той дыре. Я тебе очень благодарна. Честно.
— Благодарность на хлеб не намажешь, — невозмутимо перебивает он, вгоняя меня в очередной ступор.
— Ты… ты хочешь денег? — спрашиваю шепотом, судорожно пытаясь вспомнить сколько у меня денег на карте и в копилке. Слезы. У него носки дороже стоят чем все мои накопления.
Демид поднимает глаза к потолку и с тяжким вздохом поясняет:
— Я хочу, чтобы ты со мной поужинала.
Хлопаю глазами, пытаясь осознать услышанное, и никак не могу понять. Наверное, все дело в трусах, которые продолжают мокнуть в его присутствии. Туда явно вытекают мои мозги.
— Поужинать… в смысле поесть?
— Ты чем‑то другим занимаешь за ужином?
Почему в каждом его слове мне чудится какой‑то подвох, двойное дно?
— То есть я должна тебя накормить?
— Непременно.
— Эээ…
Мое замешательство его забавляет. Он наблюдает за моей вытянувшейся физиономией и… улыбается.
Улыбка преображает его лицо. Слетает отчужденность, чрезмерная серьезность, весь этот пафос самодовольного мужика, считающего себя выше остальных.
Эта улыбка завораживает. Я просто зависаю, не в силах оторвать от нее взгляд.
Между нами падает неудобная пауза. Откровенная, на грани, громче тысячи слов. Демид перестает улыбаться и по‑взрослому цепко смотрит на меня, я смотрю на его губы, хотя улыбки больше нет.
Между нами что‑то происходит в этот момент. Что‑то непонятное. Не знаю, что это за чертовщина, но чувствую, как по венам вместо крови бежит чистое пламя. И вижу отблески этого же пламени в глазах у Демида.
Я не выдерживаю первая. Отворачиваюсь. Слишком остро для меня.
С трудом перевожу дыхание и ворчливо соглашаюсь:
— Раз тебе больше негде поесть… Так и быть. Накормлю.
— Лер, это шутка была, — снисходительно поясняет он, — не надо меня кормить. Это я тебя приглашаю.
— Ну уж нет, — тут же упираюсь я. Мне срочно надо сделать все по‑своему, — я сама.
Демид усмехается:
— Как ты себе это представляешь?
— Легко и непринужденно.
Это конечно вранье. Я понятия не имею чем кормить ТАКОГО мужика.
— Без проблем, — он разводит руками, — это даже интересно. Заеду за тобой в семь.
Я чопорно киваю и тяну за ручку.
— А теперь, будьте так добры, выпустите меня из машины.
Не глядя жмёт на кнопку и короткие щелчок оповещает о том, что я свободна.
Мне приходится напрячься, чтобы достойно выбраться из автомобиля. Кто придумал такие высокие пороги?! И что это вообще за мания покупать такие здоровенные, агрессивно дорогие машины?
Впрочем, за рулем другой тачки я его и представить не могу. Сто процентное попадание.
Оказавшись на твердой земле, аккуратно поправляю замявшуюся юбку и иду прочь, старательно не оглядываясь. Даже не подумаю оборачиваться! Пусть довольствуется моей спиной. Представляю, его как его взгляд ползет по лопаткам, спускается ниже, задерживаясь на ягодицах, потом еще ниже по ногам.
Да-да, смотри. Я просто отпадная.
Чувствую себя роковой женщиной, самкой ради которой самцы готовы рога друг другу сшибать. Богиней.
Напоследок все-таки решаю подарить ему снисходительный взгляд королевы.
Оборачиваюсь…
…Двор пуст. Никакой черной машины и ее замороченного хозяина. Я одна. Не считая плавно кружащихся пакетов.
От разочарования, начинают дрожать губы. Как же так… я же старалась. Образ держала. А он взял и уехал.
Чувствую себя глупо. Особенно когда замечаю в окне первого этажа дотошную бабульку. Патруль нравов, мать ее.
Окончательно растеряв весь свой роковой настрой, поспешно заскакиваю в подъезд, хлопнув за собой дверью так, что на всех этажах жалобно звенят стекла.
Глава 5
Лера
Дома меня ждет допрос.
Сестра, как всегда, все видит, все замечает и мое появление в нашем убогом дворике на черном полированном коне не остается без внимания.
— Кто это тебя привез, Лерочка? — она начинает допытываться, стоит мне только переступить через порог.
— Никто.
— Ле-е-ера-а-а! — угрожающе тянет Алиса, когда я прохожу мимо нее и скрываюсь в ванной.
Показываю язык сначала ей через закрытую дверь, потом своему собственному отражению в зеркале. Видок у меня так себе, на роковую женщину, которой я себя мнила десять минут назад, совсем не тянет. Наверное, все дело в выражении глаз, каком-то лихорадочном, беспомощном. Да меня всю лихорадит после общения с Замороженным! Сердце колотится где-то во рту и одновременно под коленками, ладошки дрожат, и дыхание такое… с надрывом.
Меня все еще злит, что он уехал. Как он вообще мог уехать?! Это выше моего понимания. Мы еще не закончили, еще общались, хоть я уже и уходила. Он должен был подыграть! Провожать меня задумчивым взглядом, сгорая от желания посадить обратно в машину и увезти в счастливый закат.
Так вопила маленькая капризная девочка внутри меня. Ее обломали, она возмущалась. Все правильно.
Но какая-то рациональная зануда, сидящая глубоко в печенках, монотонно бубнила, что это не студентик, а взрослый дядька. И взрослым дядькам некогда заниматься такими глупостями. Но тут еще подключилась внутренняя богиня, уверенная в своей неотразимости, и в том, что уж ради нее прекрасной точно можно отложить все дела и выделить полчаса на томные взгляды и восторженные охи-вздохи. В общем, зануда отступила, а я придушила свой внутренний зоопарк, помыла руки и, еще раз показав себе язык, вышла из ванной.
На кухне меня ждала кружка чая и не в меру любопытная Алиса.
— Рассказывай!
Ни с кем до этого я не обсуждала Демида, а обсудить хотелось. Даже, наверное, похвастаться хотелось, поэтому я уселась за стол, подвинула кружку и вооружившись шоколадной печенькой начала рассказывать.
Приврала, конечно. Куда же без этого. Про то, как меня накачали в клубе, и как я ночевала у него дома — ни слова. Как и про выходку с мелочью под лобовым стеклом.
В итоге оказалось, что рассказывать не так уж и много. Познакомились в клубе, он спас меня от хулигана, а через два
