ФОМЕНКО: Согласно нашим исследованиям, почти все имеющиеся редакции русских летописей — в том виде, какими мы знаем их сегодня, — возникли в эпоху XVII–XVIII веков. Редактирование летописей и вообще старорусских текстов сопровождалось тогда значительной фальсификацией, подгонкой под ту ложную версию нашей истории, которая была создана в XVII веке при первых Романовых. Тем не менее в основу большинства летописей были положены подлинные старые тексты. Читая летописи, можно в принципе разглядеть подлинные события, но только через мутное стекло романовского редактирования… Все сказанное в полной мере относится к источникам по Куликовской битве.
АДЖИ: Нет никаких источников! Легенда о Дмитрии Донском сложилась в XVIII веке, когда в России переписывали историю. Начиналось время разгула «немецкой» науки, которую благословил Петр I. С позволения царя немцы, не стесняясь лжи, придумывали историю славянства и чернили историю Великой Степи и весь тюркский народ, составляя нелепицы одну хуже другой.
Сначала было два описания «Мамаева побоища». Первое — откровенно вымышленное, шокировавшее даже Карамзина, второе — более спокойное. Затем «русские немцы» переиначили своего историка Кранца, который в конце XV века написал книгу о Великой Степи, ссылаясь на Линденблатовую рукописную Немецкую хронику. В его «Вандалии» упомянута некая стычка русских и ордынцев осенью 1380 года на Синей Воде. Победили русские, они увели немало скота. Этот эпизод, каких были тысячи, и дал, видимо, начало легенде… Но там вовсе не о Московском «княжестве» шла речь — события происходили около Буга, на его притоке. За русских воевали не московиты, а Белая Русь, которая враждовала и с Ордой, и с литовцами. У нее было свое войско. Но немцы не знали этих деталей.
— Письменные свидетельства — только одно из составляющих информации. Должны были остаться материальные следы сражения, памятники…
КУЧКИН: Ну, если бы мы имели ряд захоронений с вещами второй половины XIV века, то могли бы со всей очевидностью сказать, что битва происходила здесь, и даже говорить о ее течении. Но я думаю, что на Куликовом поле вообще не было захоронений, хотя некоторые материальные остатки там были. Об этом свидетельствуют авторы конца XVIII — первой четверти XIX века. Тогда раскапывали кости, предметы оружия, и потом некоторые предметы хранились в частных коллекциях лиц, имевших поместья на Куликовом поле. В семье Олсуфьевых, например. Но это могли быть и так называемые «древности», которые не получили научную апробацию. Научно достоверных материальных остатков Куликовской битвы мы не имеем.
КАЛЮЖНЫЙ: Для столь грандиозного события, каким его представляют, до нас дошло удивительно мало. Нет ничего на том Куликовом поле, которое за таковое считается. Находки здесь вполне совпадают со средним археологическим фоном региона.
МАЗУРОВ: Это, кстати, общая закономерность: нет никаких следов и крупных западноевропейских сражений. Кстати, когда на документально известном месте Ледового побоища работала комплексная экспедиция, она ничего там не нашла. Почему? Да ведь оружие, снаряжение стоили очень дорого! Все — мечи, щиты, кольчуги, даже наконечники для стрел — тщательно собиралось. А умерших хоронили. Состоятельных людей даже везли хоронить по монастырям, у церквей, которые они основали, где их прародители лежат. Поэтому грандиозных следов сражений ожидать просто не приходится.
— Кстати, сколько времени сохраняются в земле кости?
КУЧКИН: При нормальных условиях — многие тысячелетия. Недалеко от Куликова поля, в Загорске, раскрыта палеолитическая стоянка глубокой древности — орудия труда и захоронения…
— Можно считать, что на знаменитом поле захоронений вообще нет?
ГОРСКИЙ: Так ведь раскопок-то там фактически не проводилось! Было несколько работ разведочного характера.
ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ: Да, никто этим вплотную не занимался. Тот факт, что якобы нет захоронений, следов битвы, нужно очень основательно проверить. Археологические исследования еще предстоит провести, а поскольку там до сих пор располагаются сельхозугодья, то это не так просто.
ВАЛЯНСКИЙ: Захоронений павших на историческом поле вообще нет!
НОСОВСКИЙ: А ведь летописи четко говорят, что на месте Куликовской битвы были массовые захоронения павших воинов. И эти захоронения есть — в Москве. Земля вокруг церкви Рождества Пресвятой Богородицы Старо-Симонова монастыря — огромная братская могила XIV века, эпохи Куликовской битвы. Там и сегодня на пространстве всего в каких-нибудь 10–20 метров выкапывают кости и черепа мешками. Когда завод «Динамо», на территории которого оказался монастырь, проводил строительные работы, то выкопанные кости вывозились грузовиками. А в церкви Рождества Пресвятой Богородицы захоронены Пересвет и Ослябя, герои Куликовской битвы.
