Слезы наполняют мои глаза.
Я надеялась…
Я снова засыпаю, прежде чем успеваю сказать что-нибудь еще, поддаваясь усталости.
Я снова просыпаюсь, только на этот раз в комнате есть кто-то еще.
Кто-то, кто пахнет слишком восхитительно — смесью темного шоколада, коньяка и кожи.
И какие бы лекарства они мне ни давали, они сделали меня сумасшедшей, потому что в ту секунду, когда я вижу хмурого Альфу, сидящего в кресле, я ухмыляюсь ему.
Винсент здесь.
— Я думала, ты меня ненавидишь, — невнятно произношу я, когда он встает. Он одет в черную толстовку с капюшоном, темные джинсы и приталенную коричневую кожаную куртку.
Он выглядит таким же красивым, каким я его запомнила, но его темно-русые волосы в беспорядке, а загривок длиннее, чем раньше.
Он выглядит суровым негодяем, так непохожим на лощеного Лэндона и таинственного, задумчивого Ривера.
Он останавливается у моей больничной койки и хмурится. — С чего бы мне тебя ненавидеть? — спрашивает он своим глубоким голосом. От его баса у меня мурашки бегут по спине.
— В прошлый раз, когда мы разговаривали, ты послал меня к черту, — бормочу я. — И ты выглядел так, будто нюхал кошачью мочу каждый раз, когда смотрел на меня.
Его глаза расширяются. — Какие лекарства они тебе дали? — бормочет он.
Я показываю ему язык.
Он прочищает горло. — Как ты себя чувствуешь? — Неловко спрашивает он. — Тебе что-нибудь нужно?
Я вздыхаю и откидываюсь на подушки. — Что за вопрос, — смеюсь я. — Что не мне нужно?
Честно говоря, он мог бы просто оставаться там вечно, позволяя мне вдыхать его запах, и я думаю, со мной все было бы в порядке.
— Я собираюсь сообщить доктору, что ты проснулась, — внезапно говорит он, поворачиваясь, но у меня срывается вопрос.
— Он мертв? — Тихо спрашиваю я.
Винсент поворачивается ко мне, и его глаза становятся холодными. — Нет, это не так, — осторожно говорит он. — Его арестовали.
Я моргаю и киваю.
Это хорошо.
Джон больше никому не сможет навредить. И если он знает, где Эйприл…
— Я хотел убить его, — продолжает он, и мои глаза расширяются. — Я хотел выпотрошить его за то, что он сделал с тобой. И если бы я знал, что это сойдет мне с рук, я бы так и сделал.
Я ошеломленно смотрю на него. Его аромат, богатый и манящий, превращается в нечто более глубокое.
Я чувствую это своей душой.
Винсент убил бы за меня.
Это не должно заставлять меня хотеть его. Это должно пугать меня.
В моей голове звенят тревожные звоночки, предупреждающие о том, что это ненормально.
Но вместо этого его признание заставляет меня чувствовать себя в безопасности.
— Я… — Я пытаюсь подобрать слова, но лекарства делают мой мозг слишком вялым. — Почему? — Я, наконец, задыхаюсь.
Его взгляд опускается с моего лица на одеяла, наваленные на меня. Он проводит длинным толстым пальцем по верху моего одеяла. Я понимаю, что стандартные больничные одеяла были покрыты плюшевыми, мягкими. Палец Винсента останавливается там, где из-под одеяла торчит моя нога в носке, прежде чем провести им вверх по моему своду. Он непроизвольно сгибается.
Я смотрю на него, потрясенная тем, что он прикасается ко мне. Когда мы разговаривали в последний раз, я была убеждена, что он меня терпеть не может.
— Я сообщу доктору, что ты проснулась, — бормочет он, и я смотрю, открыв рот, как он уходит от меня.
Он закрывает за собой дверь прежде, чем я успеваю сказать что-нибудь еще.
Я моргаю, ошеломленная, и не только тем, что проходит через мой организм.
Что, черт возьми, только что произошло?
Я слушаю постоянный писк от моего кардиомонитора. Я сажусь повыше и оглядываю свою комнату.
Здесь просторно. В левом углу находится ванная, а справа от меня, рядом с тем местом, где раньше была Тэмми, стоит маленький столик.
