— Дальше — к чему? — спросила она. Антуан провел рукой по ее волосам и прошептал:
— К этому, — и он коснулся ее губ своими губами.
Девушка подумала, что на этом их поцелуй закончится. Но Антуан задержал ее лицо в своих ладонях, а потом еще раз поцеловал.
Диану целовали и раньше, и не только Харви. Но никто не делал этого так, как Антуан де Валуа. Его губы были как пытка, перед ними невозможно было устоять. И дело даже не в том, что он использовал язык и губы, чтобы соблазнить Диану, а в том, что одним поцелуем он пробудил в ней страсть.
Вместо того чтобы оттолкнуть Антуана, Диана схватилась за ворот его рубашки.
Это было неправильно. Она не была готова к таким событиям. Но осознание этого не помогло ей удержаться от сладостного стона, когда Антуан оторвался от ее губ. Диана почувствовала слабость и облокотилась о стену.
— Мне не следовало этого делать, — прошептал Антуан. — Но я солгу, если скажу, что не хочу повторить поцелуй.
— Тогда чего ты ждешь?
Антуан нахмурился и строго произнес:
— Мы с тобой уже не в том возрасте, чтобы целоваться в темных углах, как какие-нибудь подростки.
— Ты прав, — сухо сказала Диана. — Вернемся к делу. Что еще мне нужно знать?
Пару секунд Антуан смотрел ей в глаза, а затем ответил:
— Спальня, где, по всей видимости, спал Клемент V. Она первая слева при входе в галерею. Дверь там открыта, но для просмотра в комнате разрешено не все. Также имеются комнаты для няни и гувернантки, обставленные в стиле семнадцатого века.
— А что находится там? — спросила Диана, увидев дверь, которая не была похожа на все остальные.
— Эта дверь ведет в восточную часть, но она уже долгое время заперта.
— Почему?
— Потому что эта часть замка не используется.
Диане не стоило труда понять, что она задала неуместный вопрос. Тон Антуана сразу стал холодным и неприступным.
— Прости. Я не должна была спрашивать.
— Забудь. Ты не знала.
Антуан показал Диане оставшиеся комнаты, продолжая пичкать ее информацией. Напоследок он сообщил ей, что в семь часов вечера подаются коктейли, а в восемь — ужин. Также ей необходимо хорошо усвоить и отрепетировать полученные сведения о доме, поскольку во вторник Диана должна принять первых туристов.
— У тебя достаточно времени устроиться здесь. Осмотрись и выучи, что тебе нужно, — закончил Антуан.
— Ты шутишь! — воскликнула она, но Антуан уже спускался вниз по лестнице, оставив Диану одну с мыслью о том, что она вляпалась по полной программе.
— Слишком много всего, правда? — услышала она мягкий голос у себя за спиной и обернулась. На нее с любопытством смотрела Жанна.
— Много? — выдохнула Диана. — Да это просто невозможно запомнить!
— Постарайтесь не волноваться. У вас все получится, вот увидите.
— Сомневаюсь, — ответила Диана, поднося пальца к вискам. — У меня сейчас голова взорвется.
Ее мама сочувственно дотронулась до плеча девушки.
— Позвольте, я сделаю вам чашку чая, мадам. Это поможет.
Диана едва сдерживала слезы. Я не мадам, а твоя дочь! — хотелось крикнуть ей, но она не могла. Не сейчас. А может, она уедет из этого дома, так и не осмелившись рассказать правду.
— Мадам? Вы хотите чай?
— Спасибо, с удовольствием, но только если вы составите мне компанию. — Почувствовав, что ее мама колеблется, Диана добавила: — Пожалуйста, Жанна! Вы окажите мне неоценимую услугу. Как я понимаю, вы уже долго работаете здесь и наверняка знаете это место как свои пять пальцев. Помогите мне!
— Если вас не затруднит пройти в мою комнату…
— Не затруднит.
По правде говоря, Диана всеми способами пыталась найти способ, чтобы побыть с Жанной наедине.
Диана смотрела на свою вежливо улыбающуюся мать и не видела в ней девушку, которая могла оставить своего ребенка. Зато заметила скорбь где-то глубоко в ее глазах.
Следуя за Жанной, Диана не знала, куда сейчас попадет — в маленькую комнатку под лестницей или в шикарные апартаменты.
Наконец они вошли в просторную и очень уютную комнату с высокими книжными шкафами и двумя камерами наружного наблюдения. Сбоку на стене висело меню на неделю, с которым соседствовал список неотложных дел.
— Одетта, приготовь, пожалуйста, чай для двоих, — сказала Жанна по телефону внутренней связи.
Затем она разложила на столе план замка, и Диана начала делать необходимые записи.
— Видите? — спросила Жанна, когда все было сделано, — не так уж это и сложно. Можете показывать посетителям все западное крыло.
Диана знала, что не должна спрашивать, но все же не могла удержаться:
— А почему нельзя заходить в восточную часть?
Жанна на секунду смутилась.
— Дом достаточно большой, чтобы не использовать те комнаты. Это экономия средств.
— А когда-нибудь ими пользовались?
— Да, но… давно.
Жанне было явно неудобно говорить на эту тему. Странно, подумала Диана, вспомнив непонятную реакцию Антуана, но сейчас ее интересовала совсем другая проблема.
— Вам нравится здесь работать, Жанна? — спросила она.
— Очень. К нам с мужем хорошо относятся здесь и щедро платят за наш труд. Чего еще желать?
Действительно, чего? Но не зря Анри упомянул о грусти, которая иногда проскальзывала в этих больших карих глазах.
— Так вот ты где! Сидишь, болтаешь, вместо того чтобы готовить мне ужин! — с улыбкой произнес высокий мужчина, подойдя к Жанне и целуя ее в макушку.
— Грегуар! — Жанна вскочила на ноги и радостно улыбнулась. — Я не ожидала тебя так скоро. Мадам Ривз, это мой любимый муж, Грегуар.
— Очень рад встречи с вами, мадам, — сказал он. — Извините, если был сейчас фамильярен. Я не знал, что вы гостья графа.
— Рада с вами познакомиться, — ответила Диана. — И я здесь по делу. Поэтому, может, забудем все формальности? Называйте меня Диана, пожалуйста.
Секунду Грегуар внимательно смотрел на нее.
— Как пожелаете. Жанна, любовь моя, ты нужна на кухне. Что-то там с соусом для ужина…
— Лучше мне посмотреть, что там происходит. — Она обернулась к Диане: — Вы извините меня, Диана?
— Конечно. Мне тоже нужно идти. Спасибо, Жанна. Вы мне очень помогли. До свидания, Грегуар.
— До свидания, — ответил он, не назвав ее по имени.
Почему я ему не понравилась? — думала Диана, возвращаясь в главную часть замка.
Но совсем скоро она забыла о Грегуаре, потому что на третьем этаже встретила Антуана. И выражение его лица доказывало, что настроение его ничуть не улучшилось.
Боже ты мой! Что такого она сделала или не сделала, чтобы стать предметом его недовольства? Почему он не может снова стать тем милым, добрым мужчиной, который с такой заботой относился к ней в баре гостиницы?