— Это вот откуда известно? Есть ли тому документальные подтверждения?
НОСОВСКИЙ: Этот факт известен по традиции, и, насколько знаю, он не оспаривается.
КАЛЮЖНЫЙ: По сообщению Ю. М. Лощица, С.К. Шамбинаго упоминает о рукописных святцах XVII века, в которых записано, что «воины Адриан Ослябя и Александр Пересвет, принесенные с битвы, были схоронены в Симоновом монастыре…». Вся история этого монастыря связана с Куликовской битвой, а сам он, считается, построен за два года до нее. В Симоновом монастыре хранилась икона, бывшая на Поле. Однако надо заметить, что В. Н. Татищев, основываясь на неизвестном источнике, сообщает, что Пересвет пал в бою, а не на поединке. Про Ослябю уже упомянутый Шамбинаго установил: он боярствовал и спустя 15–20 лет после битвы, а в 1397–1398 годах ездил в Царьград.
ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ: Почему они именно там похоронены, — не знаю. И вообще был ли поединок Пересвета с Челубеем — большой вопрос. Но коль скоро в источниках это отразилось, к этому надо проявить должное внимание и не отвергать с порога. Например, в учебнике для 6-го класса я пишу по поводу этого факта: «согласно преданию», и ничего не утверждаю. Кто хочет — пусть верит, кто не хочет — пусть сомневается. Но это должно быть звеном в изучении Куликовской битвы. К преданиям тоже нужно относиться с большим вниманием — даже, может быть, если они не находят документального подтверждения.
КУЧКИН: Участие Пересвета и Осляби в Куликовской битве — факт вполне достоверный. Он фиксируется «Задонщиной», летописной повестью начала XV века. Описывая начало сражения, «Задонщина» говорит так: «Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены…». Но если согласиться с версией «Сказания о Мамаевом побоище», то он должен быть убит до начала сражения. По данным того же «Сказания», Пересвет и Ослябя были монахами Троице-Сергиева монастыря. И если Пересвет был убит на поле Куликовом, то Ослябя остался жить, у него было потомство. Поэтому несколько странно, что существует предание о захоронении их в московском Симоновом монастыре. Данные об этом появляются в очень поздних источниках — ни документы XV века Симонова монастыря, ни документы XVI века о том ничего не говорят. Такие сведения появляются при Екатерине II. С чем это связано? Пока что сказать трудно. И почему захоронение было совершено в Симоновом, а не Троицко-Сергиевом монастыре? Бесспорно одно: если они там и были захоронены, то в совершенно разное время.
— Думается, мы сейчас уже непосредственно подошли к самой битве. А что именно стало ее причиной?
КАЛЮЖНЫЙ: Очевидно, сражение произошло из-за препятствий, чинимых Мамаем торговле Москвы с Крымом. Здесь очень важной представляется история о десяти сурожских — т. е. крымских — купцах, которые, по свидетельству «Сказания о Мамаевом побоище», пошли в поход с Дмитрием: если купцы финансируют войну, то, значит, они видят в Ней выгоду для себя. И они посылают с войском своих наблюдателей. В чем могла быть их выгода? В том, что победой над Мамаем освобождались торговые пути. Ведь Волга была перекрыта Ордой, Днепр контролировался Ягайлой, а теперь еще и мамаевские военные эскапады перекрыли Дон. Князь же имел с торговли налог, и нужно было защищать благополучие купцов. По-моему, всю историю России следует пересмотреть с точки зрения развития торговли.
АДЖИ: Какой торговли?! В ту пору товарно-денежные отношения еще не коснулись Московского княжества — там не было ни армии, ни торговли. Его нельзя именовать «великим»: это был городишко, даже не крепость, с прилетающими деревеньками. Западной заставой ему служил Данин — Звенигород, северной — Дмитров, восточной — Измайлово. Это «княжество» населяло от силы две-три тысячи человек, и здесь со времен Ивана Калиты жили сборщики дани «со всея Руси».
Городишко обрел лицо во времена Батыя, когда пришедшие в Великую Степь монголы стали уничтожать местную аристократию. Тогда часть знати степняков отселилась на север, в Москов, — на земли Владимирского княжества. С этих ордынцев, к слову, и началось российское дворянство. Московиты обязались собирать с Руси дань, и за это их не тронули. Более того, по договору с Ордой сборщикам дани полагался вооруженный отряд охраны, которую выделял хан, — других военных людей на Руси быть не могло, она не имела права иметь войско, и московиты отправляли свою молодежь на службу в ордынскую армию. Роль сборщика дани, дававшая доход и власть над соседями, была привлекательной. Она позволяла что-то собирать сверх меры, что-то утаивать и богатеть на этом. Так городишко Москов и стал признанным политическим и военным лидером на Руси — за счет разорения русских княжеств, за счет служения Орде.
