— Я просто гулял в лесу. Это ошибка.
— Значит, ошибка… Могу я узнать, что ты делал в дикой чащобе в полутора лигах от Велитриума, где можно запросто встретить опасных диких животных или пробравшихся на аквилонский берег пиктов? «Гулять» можно в лесу Руазель, в дворцовом парке столицы или в садах Обители Мудрости на левом берегу Хорота. Но не здесь. Согласен?
Узник, который пока не соизволил даже назвать свое имя, угрюмо промолчал. Значит, он не согласен. Так-так.
Доселе мне не приходилось трудиться в столь неудобных условиях. Вообще-то я не люблю прибегать к откровенному насилию, полагая, что в любом Допросе первейшую роль играют угрозы и запугивание, а как следует запугать преступника в обыкновенной кузнице при конюшне довольно сложно — к тому не располагает прозаическая обстановка. Каменный закопченный горн, подковы в ящиках у входа, на стенах какая-то упряжь развешана… По сравнению с подвалами тихого поместья барона Гленнора — сущее варварство. Одно утешает: помощничка мне подыскали исключительного. Давненько я не видывал столь живописных типов, самого дрожь пробирает.
Признаться, за десять лет службы в Латеране я встречал самых разных людей, причем большинство из них вовсе не отличались законопослушностью, ласковым нравом и пленительной внешностью. Но когда мне представили Жайме из Карташены, у меня непроизвольно отвисла челюсть. Не человек — кровавое чудовище из страшных сказок о вурдалаках. Когда вся эта история кончится, обязательно его отыщу и приглашу на должность палача в Латерану. С самым высоким жалованием, на какое только согласится наш казначей.
Конан Канах, который самолично привел Жайме в кузницу, едва не расхохотался, увидев, как я слегка побледнел при виде затребованного палача. Потом Конан дружески похлопал меня по плечу — не дергайся, мол, все отлично! — и скрылся за дверью в каморку кузнеца, где уже устроились Троцеро и остальные.
— Э-э… Мое имя — граф Кертис, — выдавил я, глядя снизу вверх на Жайме и стараясь не показать некоторой растерянности. — Мне сообщили, будто ты умеешь…
— Умею, ваша милость, как не уметь, — прогудел Жайме. Говорил он с жутким зингарским акцентом, однако вполне разборчиво. — Двадцать один год беспорочной службы в морской управе дознания при королевском губернаторе Карташены.
Морская управа? Неплохо. Эти господа трудятся на достойном поприще искоренения пиратства на Полуденном побережье, а поскольку попавшиеся в руки правосудия корсары есть народ упрямый и вредный, опыта месьору Жайме не занимать.
— А почему здесь оказался? — поинтересовался я, наблюдая как зингарец сноровисто раздувает угольки в горне.
— За грехи человеческие, — скромно ответил палач. — Мздоимство, ваша милость, в Карташене наказуемо, а я прельстился на денежки капитана Эрладеса, ибо означенный капитан сердечно попросил вытащить из тюрьмы его боцмана, сдуру попавшегося на контрабанде серого лотоса из Стигии… Пришлось делать нехитрый выбор между пеньковой веревкой и жизнью наемного меча на пиктской границе.
— Ну вот, а говорил будто служба «беспорочная», — рассеянно заметил я, получив на то вполне философический ответ:
— Слабости, месьор граф, присущи всякому, а особо человеку на королевском жаловании, каковое во всех странах заставляет людей искать лишнего приработка… С кем работать будем, ваша милость?
Я хлопнул в ладоши и стража приволокла в кузню предмет моего интереса. Сам предмет лишь слабо выругался, узрев лыбящегося Жайме. Немудрено — зингарец был не просто высок и могуч, он оказался гигантом, по сравнению с которым даже немаленький Конан Канах выглядел сущим заморышем. Пять локтей, самое меньшее. Добавим сюда узловатые лапищи, даже пальцы которых были покрыты густым вьющимся черным волосом и чудовищно изуродованное лицо — видимо, Жайме однажды получил сильнейший ожог на пожаре. Большая часть лысого черепа представляла собой сплошной фиолетовый рубец, этот же шрам покрывал лоб слева, оставляя для затянутого бельмом глаза неприятную узкую щель, распространялся на щеку и часть шеи — кожа возле губ оказалась стянутой ожогом и у зингарца были постоянно видны желтые обломанные зубы. Правый глаз был двуцветным — половина радужки пронзительно-черная, вторая почему-то голубая. На правой руке шесть пальцев. Для полноты картины добавлю, что некое подобие бороды росло только на здоровой щеке и куст жестких волос свисал до груди, напоминая драный конский хвост. Кроме того, перед «работой» Жайме сбросил рубаху, явив миру по-обезьяньи волосатое тело.
Ужас! Именно такие люди и нужны Латеране!
(Значительно позже, когда Жайме уже вовсю трудился у нас — я все-таки соблазнил зингарца достойным жалованием — мне стало известно, что при всем своем немыслимом безобразии палач оказался любящим мужем и отцом аж пятерых детишек, которых успел произвести на свет от некоей маркитантки за время противостояния на Черной реке. О женщины, загадочна ваша душа!)
— Народец пошел нынче хлипкий, нежный, добродушно разглагольствовал Жайме, вертя на углях металлические пруты и копаясь в кузнечных инструментах, отыскивая те, что могли бы заменить ему привычные игрушки, коими оснащена всякая достойная пыточная комната.
— Прежде люди встречались куда покрепче, сразу и не проймешь, как ни старайся. Помню, со знаменитым Кривошеим Зогом, корсаром с Барахас, пришлось два дня возиться, пока Зог не раскрыл место, где закопал сокровища, захваченные в Асгалунской Золотой Башне. Или вот например…
— Жайме, эти интереснейшие истории ты расскажешь в другой раз, — поморщился я. — Давай приступим.
— Конечно, ваша милость. Заместо дыбы во-он ту балку используем. Не погнушайтесь пособить, месьор граф… Веревочку подержите, пока я гостя за руки подтяну…
И далее в том же духе. Наш, как выразился Жайме, «гость» все-таки оказался крепким орешком. Молчит и все тут. Пришлось прибегнуть к более действенным способам убеждения.
— Мы здесь одни, ночь впереди длинная, — с ленцой втолковывал я гостю. — Сам понимаешь, Латерана не будет особенно церемониться с преступником, собиравшимся лишить жизни одного из Великих герцогов. Не хочешь беседовать по-хорошему, придется по-плохому. Жайме, с чего начнешь?
С горячего железа начинать, как говорят благородные господа, некуртуазно, — со знанием дела ответил зингарец. — Может, ремешочки со спины снимем? Не надо беспокоится, ваша милость, я аккуратно, тоненько, по волосочку. Гостю никакого ущерба не нанесем, только поорет маленько. Если угодно — пасть тряпкой заткнем, чтоб людей на дворе не беспокоил. Эх, где вы, казематы Карташенской крепости, ни единого звука даже в коридоре не слышно…
