– Спасибо. Жрите без меня.
Казалось, он огреет меня тростью. Но он (то ли благоразумие возобладало, то ли я был ему зачем-то нужен) лишь приказал:
– Ты поедешь.
Вася, которому хорошо было известно, чем все могло кончиться, пробормотал:
– Ну, блин, Пал Тимофеич…
Игнат поспешно предложил:
– Отстань, Хлыст. Человек не голоден, у него диета. Поехали, пора сделку обмыть.
Но господин с тростью, похоже, сделался невменяем. Глаза его присосались ко мне, как пиявки, губы подрагивали от злости:
– Лезь в машину. Нужно обсудить кое-какой проект. Не залупайся, фраер.
Возможно, у Павла Тимофеевича временно помутился рассудок… Возможно, он просто не переносил ни в чем отказа. Копаться в этом у меня не было ни малейшей охоты. Я взглянул на побледневшего Папаню:
– Надрать бы тебе уши, Игнат. И за приглашение в «Арагви», и за случайную эту встречу.
Игнат промолчал. Еще бы! Ему с милым этим дядюшкой предстоит деньги делать, и небось немалые. Ладно, мне-то что? Я направился к своему «жигуленку».
– Стой! – приказал Павел Тимофеевич. И, поскольку я не внял, крикнул одному из охранников: – Давай, Гринь! Ткни его мордой в дерьмо!
На что Игнат угрюмо заметил:
– Хлыст, я тебя предупреждал.
На пути моем возник амбал, меланхолично жующий жвачку. На сонной его физиономии читалось: «Мне лично ты – до фени. Но раз хозяин приказал…» Он встал в низкую стойку и приготовился к атаке. Боже, как все они надоели! Сколько их было за двести с лишним лет!.. Я дал ему шанс.
– Тебе за это не платят, – сказал я. – Ты не обязан выполнять прихоти клиента.
«Клиент» хохотнул за моей спиной:
– Давай-давай, проповедуй. Вмажь ему, Гриня!
Мой призыв к благоразумию пропал втуне. Парень выбросил правую ногу, целя мне в лицо. Я отклонился, не сходя с места, и уведомил:
– Какую ногу поднимешь, ту и сломаю.
Не знаю, серьезно ли он отнесся к моим словам, однако жвачку выплюнул. Затем сделав руками обманку, левой ногой попытался ударить меня в голень. В момент его движения я сам нанес ему удар под колено. Послышался короткий хруст. Он завалился с воплем набок, обхватив сломанную ногу. Все это было до тошноты глупо и предсказуемо. Но, как обычно, урока никто не извлек.
Пока охранники суетились вокруг подбитого коллеги, а Игнат с Васей пытались урезонить бесноватого Павла Тимофеевича, сей последний, не желая вовсе урезониваться, издал воинственный клич:
– Серый, давай! Уделаешь его – проси что угодно!
И, разумеется, Серый не устоял. Обогнав меня возле «жигуленка», он заслонил водительскую дверцу. Детина был приземист и широк в плечах. Ухмыляясь кривыми зубами, он вступил со мной в переговоры:
– Давай без карате-шмарате. Согласен?
– Можем вообще разойтись миром, – предложил я.
Он мотнул квадратной башкой:
– Не-а, драться будем. Но давай боксом, до нокаута. Согласен?
Ну до чего славный парень. Передо мной покачивался и приплясывал типичный полутяж, вес которого превышал мой килограммов на десять. И вот, стало быть, этот умник предлагал мне биться по-джентльменски против пудовых его кулаков. И, что забавно, он почему-то рассчитывал на мое согласие. Я бы оказался скотиной, если б его разочаровал.
– Идет, – кивнул я. – Бью в солнечное сплетение, минут за десять очухаешься.
Он заухмылялся и восплясал пуще прежнего. После чего попытался достать меня джебом. Затем согнулся пополам и рухнул на щебенку, не успев заметить, что с ним произошло. Мышцы живота у него были как литые. Но не для Мангуста. Надо ли говорить, что никакой радости от победы я не ощутил? Только грусть и горечь. Всегда только горечь.
Галдящие за моей спиной «зрители» в недоумении примолкли: как-то слишком быстро свалился Серый, не оправдал ожиданий. Открыв дверцу «жигуленка», я оглянулся. Папаня с Васей понуро уперли зады в «Мерседес». Они опасались моего гнева. Зря.
А Павел Тимофеевич, господин с тросточкой, не опасался ничего абсолютно. Более того, как ни странно, он выглядел довольным. Вот его я бы взял за горло… Однако сел в машину и уехал.
– Не хвали меня, Стив Пирс. Я отпустил мерзавца не потому, что сохранил хладнокровие воина, и не из уважения к заповедям Мангустов. Я не прибил господина с тросточкой лишь потому, что мне было жаль его охранников, которых пришлось бы заодно покалечить. Но для тебя, учитель, в этом все же есть утешение: школярские мои выходки иногда совпадают с правилами.
