Самое смешное, что за рычагами «крокодила» наверняка сидели не наспех обученные местные кадры, а бравые летуны, приносившие ту же присягу, что и Мазур, – очень уж ловко вертолет носился над зарослями, временами поливая их огнем из всех бортовых причиндалов, очень уж уверенно кружился. Советских советников здесь раз в десять больше, чем в Эль-Бахлаке…
Вот только ничего это для Мазура и его спутников не меняло. Ничегошеньки. Сейчас вертолет был для них доподлинным врагом – даже если в кабине свои, раскрываться перед ними нельзя, да и не поверят, откровенно-то говоря.
Должно быть, покойный Визитер все же подстраховался – под каким-нибудь убедительным предлогом выпросил вертолет у советских друзей, еще ни сном, ни духом не подозревавших, куда разворачивается данная держава. Что-нибудь вроде: «Товарищи, я иду на связь с нашим доморощенным Штирлицем, операция опасная, есть нешуточные подозрения, что чертовы империалисты вмешаются, и, если я не выйду на связь через четверть часика, жмите на выручку…»
Что-нибудь вроде этого – дешево и сердито. На месте покойника сам Мазур выдумал бы примерно такой же финт.
Вертолет досаждал еще минут двадцать, утюжа небо над зарослями во всех направлениях, – однако его хаотичные перемещения все более смещались вправо, удалялись от укрывшихся в лесу, пальба раздавалась все реже, а там и гул утих. Летуны явно посчитали, что сделали все возможное в данных обстоятельствах. Да и топливные баки у них не бездонные…
На всякий случай они еще не менее получаса лежали под деревьями и в кустарнике, опасаясь возможного подвоха.
…Когда время повернуло к вечеру, они уже были на территории суверенной республики Джаббати, углубившись в ее пределы достаточно глубоко, чтобы не опасаться погони. А здешних пограничников тем более не следовало опасаться: как поведал Вундеркинд, они в здешние места стараются особенно не соваться.
И Мазур местных погранцов вполне понимал. Места вокруг простирались не просто неприглядные – по самой сути своей враждебные человеку, просто-таки омерзительные. Кажется, для верующих именно так и выглядит здешний ад: раскаленные пески, из которых временами вздымаются обточенные пыльными бурями каменные столбы, белое солнце над головой, невыносимая жара. Глаза резало даже через темные очки (которыми заботливо снабдили и драгоценную добычу), в глотке пересохло, вдыхаемый воздух казался шершавым и драл легкие, как наждак, пыль скрипела на зубах, несмотря на то, что они замотали лица накидками-куфиями.
Восемь человек брели по пустыне, механически переставляя ноги. Строго через каждые четверть часа, по команде Мазура, они позволяли себе по доброму глотку подсоленной воды из фляжек – и тем же лимитом ограничивали пленника, давным-давно шагавшего самостоятельно, со связанными руками, соединенного веревкой с идущим сзади Викингом.
Пленник вел себя в общем покладисто. Первое время, очухавшись, он попытался было показывать характер – не хотел идти, валился наземь, очень быстро сообразив, что является именно добычей, а не предназначенной на заклание жертвой. Его быстро перевоспитали, применяя не самые гуманные, но безусловно действенные средства, причинявшие нешуточную боль, но не опасные ни для жизни, ни для здоровья. В результате он потопал своими ножками – зато, благо рот ему не затыкали, принялся усиленно щупать своих пленителей: заводил разговоры на трех языках, пытаясь прокачать, с кем все же имеет дело, то сулил немалые деньжищи за свою свободу, то стращал всеми мыслимыми карами. И все это – в высшей степени профессионально, стараясь не разозлить, не вывести из себя, оперируя скорее намеками, чем прямыми угрозами, виртуозно балансируя на невидимой жердочке. Мазур со временем убедился, что Вундеркинд был прав: да, это фигура, не шестерка какая-нибудь, не мелюзга.
Говорливой добыче попросту не отвечали, предоставив болтать сколько влезет, – а когда надоел, угомонили подзатыльниками, опять-таки не влекущими вреда для жизни и здоровья. Понемногу он заткнулся – надоело получать плюхи после очередной реплики или вопроса. Весьма даже не исключено, что он все же сделал из происходящего какие-то выводы: ну, скажем, убедился, что его похитители люди уравновешенные, не истерики, а команда у них дисциплинированная и сплоченная. Профессионал может сделать определенные выводы как из ответов на свои вопросы, так и отсутствия таковых ответов вообще.
