Флажками охотники называют лоскутки яркой, в основном красной, ткани, прикрепленные к веревкам или тонким палочкам, огораживающим территорию обитания стаи. Посторонние предметы, а также следы, оставленные людьми, настораживают и отпугивают зверя. Встревоженный волк начинает искать лаз и, не смея переступить флажки, сам выбегает на стрелковую линию.
В естественных условиях волки обычно воют после заката и до рассвета — в период их наивысшей активности. Днем же они отдыхают и «переговариваются» только при крайней необходимости коротким подвыванием или взвизгиванием.
Вой и поскуливание для волка — это их язык. В нем содержится и угроза, и тоска, и просьба о помощи, и победный клич. Волчий хор чаще всего можно услышать зимой, когда животные устраивают коллективную охоту на крупных копытных животных. Мощным слаженным хором они сообщают другой стае о том, что кормовые угодья заняты. Если же охотящаяся стая молчит, значит, она либо малочисленна, либо находится в засаде. Волки-одиночки не воют никогда.
Способность слухового аппарата волков такова, что они могут абсолютно точно определить местонахождение источника звука, находящегося на расстоянии нескольких километров от них. Волчица «на выданье» воем подзывает самца до тех пор, пока не услышит его отзыв, после чего замолкает в ожидании.
Вожак ест первым, остальные в некотором отдалении ожидают, когда он насытится. За один присест голодный волк может съесть до 10 кг мяса. Остатки же добычи они прячут в тайниках, возвращаясь к ним по мере необходимости.
Полярный волк — наиболее крупный представитель волчьего семейства. Этот обитатель полярной тундры обладает роскошной, почти белой шкурой. Высота полярного волка в холке достигает 90 см, длина тела — до 180 см, а вес — до 90 кг.
На 9—12-й день глаза у волчат открываются, они встают на лапы и начинают пробовать ходить, а через 3 недели — появляется интерес к окружающему миру. Первое время волчица постоянно находится при щенках, о ее пропитании заботится отец, принося еду в желудке и отрыгивая ее прямо перед ней. Через 2—3 месяца окрепшие волчата покидают логово и вливаются в стаю, продолжая жить вместе с родителями еще несколько лет.
Волки очень выносливые животные. Они могут подолгу бежать рысью со скоростью 9 км/ч, выискивая жертву, а обнаружив ее, преследовать с утроенной скоростью и уже в момент нападения развить ее до 60 км/ч. Большой удачей для волков становится возможность после многочасового или даже многодневного преследования обманными маневрами загнать и убить несколько наиболее слабых животных стада.
Серого волка защищает от мороза густой, жесткий, отталкивающий воду мех длиной около 8 см. Хвостом, покрытым еще более длинным мехом, зверь, спящий на снегу, прикрывает подошвы лап и кончик носа. Средняя длина тела серого волка без хвоста — от 1 до 1,5 м. Рост в холке — от 60 до 75 см, а вес — от 45 до 50 кг.
Жизнь этих хищников целиком зависит от охоты, причем делать это они предпочитают на своей территории, границы которой строго ими охраняются. При нарушении их чужой стаей между хозяевами и чужаками происходят жестокие схватки, заканчивающиеся изгнанием слабейших.
Все самцы стаи безоговорочно подчиняются ее вожаку, он же считает своим долгом постоянно напоминать своим «вассалам» о собственном превосходстве, периодически порыкивая на них и даже кусая. Те же, демонстрируя полное смирение, прижимают уши и падают перед ним на землю, после чего стараются поскорее убраться с глаз долой.
Вероника Елина
Архив: Забытая экспедиция
В летописи географических открытий и исследований немало страниц, вписанных русскими экспедициями, работавшими в самых разных районах земного шара. Многие из них состоялись более полутора столетий назад, но их результаты до сих пор не только не потеряли своего значения, но и продолжают удивлять поистине титаническим масштабом проделанной работы, ее скрупулезностью, точностью и редкой широтой интересов. Между тем имена и деяния былых исследователей подчас преданы забвению и остаются неизвестными не только широкой публике, но и специалистам, пользующимся материалами канувших в Лету путешествий.
