Чем больше я думал о том пироге, тем отчетливее я понимал, что нужно делать.
Я сделал несколько шагов к Aмме и ее пирогу, махающей вокруг защитной ложке — и засунул свою руку в Шоколадный торт настолько, насколько мог. Это не было легко — было такое чувство, что я пытался захватить горстку цемента за несколько минут до того, как затвердеет тротуар.
Но я все равно это сделал.
Я захватил большой кусок шоколадного торта, позволяя ему завалиться на сторону и соскользнуть на плиту. С тем же успехом, я мог бы откусить от него … зияющая дыра в пироге больше всего напоминала именно укус.
Гигантский призрачный укус.
"Нет." Эмма смотрела, широко раскрыв глаза, держа ложку в одной руке, а фартук в другой. "Итан Уэйт, это ты?"
Я кивнул, хотя она не могла видеть меня. Она должно быть почувствовала что-то, хотя бы потому что, она опустила ложку и опустилась в кресло напротив меня, позволяя слезам течь, как ребёнок кричит в церкви. (?)
Между слезами, я слышал это.
Всего лишь шепот, но я слышал его так же ясно, как если бы она кричала мое имя.
"Мой мальчик."
Её руки тряслись, когда она вцепилась в край старого стола. Эмма, возможно, одна из величайших провидцев из прибрежных округов. но она все ещё Смертная.
Я стал чем-то другим.
Я положил свою руку поверх её, и я мог бы поклясться, она сунула пальцы между моими. Она немного покачивалась в кресле, как делала, когда пела гимн, когда ей нравился или она просто хотела закончить особенно тяжелый кроссворд.
"Я скучаю по тебе, Итан Уэйт. Больше, чем ты думаешь. Не могу решить свою головоломку. Не могу вспомнить, как приготовить жаркое." Она вытерла рукой глаза, оставив ее на лбу, как будто у нее болит голова.
Я тоже скучаю по тебе, Эмма.
"Не отходи слишком далеко от дома, не сейчас. Ты слышишь меня? Я должна кое-о-чем тебе рассказать в эти дни."
Я не буду.
Люсиль облизала лапу и забросила ее на уши. Она спрыгнула со стола и взвыла в последний раз. Она начала выходить из кухни, останавливаясь только, чтобы оглянуться назад на меня. Я мог услышать то, что она говорила,так же ясно, как будто разговаривала со мной.
Хорошо? Пойдем. уже. Ты тратишь мое время, мальчик.
Я повернулся и обнял Эмму, обхватив своими своими длинными руками ее крошечное тело, как делал это уже много раз.
Люсиль остановилась и подняла голову, ожидая. По-этому, я сделал то, что делал всегда, когда дело касалось этой кошки. Я встал из-за стола и последовал за ней.
Разбитые бутылки.
Люсиль поцарапала дверь в комнату Аммы, и она открылась. Я проскользнул через щель в двери сразу после кошки.
Комната Аммы выглядела и лучше и хуже, чем она была в прошлый раз, когда я видел ее, в ту ночь, когда спрыгнул с водонапорной башни. Той ночью, баночки с солью, речными камнями, и грязью из кладбища — столь многие компоненты из очарования Аммы — отсутствовали на своих местах на полках, наряду с по крайней мере двумя дюжинами других бутылок. Ее "рецепты" из книги были разбросаны по всему полу, без единого очарование или куклы в поле зрения.
Комната была отражением состояния духа Аммы - потерянность и отчаяние, которые больно вспоминать.
Сегодня она выглядела абсолютно по другому, но насколько я мог сказать, комната была все еще полна того, что Амма чувствует внутри, вещи, которые она не хотела, чтобы кто-то видел. На двери и окна были наложены очарования, но это не старые очарования Аммы, которые были так же хорошими по мере их поступления, эти были еще лучше — камни сложно выложенные вокруг кровати, связки боярышника, привязанные вокруг окон, нити бусинок, украшенные крошечными серебряными святыми и символами, закрепленные петлей вокруг столбиков кровати.
Она упорно трудилась, чтобы сохранить что-то.
Банки по-прежнему стояли в куче, как я их и помнил, но полки не были больше голыми. Они были заставлены стеклянными коричневыми, зелеными и синими бутылками, покрытые трещинами. Я сразу же их узнал.
Это были бутылки с дерева в нашем саду.
Амма сняла их. Возможно она больше не боялась злых духов. Или, может быть, просто боялась поймать не того.
Бутылки были пусты, но каждая из них была закупорена пробкой. Я коснулся с одной стороны небольшой голубовато-зеленой бутылки с длинным горлышком. Медленно, и с о такой же легкостью, как если бы я толкал Колотушку на верх по холму в Равенвуд в летний день, я зацепил край пробки на бутылке, и комната начала исчезать ....
Солнце припекало, болотный туман, повышался, как призрак, на воде. Но маленькая девочка с опрятными косичками знала об это лучше. Призраки были созданы из больше, чем пар или туман. Они были так же реальны, как и она, ожидая свою древнюю бабушку или тетушек, чтобы позвать их. И они были точно такие же, как и при жизни. Некоторые были дружелюбны, как девочки, которые играли в классики, и кошка в колыбельки возле них . Но другие были противны, как старик, который бродил по кладбищу в Ручье Болотной птицы всякий раз, когда там был гром. Так или иначе призрак мог быть полезным или злобным, в зависимости от настроения или того, что ты мог им предложить. Это всегда была хорошая идея принести подарок.
Дом был просто на холму возле ручья, как синий маяк в непогоду, ведя и мертвых и живых назад домой. Всегда свеча стояла на окне после наступления темноты, ветер перед дверью взвывал, и пирог с орехами был в лотке на случай, если кто-то приехал и позвонил. И кто-то всегда приезжал и звонил. Люди проходили милю за милей, чтобы увидеть Суллу - Пророка. Они называли ее пра-пра-пра-бабушкой потому, что многие из ее предсказаний сбылись. Иногда они даже спали на маленькой лужайке перед домом, ожидая шанс увидеть ее. Но девочке, Сулла была просто женщиной, которая рассказывала ей истории и научила плести кружево и мазать корочку пирога маслом. Женщина с воробьем, который влетел в окно и сел прямо ей на плечо, словно на сук старого дуба. Когда она подошла к входной двери, девушка остановилась и разгладила свое платье прежде, чем войти :"Бабушка?". "Я здесь, Амария."
Ее голос был ровный и низкий — “Небеса и мед,” так его называли люди в городе. В доме было только две комнаты и небольшая кухонька. Главная комната была там, где Сулла работала, читая карты Таро и готовила травы для чарования, поддержки и исцеления. Стояли стеклянные баночки с заготовками на всех полочках, заполненные всем на свете от гамамелиса и ромашки до перьев ворон и земли с кладбища. На нижней полке была одна баночка, которую Эмарии разрешали открывать. Это была маслянистая карамель, обернутая в толстую мелованную бумагу, закрепленная воском. Доктор, который жил в Монкс-Корнере, приносил им ее всякий раз, когда приезжал за мазью и гаданием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
