — Давай рассказывай. Если будешь умницей, она тебя отблагодарит.
Джованни распустил галстук.
— Все готово, дорогая, но сознаюсь, мне страшно. Если бы можно было как-нибудь по-другому…
— Как?
Она снова опустила юбку, прикрыв колени.
— Ты хочешь попросить де Мола отдать книгу по-хорошему? Уверена, он охотно тебя послушается и сразу отдаст.
— Знаю, ты права, но я все равно чувствую себя виноватым. Он вытащил меня из приюта, заставил учиться и пристроил к себе в книжную лавку.
— И что с того? Он тебя эксплуатирует, помыкает тобой как слугой, да к тому же забил тебе голову кучей всякой чепухи. Ах, миссия! Только вы двое можете спасти мир, кроме вас некому! Книга, книга, словно за ней — вся жизнь!
— Пожалуйста, не говори так!
— А я что, не в счет? Я отдала тебе всю себя, я отказалась выйти за графа! За графа! И все — ради тебя! Дура! Я думала, ты меня любишь, хочешь поселиться со мной далеко-далеко, в стороне от всех и от всего. А теперь ты мне талдычишь про какие-то там мелочи! Чудовище, неблагодарное чудовище! Ну вот, ты меня до слез довел!
Он уже видел Елену плачущей и не мог этого выносить. Ну почему жизнь обязательно должна быть такой сложной? Проклиная себя, он пытался ее утешить, а она отбивалась от его ласк. Будь прокляты его сознательность и совесть! Боже, как он завидовал тем, кому удавалось держать в жизни прямую линию, чего бы им это ни стоило. Вот ему это никогда не удавалось. Он постоянно сомневался и по двадцать раз передумывал. Даже, когда решение было принято и назад дороги не было, что-то его раз за разом толкало к компромиссам. Лишь бы оправдать свое поведение, и хорошее и плохое.
Он смотрел на рыдающую Елену и проклинал де Мола, хотя прекрасно знал, что без него не стал бы тем, кем был теперь. Но может, в том-то и дело, что стал не тем, кем хотел. А ему хотелось клониться под ветром, смешиваться с миллионной толпой безымянных людей, спокойно наслаждаться теми маленькими привилегиями, что обеспечивали ему способности и ум. И жить одной любовью к Елене.
Почему де Мола не понимает его? Почему не дал ему идти своей дорогой после Сорбонны или даже еще раньше, после диплома с отличием, полученного у иезуитов в Ливорно? Ему бы хватило места чиновника министерства или библиотекаря в каком-нибудь университете. Так нет же, де Мола, видите ли, поверил в его интеллект и чистое сердце, искреннее и честное. Но это не его сердце, не его! Джованни был не в состоянии воспротивиться, отказаться и постоянно откладывал и тянул, продолжая притворяться не тем, кем был, чтобы сохранить видимость. Чтобы де Мола не догадался. А Джакомо день за днем посвящал его в свои тайны и объяснял, почему для миссии выбрал именно его. И он оказался в ситуации, когда назад дороги нет.
— Убирайся! — крикнула Елена. — Убирайся и не показывайся мне больше на глаза!
— Нет, любовь моя, не надо так! Все будет хорошо. Я попросил этого немца Цугеля подождать несколько дней. Может, мне удастся найти какой-нибудь способ… Ну, в общем, ты поняла. Если не найду, то жизнью клянусь, все будет так, как мы решили. Мы уедем в Америку, богатые и счастливые, и наделаем столько детишек, сколько захочешь.
Елена шмыгнула носом и перестала всхлипывать. Он погладил ее по белокурым волосам, перевязанным голубой лентой.
— Ладно, я тебя прощаю, — сказала она. — Но чтобы больше этого не было! Делай, как говорит тебе этот немец. Он свое дело знает. Иначе…
— Иначе?
— Иначе лисичка будет искать себе другого лисенка. Чувствуешь, как она тебя заждалась?
Елена взяла его руку и засунула себе под юбку. Джованни сразу оказался в раю. К черту де Мола и Пико с его книгой. Через несколько дней все кончится.
Занимаясь любовью с Джованни, Елена все время хохотала, и он благоговел перед ее смехом. А потом пришло время расставаться: пробило уже пять часов, ему пора было идти. Поводом для поездки в Милан послужила передача в книжную лавку «Медиоланум» двух сочинений: «Об архитектуре» Витрувия, редчайшего издания XV века, и книги об охоте Чезаре Солатио XVI столетия.
Вот совпадение: книга об охоте. Охота началась, и де Мола был дичью. Никто и ничто не смогло бы оторвать Джованни от его счастья — от Елены, Америки и двухсот тысяч долларов.
~~~
Флоренция
В тот же день, в это же время
В этот момент де Мола показалось, что за ним следят. Его предупредило чутье, обострившееся за много лет работы. Он остановился, обмахиваясь газетой, и сделал вид, что ищет, с кем бы поделиться соображениями по поводу невозможной жары. И тут он их увидел. Они стояли возле скамейки на площади Санта-Мария-Новелла, прислонившись к велосипеду, и уплетали мороженое. Джакомо улыбнулся им, как бы приглашая в союзники против жары, но парни отвернулись и отвели глаза. Тогда-то он и догадался, что они за ним следят. С газетой под мышкой де Мола подошел совсем близко, прислонился к стене возле аптеки, в тенечке, и уставился на них, с жадностью наблюдая, как они облизывают мороженое.
Если ты почувствовал слежку и не хочешь этого показать, то не таись, заведи разговор и понаблюдай за реакцией собеседников. Эти двое держат тебя либо за дурака, либо за хитреца. В обоих случаях у тебя будет фора.
Парочка выдала себя с головой, отреагировав на провокацию: они быстро взглянули на де Мола, побросали недоеденное мороженое и сразу укатили, взобравшись вдвоем на велосипед. Толстый крутил педали, а белобрысый устроился на багажнике. Джакомо закурил сигарету. Это, конечно, была слежка, но, судя по поведению парочки, большой опасности они не представляли. Скорее всего, эту шпану завербовала OVRA, тайная полиция, о которой ходило столько слухов. Возможно, его антифашистские высказывания достигли ушей какого-нибудь главаря секретной службы. Или же кто-то из коллег по Академии настрочил донос.