Именно такая судьба была уготована первой русской экспедиции в Бразилию, состоявшейся в 1821—1828 годах под началом академика Григория Ивановича Лангсдорфа, добившейся блестящих результатов. Ее участники преодолели по суше и воде более 15 000 км, впервые осуществив комплексное изучение Бразильского нагорья и речных систем Амазонии – верхней Параны, верхнего Парагвая и Тапажоса. Даже в наше время маршрут экспедиции выглядит весьма не простым, а 180 лет назад для горстки энтузиастов, очутившихся в краю дикой, почти нетронутой человеком природы, этот путь оказался полным лишений. На фоне мучительных каждодневных трудностей, которыми изобиловал их маршрут, колоссальное наследие, оставленное экспедицией, выглядит еще внушительнее. Исследователю и его сподвижникам удалось создать коллекции, ставшие ядром южно-американских собраний академических музеев России.
Георг Генрих Лангсдорф, известный в России как Григорий Иванович Лангсдорф, родился в 1774 году в немецком городке Вёлльштейн.
В 1793-м он поступил в Гёттингенский университет и в 1797-м получил степень доктора медицины. Гёттингенский университет переживал в ту пору период расцвета, и студенты получали великолепное образование. Среди профессоров Гёттингена особым почетом и уважением пользовалось имя Иоганна Фридриха Блуменбаха — всемирно известного антрополога, физиолога, основателя целой школы естествоиспытателей. Именно его яркие запоминающиеся лекции в значительной мере предопределили интересы Лангсдорфа.
В 1802 году он стал иностранным членом-корреспондентом Петербургской Академии наук.
В 1803—1805 годах Лангсдорф принял участие в первом русском кругосветном плавании. В составе этой экспедиции он оказался лишь благодаря собственной настойчивости. Когда известие о готовящемся плавании дошло до Гёттингена, экспедиция уже была полностью укомплектована, а корабли готовились выйти в море. Тем не менее ученый решил во что бы то ни стало присоединиться к экспедиции. Не теряя ни минуты, он отправляется в Копенгаген, где рассчитывал застать русские корабли, и предстал там перед И.Ф. Крузенштерном и Н.П. Резановым с настойчивой просьбой взять его в плавание. Дело осложнялось тем, что Лангсдорф не состоял на русской службе, а следовательно, жалованья ему не полагалось, кроме того, натуралистом экспедиции уже был назначен лейпцигский ботаник В.Г. Тилезиус.
Однако бескорыстие Лангсдорфа и его необыкновенная преданность науке произвели на обоих руководителей экспедиции неизгладимое впечатление. «Сильная страсть его к наукам, убедительная, без всяких требований просьба и, наконец, рекомендация нашей академии, которой он корреспондентом», явились, по мнению Резанова, достаточными основаниями для того, чтобы принять ученого натуралистом на «Надежду». «Ревность сего ученого» и его настойчивое желание «победить невозможности» отмечал и Крузенштерн. Так, уже в день своего приезда Лангсдорф стал участником экспедиции. «Радость и благодарность Лангсдорфа нелегко описать, — писал Крузенштерн. — Он заявил о своей готовности по возвращении возместить то золото, которое он потратит, из своих средств, если император ничего не сделает для него». А пока нового натуралиста «Надежды» согласились субсидировать Крузенштерн и Резанов.
Благодаря участию в этой экспедиции Лангсдорф сумел объездить полсвета — он побывал на Канарских и Маркизских островах, в Бразилии и Японии, на Камчатке и Аляске, в Калифорнии, а также проехал сухим путем от Охотска до Петербурга. По записям, сделанным исследователем, можно судить, сколь широк был круг вопросов, которыми он занимался во время путешествия. Зоологические, минералогические, ботанические наблюдения соседствуют с материалами по лингвистике и страноведению.
Приводятся уникальные для того времени сведения об атмосферном давлении, температуре и влажности воздуха, температуре и уровне солености океана. Впрочем, ничуть не меньше различных природных явлений его интересовали также уклад жизни местного населения, особенности одежды, питания, ремесел, земледелия, скотоводства, способов охоты, рыбной ловли, а также всевозможные сведения о судоходстве, торговле и промыслах. И везде ученый неутомимо пополнял собираемые им коллекции насекомых, растений, животных и рыб.
В дневниковых записях его товарищей по путешествию Лангсдорф предстает то как хирург, оперирующий больных, то как естествоиспытатель, практически лишивший себя сна, для того, чтобы в течение трех месяцев ежечасно записывать показания метеорологических приборов, то как погонщик собачьей упряжки, на которой он ездил по Камчатке, то как этнограф, тщательно зарисовывающий татуировки жителей Маркизских островов.
