Через четверть часа, нетвердой походкой я тянулась и волоклась вдоль канала.
Окружение распадается на крупные фрагменты: улица, здания стен, серый камень под ногами, всплеск воды в канале. Мое сознание и состояние духа не сочетаются с пространством вокруг.
Наконец, нужная дверь. Я звоню в звонок и почти падаю в руки чужака. Сильные мужские руки подхватывают.
- Что случилось? – его голос тихий, драматичный, низкий.
- Спать хочу.
- Они рядом?
Киваю, и в изнеможении закрываю глаза, доверяясь незнакомцу. Я падаю в самое яркое воспоминание из детства.
Все происходит на светском вечере.
Летняя ночь под мириадами звезд. Официанты подают на белоснежном фарфоре угощение, на множество покрытых скатертями столов. Они украшены красными букетами и хрустальными цветными фужерами. Играет оркестр, на танцевальной площадке кружатся многочисленные пары гостей. Они едят, болтают, смеются, пьют.
Маленький пушистик на руках дяди. Он держит крепко-крепко. Дядя большой, а заяц крошечный, меня охватывает трепет. Как же! Он раздавит его.
Нельзя.
Все любят красивое. Меня в этом убеждает множество необычайных вещей: дома, машины, женщины, предметы искусства, но не животные. Они содержатся в зверинцах или маленьких зоопарках, но даже мой отчим туда никогда не заходит. Наблюдает со стороны или из окна. Приближение арктиков к вольерам приводит к беснованию любой фауны.
В следующую секунду, мужские пальцы сжимаются. Я вижу, как!
Напряженно наблюдаю, дожидаясь, когда кролик белый с черными кружками вокруг глаз начнет моргать, кусаться, затем вытаращится, высунет маленький язычок и замрет. Может быть, издаст жалобный писк.
Меня начинает трясти, от малейшего шевеления фаланг дядиных пальцев. Я сама вытаращиваю глаза, высовываю кончик языка и теряю дар речи.
Дядя разжимает большой и указательный пальцы, животное нервно дергается. Я делаю глубокий вдох.
- Максима, испугалась подарка? - смеется мужчина, и протягивает. – Это же кролик. Зайчик.
Зайчик в половину меня ростом. Я хватаю его, радостная и счастливая от нежданной развязки. Он мой. Он спасен. Будет жить ушастый. Но везение заканчивается. Зверь дергается, лупит лапами по кружевам на оборках белого платья, рвет когтями и вырывается из моих пятилетних рук. Выпрыгивает и дает деру, вызывая общий переполох.
Я готова расплакаться. Ведь там, в парке есть собаки. Его могут поймать и убить.
- Не волнуйся, - дядя берет меня на руки и поднимает на уровень взрослых лиц.
Его пальцы гладят меня по голове и по щеке. Рука теплая, гладкая, огромная. Размазывает по пухлым щекам катящиеся слезы, пока я разглядываю дремучую темноту парка.
- Он выроет нору и будет там жить. Видела, какие у него сильные лапы?
Глаза у дядя голубые, а волосы золотые. Он носит бороду, как будто старый и это смешно.
- Так что смотри не упади в нее, когда вырастишь - зло шутит мой отчим, не в тон успокаивающим словам дяди. – Максима, где твоя нянька? Тебе давно пора быть в кровати.
Мой опекун Гуй Ли, строгий и он не такой, как дядя. Он всегда ругает меня, всем не доволен и никогда не играет со мной. У него много важных дел. Я не боюсь его, но стараюсь не попадаться лишний раз на глаза. Как говорит очередная нянька, я его сплошное разочарование и горе горемычное. Я не знаю, что это значит, но в целом не слушаю их. Он вообще не веселый. Нужно сказать, что все знакомые мне арктики, по большей части невеселые дяди.
- Я не знаю, - отвечаю я, и снова смотрю на доброго дядю.
Вообще-то, я знаю, и он знает. Но мы оба молчим и обмениваемся понимающими взглядами. Мы видели, как она ушла с одним из гостей в глубину парка. Зачем? А какая разница.
- Давай, я тебя провожу до спальни, вьяна, - готовит дядя и вызывает у отчима недовольную гримасу.
- Не называй ее так, - велит он, окидывая нас гнетущим взором.
У них странные отношения. Не понятные. Кажется, они не любят друг друга, не терпят, но, дядя бывает у нас дома.