Я не замечала этого раньше, но мои глаза расширяются от шока, когда я смотрю на это. На столе разложены цветы, шоколад и другие подарки.
И это не просто шоколад из продуктового магазина. Это фирменный шоколад, которым я угощала себя в прошлом.
Цветы восхитительны; сирень и белые розы стоят в мраморной вазе.
Рядом с вазой стоит свеча, которую я узнаю — та, которую я учуяла в универмаге и отошла в сторону, когда увидела цену.
Это слишком продуманно. Также есть открытки, плюшевая сиамская кошка и другие безделушки.
И один лавандовый шарик, ВЫЗДОРАВЛИВАЙ СКОРЕЕ.
Доктор входит вскоре после ухода Винсента, за ним больше никто не следует.
Я притворяюсь, что не разочарована.
— Добрый день, мисс Блум, — говорит она, ее темные глаза добры. — Как вы себя чувствуете?
У нее в руке блокнот, и она делает заметки, наблюдая за мной. — Намного лучше, чем я была, — отвечаю я. — Спасибо, что спросили.
Доктор кивает. — Вы перенесли потерю крови, обезвоживание и сильную отмену подавляющих препаратов, — говорит она, слегка нахмурившись. — Вы были не в лучшей форме, когда попали сюда. Вы какое-то время были не в сознании.
— Как долго? — Спрашиваю я, мой желудок нервно переворачивается.
— Около трех дней, — говорит она. — И за это время вам сделали несколько переливаний крови.
— Три дня, — медленно повторяю я. — Так долго?
— Да. У вас много людей, которые заботятся о вас, — добавляет она, кивая в сторону стола. — Твоя комната почти никогда не пустовала. Твоя стая была здесь большую часть времени.
Стая?
— Моя что? — Бормочу я, наклоняя голову.
Доктор спохватывается. — О. Я подумала… неважно. Вам просто повезло, мисс Блум. Что к вам приходит так много людей.
Моя стая.
Думала ли она, что Винсент был частью моей стаи…
— И мы проверили весь ваш анализ крови на наличие любых заболеваний. Все результаты отрицательные.
Я морщусь и бросаю взгляд на бинты, которые покрывают внутреннюю сторону моей руки. Стыд окрашивает мое лицо, и доктор, должно быть, замечает.
— С этими иглами могло быть намного хуже, — мягко добавляет она.
Я киваю, закусывая губу.
— Мы будем наблюдать за вами еще несколько дней, и, если все окажется в порядке, я смогу отправить вас домой, — продолжает она. — Но, скорее всего, у вас будет жестокая течка. Я могу прописать вам определенные материалы для использования, или, если вы все же занимаетесь этим, убедитесь, что ваши партнеры знают, чего ожидать.
Ох.
— Что вы подразумеваете под… жестоким? — Я спрашиваю.
— Болезненное возбуждение, моменты бреда и чрезмерная сексуальность, — говорит она. — Убедитесь, что вы находитесь в безопасной обстановке, а ваши партнеры знают о том, что может произойти.
Мои глаза расширяются. — Бред? — Я повторяю.
Доктор кивает, выражение ее лица смягчается. — Я отправлю вас домой с дополнительной информацией и специальной маркой подавляющих средств. Существуют определенные чехлы для матрасов, которые также хорошо подходят для таких ситуаций, сделанные специально для чрезмерной скользкости.
— Bedlite, — бормочу я. — У меня все есть.
— Тогда с вами все будет в порядке, — добавляет она. — Кроме того, если хотите, я могу прислать нашего травматолога, чтобы он поговорил с вами. Или я могу направить вас на другое время.
Я обдумываю ее предложение. Я пока не готова ни с кем разговаривать.
Но в глубине души я знаю, что рано или поздно мне придется это сделать.
Но я не могу пойти туда. Не тогда, когда я все еще чувствую запах одеколона с фальшивыми феромонами, принадлежащего сумасшедшей Бете.
— Я приму направление, — говорю я. — Спасибо.
Она кивает. — Медсестра вернется через несколько часов, чтобы осмотреть вас, мисс Блум. После того, через что вы прошли, я бы сказал, что вы чертовски хорошо умеете выживать.
Я должна гордиться. Я пытаюсь вернуть ей легкую улыбку, но не могу.
