смерти в лицо. Как и всегда боялись.
Её слова доносились до меня как завывания ветра: дули прямо в ухо, но были нечёткими, нереальными, словно кто-то говорил из сна, а когда проснулся – в голове остались лишь обрывки, как в гневе разорванная ткань. Ничто не хотелось задерживаться в моём сознании, как бы самоотверженно я ни пыталась зацепиться хоть за какое-то предложение. Мне просто не хотелось верить. Истина… впервые я яростно отказывалась знать правду.
Нет, нет, нет, этого не может быть! Нет!
Человечество не умрёт. Никто не умрёт. Ни мама, ни Хэмфри, ни Ричелл, ни я, ни кто-либо другой, ни тем более Джозеф. Особенно Джозеф.
Он не мог умереть. Не мог.
Я вышла из раздевалки в тот же миг, когда эта мысль сформулировалась на кладбище моего сознания. Сердце колотилось о рёбра так, словно я только что отправила в нокаут ещё одного своего противника. Руки – дрожь. Мысли – хаос. Сердце – кровь. Чувства… распирали горло, будто меня заживо сжигали на костре посреди гробов моей чёрной души.
Что это? Страх? Снова страх?
Чёрт.
Почему я снова боялась? Что сломалось во мне, отчего я впервые стала чего-то бояться? Почему… так страшно? Почему?
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
– Хэй, Делора, у тебя всё в порядке?
Весёлый, ещё довольно детский голос привёл меня в себя. Не стоило показывать свою слабость, не стоило. Надо стать сильнее. Но разве не для этого я сюда пришла? Для этого. Тогда что же пошло не так?
Всё.
– Разумеется, – я через силу усмехнулась, пытаясь успокоиться и остановить такой непривычный поток вопросов.
– Ты побледнела, – Ченс подошёл ко мне ближе и протянул бутылку. – Я взял тебе вино, как ты и любишь.
– О, ну с вином мне ещё лучше станет.
Благодарно кивнув, я взяла из его рук алкоголь и, открыв бутылку, сделала несколько блаженных глотков. Жадно, чётко и быстро – я и не заметила, как страдала жаждой после нескольких боёв. Спирт ударил в голову почти сразу, но я привычно не обратила на это внимание и посмотрела на Ченса. Тот глядел на меня со своей «супер соблазняющей» улыбкой, хотя только он сам считал, что так красиво улыбался, и поправил свою красную шапку, которую носил в любое время года, какая бы погода ни стояла. Из-под головного убора торчали чёрные непослушные волосы, на узком, довольно маленьком лице ярко выделялись в темноте коридора светло-зелёные глаза, кожа так и не стала загорелой, а низкорослое тело более накаченное или высокое, как бы он ни старался выглядеть «свежее и круче». Ему было всего пятнадцать лет, а познакомилась я с ним ещё очень давно: как-то один раз надрала зад его обидчикам, а затем мы стали чаще видеться в барах или в клубах.
Друг? Возможно. Однако так таковым мне никогда не хотелось называть Ченса.
– Я тут забрал все ставки, как и всегда. В этот раз получилось даже больше, чем в предыдущий, – он протянул мне пластиковый стакан с деньгами в прозрачном мешочке, который я взяла и кинула себе в рюкзак.
– Неужели люди решили расщедриться? – криво усмехнулась я, выходя с Ченсом на улицу через чёрный выход.
Удивительно, но я не осталась на празднование своей очередной победы, не стала напиваться до беспамятства. И вовсе не из-за того, что завтра надо было в школу – с оценками у меня никогда проблем не было – а скорее из-за едкого осадка на душе, который стал ещё больше после разговора с Ричелл, словно кто-то наваривал из моих чувств ядовитое зелье для наивных людей. Взять и убить их всех.
Ха-ха, забавно.
– Сейчас деньги мало кому нужны, как бы дико это не звучало, – весело сказал Ченс, прыгающим шагом идя чуть впереди меня. – Такая херня сейчас творится в мире, что экономить на будущее не особо-то хочется. Хрен его знает, будет ли это будущее вообще.
– Ты о пожарах? – мне не хотелось в очередной раз говорить на эту тему за этот очень длинный день, но надо было выяснять подробности, чтобы попытаться спасти себя и… Джозефа.
– Да, и о болезни тоже, – улыбнулся юноша, совершенно не задумываясь над своими словами. – Знаешь, говорят, что сейчас люди горят чуть ли не как Человек-факел из «Фантастической четвёрки».
– Или ты просто насмотрелся опять фильмов, – не поверив ему, мрачно сказала я и сделала ещё несколько глотков вина.
Уже слегка пошатывало, а в голове закружилось: так и казалось всё странным, особенно этот унылый снег и чёрные, как дёготь людских мыслей, участки неба, виднеющиеся между толстыми облаками, из которых даже в глубокий вечер падали снежинки. Собственно, как и всегда. Ничего нового для Колдстрейна. Ничего нового в этой никчёмной, совершенно бессмысленной жизни. Так и зачем так отчаянно цепляться за неё? Страшно не умереть – страшно знать, как будут страдать от этого те, кто тебя любит.
Вот поэтому человек так и боялся умереть.
– Ну, и это тоже, – не стал отрицать Ченс, ухмыльнувшись. – Но от Ричи и не такого наберёшься. Она пока не вышла с тобой на ринг, постоянно разговаривала со мной на эту тему. Типа говорила, что сама заразилась этой некой «болезнью».
Я вспомнила её абсолютное безразличие ко всему, это чистой воды равнодушие. Глядя тогда на неё, так и хотелось сказать, что если бы у эмоций были цвета, то они стали бы серыми. Блеклыми. Нечёткими. Не невидимыми, но выцветшими.
Как наш грёбаный мир.
– И ты в это веришь? – я заторможено глядела в его красную шапку, пытаясь сохранить трезвость.
– Чисто по приколу верю, надо же как-то разнообразить свою жизнь, – совершенно ни к чему рассмеялся Ченс, чем напомнил мне Филис. А воспоминание о ней и о том, как я ей сегодня нагрубила, отозвалось в груди острой болью. – Я бы хотел стать Человеком-факелом! Хотя летать вряд ли смогу, но вот огнём было бы круто управлять! А ты сама в это веришь?
– Не знаю, – честно призналась я.
Болела голова – то ли от алкоголя, то ли от непонимания происходящего. А скорее от того и другого. Представляю, как сейчас выглядела: на сухие длинные волосы падал снег, под тёмно-зелёными глазами синяки от недосыпа, нос с горбинкой и кольцом в левом крыле весь в засохшей крови, потому что я не вытерла её; на тёмном фоне одежды бледная кожа казалась почти белой, из-за чего терялись на сильном, немного широкоплечем теле многочисленные шрамы, в том числе и тот, что тянулся на правой щеке; красноватые сухие губы