От приказа отчима, я ощущаю, как дядя чуть сильнее прижимает меня к себе и его рука, что гладила щеку, теперь поддерживает мою спину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Хочешь, чтобы я ее звал таухуа?
Отчим не сводит взгляда, скупо кивает.
- Пора знать ей, место.
Слова вырывают из ноздрей дяди оглушительный вдох-выдох. Красивое лицо становится строгим. Он поджимает губы. Обычно он так делает, когда проигрывает в шахматы. Но я же знаю, что он поддается мне. А сейчас не понятно.
- Как скажешь, - цедит он, и двигается со мною на руках в сторону дома.
И я уже не расстроенная из-за хитрого кролика. Если будет жить в парке, так только лучше. Обязательно найду его домик и буду носить еду. На кухне у Дины вдоволь моркови и капусты. Я уверена, для кроликов овощи лучшая еда в мире. Ему не нужно будет искать ее по опасному парку.
- А давай один раз сыграем, - предлагаю я, наслаждаясь тактом шагов дяди, тем, что он рядом. – Ну, один разочек, всего один, такой малюююсенький. При малюсенький.
Я вижу, по дернувшемуся уголку рта, что он почти согласен. Когда он так делает, то соглашается на мои просьбы.
- Кажется, ты прошлую не доиграла? - вспоминает он, улыбнувшись.
- Фу-у-у, там все.
- Разве?
- Не интересно.
Обнимаю его за шею и, подлизываясь, тыкаюсь носом, прижимаюсь сильно, насколько есть сил. Чувствую кожей его щетину, запах, жар.
- Дядя, в два хода шах и мат.
- Да, не уже ли? А я видел там иные варианты.
Его руки прижимают крепче, и я чувствую, как тело сотрясается от смеха.
- Одну новую, ну вот такую, - отрываясь, показываю пальцами два миллиметра.
- Детский мат?
Закатываю глаза, ну что я маленькая? Зачем мне хоть детский, хоть дурацкий.
- Быстрые шахматы, - поясняю я свою задумку.
Мы почти у комнаты. Заходим внутрь. Нянька все приготовила ко сну и видимо вывела меня пожелать спокойной ночи отчиму и не пожелала. Зато я увидела дядю Ниршана. Последние месяцы он бывает у нас реже, и я соскучилась.
- Пять минут, на умывание и пижаму. Если не успеешь, играть не буду, - сообщает дядя, а сам садится к шахматному столику и расставляет фигуры.
Так я и поверила. Сияю, как солнечные лучи на воде.
- Я быстро, - хватаю ночнушку и скрываюсь в ванной.
Спустя пять минут, я плюхаюсь в широкое кресло, стоящее под углом к креслу дяди и вытягиваю босые ноги на его бедра. Под спиной гора мягких подушек. Перед глазами нетронутая шахматная партия.
- Черные!
Я улыбаюсь, разглядывая доску и, мы начинаем играть.
Больше всего в шахматах я люблю победу. Кому нужны тонкости от наслаждения процессом в моем возрасте, когда есть победа. Она случается редко и от того сладкая.
За ней, дядя, признавая поражение, хлопает меня по лодыжке и щекочет. Я смеюсь и пинаюсь в ответ, пока возмездие не оканчивается бросками подушек из-за спины.
Тот вечер казался особенным. Я только–только освоила защиту каро-канн. В быстрых шахматах на каждый ход есть только четверть часа, так что дядя оказался не готов. Поэтому, когда он попытался схватить меня, ему не удалось. Я мгновенно вскочила и сверкая улыбкой и пятками, метнулась в угол спальни, за кровать, под нее.
- Победа!
- Ты смухлевала.
Он нагнал, подхватил на руки и положил на кровать.
- Выиграла, - смелась я, отбиваясь от беспощадной щекотки, задыхаясь от смеха.
- Ты ответишь, вьяна. Защита в дебюте черными, вот, я тебя покажу.
Неописуемо приятно побеждать взрослого. Шахматам меня начал обучать дядя в четыре года. Мы играли не сложные партии.
Я заливаюсь смехом, вырываюсь и ускользаю от вездесущих беспощадных пальцев, пока он случайно не схватил меня за руки и не прижал.
В первые секунды мир окрасился в оттенки интенсивного вишневого. Все вокруг поменяло цвет, завораживая переливами паутины, так, что я вмиг застыла. В душе разлилось чувство мягкой радости, как восхитительная жидкая карамель на языке. Все тело пронзали силы эмоционального пробуждения, захотелось утонуть в этом. Я ахнула от восторга.