ГЛАВА 8
Гоня по нагретому асфальту к дому, я с досадой думал о том, что не продвинулся ни на шаг. Что сообщил мне Папаня об отморозке, именующем себя Французом? Дерется, как смертоносная машина. Ладно, положим, это кое-что. Но где искать этого ниндзю?
Было полтретьего пополудни. Солнце пекло умеренно, без напряга, и языки встречных собак не вываливались от жары. Язык готов был вывалиться у меня от этих головоломок. Даже ветерок, врывающийся в окошко, ничуть не освежал.
Допустим, мой двойник и есть Француз-отморозок. Что говорит в пользу этой версии? Он полная моя копия, это раз. Хочет меня изгнать и называться моим именем, это два. Дерется опять же: выдержал около минуты поединка со мной – не фунт изюма. И все-таки не верю. Почему? Глуповат, неуравновешен… Если б только это. Несамостоятелен, наверняка работает на того хмыря в полотняном костюме… Так-так, теплее. Он знает, что уступает мне в драке, но абсолютно уверен в своей неуязвимости. Еще теплее. Он ведет себя так, будто убежден, что я не сдам его в милицию. Интересно, с какой стати? Может, в этом вся закавыка?
Приближаясь к дому, я въехал в безлюдную улочку с односторонним движением. И на тихой этой улочке, припарковавшись на тротуаре, меня поджидал, мать его, красный «Москвич». Чтоб не оставалось сомнений, что это именно тот «Москвич» и приехал он по мою душу, из него вышла капитан Сычова и встала на проезжую часть: мол, вылезай, гад, твоя песенка спета. Ей-богу, до вчерашнего понедельника я мог бы посетовать на некоторую монотонность жизни.
Притормозив, я выглянул из окна.
– Светлана Анатольевна, хотите, повешусь на это столбе?
Казалось, она обдумала мое предложение.
– Выйди, поговорим. Пять минут, не больше. – В голосе ее прозвучало едва ли не извинение.
Что делать? Я припарковался рядом на тротуаре и, выходя, указал на свои часы.
– Время пошло.
Сычиха окинула меня хмурым взглядом. Будто решала в уме задачу, в которой я был одним из неизвестных.
– Что стоять, – буркнула она, – давай пройдемся.
– Под ручку? – уточнил я.
– В теньке походим, – проигнорировала она шутку. Очко в ее пользу.
Красный «Москвич» был пуст: других сотрудников МУРа не наблюдалось. Улочка также была пуста, словно в испанском городке в часы сиесты. И девушка в джинсах, офицер уголовки, приглашала меня прогуляться. Обстановка напоминала кадр из мистического триллера.
– Ладно, – кивнул я. – Только без предисловий.
Мы перешли на другую сторону улочки, в тот самый тенек. И Сычиха взяла быка за рога:
– Один вопрос и деловое предложение…
– Стоп! – перебил я. – Сперва мой вопрос.
Ее серые глаза блеснули сталью. Ну конечно, вопросы здесь задает она.
– Слушай, я не уполномочена…
– Светлана Анатольевна, либо вы отвечаете, либо приходите с ордером. Часы, между прочим, тикают.
Она так напряглась, словно прикидывала, расстаться ли ей с невинностью сейчас или отложить на после обеда. Практические соображения победили.
– Задавай, – разрешила она с неохотой.
– Кто такой Павел Тимофеевич и почему вы обозвали его Хлыстом?
Ее удивленный взгляд выразил облегчение.
– Ах, заступничек твой… Хлыстин – то ли вор в законе, то ли сам по себе – толком неизвестно. Первый такой случай на моей практике. У Хлыста корпорация под названием «Стратосфера»: цветные металлы, элитное строительство, лекарства, бензин, сеть супермаркетов. Это легально. А что подпольно – сам черт ногу сломит. К Хлысту не подступиться: он и группировки в кулаке держит, и в правительство дверь коленом открывает. Гнида редкая, но ухватить его… не знаешь даже, с какого бока. Притом в такое дерьмо ухнешь…
– Понятно, – ввернул я. Хоти ни шиша мне не было понятно. – Я-то ему на кой?
Сычиха пристально на меня посмотрела:
– Это и меня интересует, Француз. Очень интересует.
Я пожал плечами:
– Полагаю, скоро выяснится. Ладно, Светлана Анатольевна, ваша очередь.
Мы прохаживались по тротуару туда и обратно. Не сводя с меня взгляда, Сычиха вдруг улыбнулась. И опять нельзя было не заметить, что улыбка чертовски ей шла.
– Где ты был вчера с десяти до часу ночи? – спросила эта милицейская стерва.
Я и бровью не повел.
– Дома. Подтвердить может только жена. Простите, мне очень стыдно.
На иронию Сычиха не прореагировала, лишь кивнула с таким видом: дескать, чего от тебя еще ждать. И сказала:
– Жена у тебя – глаз не оторвать. Я сперва аж обмерла от зависти.