Ноги вязли в песке, голову пекло. Ослепительное, классически белое солнце над головой вызывало уже лютую ненависть. Хотелось в Арктику или Антарктиду к пингвинам, торосам и белым медведям, к восхитительному, пронзительному холоду.. Только теперь Мазур осознал во всей полноте, что должен был испытывать закопанный по самый подбородок бедолага Сайд – и его передернуло поневоле.
Шагая чуть сбоку от невеликой колонны, он присмотрелся к вверенному его заботам подразделению. Пошатывались, конечно, исходили потом – но не заметно пока, чтобы кто-то готовился рухнуть в обморок. Даже пленник шагал бравенько – вряд ли ему хотелось протянуть ноги в этом аду, он был из тех, кто за жизнь цепляется зубами и когтями, это уже ясно…
В конце концов Мазур наметанным взглядом обнаружил-таки слабое звено – в лице Вундеркинда. Молодой ас тайной войны скорее сдох бы, чем в том признался, но Мазур видел, что тот находится на пределе. Он был здоровым, спортивным парнем, но вряд ли проходил регулярную спецназовскую подготовку, как остальные шестеро – и сейчас это сказывалось. Дух, конечно, пытался господствовать над бренным телом. Вундеркинд, ожесточенно закусив губу, изо всех сил пытался переставлять ноги, как нерассуждающий автомат. Но опытный Мазур начинал все больше тревожиться за слабое звено. В случае простого обморока вытащат, как миленького – ну, а вдруг с кабинетным деятелем приключится что похуже! Лымарь уже дважды совал Вундеркинду соответствующие пилюли, повинуясь едва заметным жестам Мазура. Первый раз Вундеркинд пытался ерепениться, – но доктор в силу профессии был непреклонен, и вторично все прошло глаже.
И тем не менее… Мазур ускорил шаг, насколько это было возможно, поравнялся с Лымарем, вопросительно показал глазами на Вундеркинда. Эскулап ответил тревожным взглядом, с сомнением покачал головой.
Мазур лихорадочно искал приемлемый выход. Приободрился, увидев впереди кучку выветрившихся скал, напоминавших пучок изъеденных голодными мышами свечей. От них падала тень, достаточная, чтобы разместиться всем.
Он свистнул – получилось, несмотря на пересохшее горло, – и указал в ту сторону, недвусмысленно приказывая устроить привал. От членораздельной речи старательно воздерживались, учитывая любопытство пленника.
Люди повернули в ту сторону – судя по движениям, с превеликой охотой. Только Вундеркинд остался, ждал, пока Мазур с ним поравняется. Дождавшись, убедился, что они достаточно далеко от группы, свистящим, песчаным шепотом выдавил:
– Не время останавливаться, нужно идти…
Взгляд его пылал фанатическим блеском – крайняя стадия служебного рвения – но вот пошатывало молодого таланта довольно явственно.
– Нас что, поджимают сроки? – тихонько спросил Мазур. – Вы же сами говорили, что связной будет ждать от утра и до обеда, с запасом времени на неожиданности… Судя по карте, мы вполне успеваем.
– Все равно, лучше подальше убраться из этих чертовых мест.
Мазур присмотрелся к нему, что-то для себя определив, спросил со всей возможной деликатностью:
– Каперанг, душа моя, вы когда-нибудь работали под открытым небом, на ландшафте! Понимаете, о чем я?
Увидев гордо вздернутый подбородок, он уже не сомневался, что угадал правильно.
– Какое это имеет значение? – сверкнул на него глазами Вундеркинд.
Между нами говоря, большое и принципиальное, – сказал Мазур столь же деликатно. – Говорят, вы отличный специалист своего дела. Я уважаю специалистов, сам такой. Вот только так уж исстари повелось, что кабинетный опыт – одно, а работа в поле – совсем другое… Поверьте старому бродяге. Это не самая лучшая тактика – стараться покинуть место, которое тебе не нравится, напрягая все силы и выбиваясь из нормального ритма. Плавненъко нужно выбираться, плавненько. На земле столько поганых мест… К чему галопировать?
– Осталось всего километров десять, а там пойдут нормальные земли.
– Вот именно, – сказал Мазур. – Отдохнем немножко и двинемся дальше. Ну к чему нам идти на принцип, упрямством тягаться? Давайте притираться друг к другу.
– Если вы намерены из-за меня…
– Глупости, – сказал Мазур насколько мог убедительнее. – Вы-то тут при чем?
– Не считайте меня вовсе уж оторванным от жизни теоретиком. Я прекрасно понимаю, что такое – равнение на тихохода, как-никак служу на флоте…
