Мартену увидела, сразу поняла – профурсетка та еще. Ну знаете, оно ж видно, по лицу да по глазам, что за девица. Я так про любую сказать могу.
Я прищурилась, а старушка покосилась на меня и заюлила:
– Вот вы, сразу ясно, женщина приличная. И красивая, и вежливая, и при достатке. А нашему Честеру не повезло. Хоть сначала смотрелось все очень пристойно. Она вся такая цаца, в платьях, всегда дома, всегда с ужином ждет. Но перед самой свадьбой вдруг выясняется, что эта Мартена в молодости…
Женщина выдержала драматическую паузу, сделала огромные глаза и шепотом закончила:
– …работала в столичном борделе. И совсем не уборщицей.
– Серьезно? – удивилась я. – А это как выяснилось? Достоверно или так, сплетни принесли?
– Да что там сплетни, – она махнула рукой. – Такой скандал был, на весь двор. В общем, перед самой свадьбой к этой Мартене заявился мужик. И оказалось, что это ее бывший клиент. Он в нее еще в Эндерсе влюбился, даже замуж позвал. А она не захотела идти за того, кто знал, чем она занималась. Решила начать новую жизнь, уехала сюда, в Малейн, и подцепила Честера. А кавалер ее и у нас нашел. Стоял тут под окнами, в любви признавался.
– Надо же.
– Как есть вам говорю. Мартена та, конечно, кричала, что все в прошлом, но Честер ее прогнал. Да и как не прогнать? Зачем ему девка, через которую полстолицы прошло?
– И в процессе «изгнания» лен Ков нанес ей телесные повреждения средней тяжести, – заметил Риан.
– Ну… – старушка заерзала. – Ну нанес. Зуб ей выбил и нос того… сломал. Ну а что такое? Вспылил, с кем ни бывает. И этой Мартене уехать бы спокойно, нос лечить, так она на Честера заявление накатала. Вот его и посадили.
– А что стало с самой Мартеной? – спросила из любопытства.
– Уехала, – женщина равнодушно пожала плечами. – Вроде бы даже с тем своим кавалером.
– Значит, Ков отсидел весь срок. После чего он продал квартиру и тоже уехал, – кивнула я. – Не говорил, куда именно?
– Нет. Я его и не видела после тюрьмы. Эх, такого мужчину какая-то курица попортила.
– Что ж, спасибо за рассказ, – оборотень допил чай и поднялся. – Вы нам очень помогли.
– Так а что вам от Честера надо-то? – спохватилась старушка, семеня за нами в прихожую.
– Тайна следствия, лена. Тайна следствия.
Домой мы ехали молча. Усталость накатывала волнами, а голова была забита мыслям, которые крутились в каком-то хаотичном водовороте. Что же с тобой случилось, Честер Ков? Мы сегодня столько всего раскопали, но это ни на шаг не приблизило нас к ответу на этот вопрос. Все ниточки обрывались и было просто не понятно, за что хвататься дальше. Моя работа никогда не была скучной или однообразной, но раньше все было однрзначно, даже предсказуемо. А сегодняшняя растерянность угнетала.
Наверное, поэтому я отказалась от приглашения Тагриана поужинать, не стала заходить к Юссе, а просто поднялась к себе. Дома приняла душ, съела ужин, даже не обращая внимание на то, что ем, и упала на кровать.
Честер Ков, Честер Ков… Скромный тихий редактор, который может быть первый раз в жизни вспылил, когда узнал о прошлом невесты, и попал из-за этого в тюрьму. Потом продал квартиру и уехал, явно не желая жить там, где все знают о его позоре. Вполне логичное желание. Значит, он уехал в… как его, Келтон, немного прожил там, перебрался в Оксвил, где и осел.
Сколько же времени в Кове могла сидеть Гниль? По статистике, последствия для здоровья начинают проявляться через четыре-шесть месяцев плотного контакта с очагом. Конечно, в нашей статистике тоже есть исключения. Кто-то начинает страдать уже через неделю у только-только открывшегося Свища, а кто-то может и год возле него прожить, ничего не чувствуя. Как это происходит с Ковом, я даже не берусь предполагать. Но ведь есть еще его соседка. Лена Кракертон начала жаловаться на самочувствие совсем недавно. Так что можно попробовать вмесить лену в общую статистику и сделать вывод, что Гниль в ее соседе появилась примерно полгода назад. Вот только это все равно нам ничего не дает.
Дома или на работе он подцепить Гниль не мог. Или мог? Может в Кове есть что-то такое уникальное, что ему и не нужно было самому иметь Свищ, а просто коснуться Гнили где-то или даже пройти мимо, а она возьми и приживись? А-а-а, тут можно хоть тысячу разных версий придумать!
Я поднялась и заходила по квартире. Надо выбросить этого Кова из головы. Хотя бы на сегодня. Иначе не усну, промучаюсь до самого утра, а завтра буду похожа на вареную рыбину.
Сделав несколько глубоких вдохов, я остановилась возле кухонного шкафа и достала оттуда самую большую кружку. Залила кипятком пучок мяты, прихватила валяющийся в кресле небольшой клетчатый плед и вышла на улицу. Обойдя дом, оказалась на набережной и уселась там прямо на камень, свесив ноги вниз.
Было тихо и темно. За спиной светились соседские окна, а впереди темнела вода Лейны, в которой отражалась растущая луна. Легкий ветерок шевелил мои волосы и обдавал ароматом цветущей сирени. Вокруг стрекотали цикады, а на другом берегу, где заказник, надрывались лягушки.
Я болтала ногами, не спеша потягивала мятный чай и слушала лягушачий концерт. Подумать только, почти центр Малейна, третьего по величине города в Лурее, и пожалуйста – дикая природа во всем своем великолепии. Лягушки, цикады и… волк?
– Не спится? – Негромкий вопрос из-за спины меня почему-то не испугал.
– Проветриваю голову перед сном, – пожала плечами, не оборачиваясь.
– Не возражаешь, если составлю тебе компанию?
Я качнула головой. Оборотень опустился на камни рядом со мной. Глубоко вздохнул, как будто пытался поймать аромат моего чая, и пробормотал:
– Сола…
– Что?
– Ты знаешь, что в Скандаре твое имя звучит как «Сойле»? Это значит «солнышко».
– Знаю, – улыбнулась я. – Мне говорила моя подруга Юсса, она из Хермины.
Хермина была одной из пяти небольших стран, которые располагались в северном регионе Скандар. В основном там жили высокие голубоглазые блондины, вроде нее или Риана, а имя Сойле и правда было популярным. Но я со своими черными волосами на солнышко вряд ли похожа. Просто мама во время беременности увлеклась легендами о ледяных скандарских змеях-воителях и ей
