На рассвете, в тот час, когда глуммы. которые дружат со служанками на ферме, идут доить за них коров, пока сами служанки еще спят крепким сном в своих опрятных постелях, король снова отправился к мудрому Нуту в его глубокий колодец.
— Нут! — окликнул он. — А ведь ты мне не сказал, что он там делает у озерных фей?
Мудрец подумал было, что Лек помешался. Но это не очень испугало Нута, так как он знал, что если бы даже король и впал в безумие, он, несомненно, был бы очень любезным, остроумным, обаятельным и добрым безумцем. Безумие у глуммов столь же кротко, как и их разум. Но Лек вовсе не был безумным, во всяком случае, не больше, чем обычно бывают влюбленные.
— Я говорю об умбрийском принце Грегори, — напомнил король старику, который уже начисто забыл об этом юноше.
Тогда мудрый Нут расположил в строгом порядке, но таком замысловатом, что это, скорее, было похоже на беспорядок, чечевицеобразные стекла и зеркала. В одном из них он показал королю Грегори в тот момент, когда его похитили озерные феи.
Искусно подбирая и чередуя стекла, Нут показал влюбленному королю последовательную картину всех приключений сына умбрийского короля, у которого Краг убил родителей и отнял корону.
Глава 5
Когда Грегори обхватили ледяные pyки дочерей озера, он почувствовал, как вода сдавила ему глаза и грудь. Он с горечью подумал, что умирает, так и не отомстив Крагу за убийство родителей. Однако смерть все не наступала.
Он слышал ласковые песни. Его всего пронизывала какая-то восхитительная свежесть. Когда он открыл глаза, то увидел себя в гроте, хрустальные колонны которого сияли нежными отблесками. В глубине этого грота громадная перламутровая раковина, переливающаяся различными оттенками, красовалась в качестве балдахина над троном из кораллов и водорослей — троном королевы фей.
Но лицо властительницы озера сияло еще более нежными красками, чем перламутр и кристаллы. Она улыбнулась принцу, которого подвели к ней феи, и остановила на нем долгий взгляд своих зеленых глаз.
Друг мой, — сказала она, — будьте желанным гостем в нашем мире, где вы не узнаете никаких горестей. Здесь вас не будут донимать ни чтением, ни суровыми упражнениями, ничем грубым, что напоминало бы землю и труд. Здесь только песни, пляски и дружба ундин.
— Ваше величество, — поклонился Грегори, — я хотел бы, чтобы вы соизволили разрешить мне распрощаться с вами. Я возвращаюсь в Каледийский замок. Я должен немедленно разыскать мою спутницу — Клер Каледийскую. Мы вместе отправились в путешествие.
— Мой юный друг, — улыбнулась королева, — я не могу позволить вам распрощаться с нами, как вы просите. Я хочу сделать вас моим возлюбленным.
— Я чувствую себя недостойным столь великой чести, — возразил Грегори.
— Ваша учтивость похвальна. Все настоящие рыцари думают, что им никогда не заслужить любви дамы. К тому же, вы еще слишком молоды и не можете оценить все ваши достоинства. Знайте, юный друг, вам здесь желают добра. А от вас требуется только повиноваться вашей даме.
— Ваше величество, я люблю Клер Каледийскую и не хочу никакой другой дамы.
Королева сильно побледнела, отчего стала еще прекраснее, и воскликнула:
Эта Клер — смертная девушка, грубая дочь человеческая! Как вы можете любить ее?
— Не знаю, — развел руками Грегори, — только знаю, что я ее люблю.
— Ну что ж! Это пройдет, — заверила королева и ушла.
Целыми днями Грегори печально бродил вдоль стен громадного дворца, выискивая какую-нибудь щелку, чтобы бежать. Но со всех сторон он видел только великолепное и немое царство волн, замыкавшее его сияющую тюрьму.
Он смотрел сквозь прозрачные стены и видел, как распускаются морские анемоны, как расцветают кораллы и стаи пурпурных, лазурных и золотых рыб проплывают над нежными мадрепорами и переливающимися раковинами. Каждая рыба одним движением хвоста взметала тысячи икр.
Все эти чудеса нисколько не трогали его. Но, убаюкиваемый сладкими песнями фей, юноша чувствовал, как воля его мало-по-малу ослабевает и душа погружается в сон. Он уже впал в полное безразличие и ленивую истому, когда случайно в одной из галерей дворца ему попалась старая книга, пожелтевшая от времени, в переплете из свиной кожи с большими медными застежками.
Эта книга, подобранная в глубине моря после кораблекрушения, рассказывала о рыцарях и дамах. В ней подробно описывались подвиги героев, которые из любви к справедливости и во имя красоты отправлялись бродить по белому свету, сражались с великанами, карали обидчиков, защищали вдов, давали приют сиротам.
Грегори, то вспыхивая от восторга, то сгорая от стыда, то бледнея от ярости, читал рассказы об этих дивных приключениях. Он не мог удержаться и воскликнул:
— Я тоже буду настоящим рыцарем! Я тоже поеду по белому свету карать злых и помогать несчастным для блага людей и во имя дамы моего сердца, Клер!
Душа его преисполнилась отваги, и он. обнажив меч, бросился через покои хрустального дворца. Бледные женщины в испуге разбегались от него в разные стороны и исчезали, как серебряные волны озера. Только королева, которая в тот час была в тронном зале, осталась невозмутимой. Когда он приблизился, она устремила на него холодный взгляд.
Грегори подбежал к ней и вскричал:
Разбей чары, которые оковали меня! Открой мне дорогу на землю! Я хочу сражаться под солнцем, как доблестный рыцарь! Я хочу вернуться туда, где любят, страдают, борются. Верни мне настоящую жизнь и настоящий свет! Верни мне мужество, иначе я убью тебя, злая женщина!
В ответ она, улыбаясь, покачала головой. Грегори ударил ее изо всех сил своим мечом, но меч сломался о сверкающую грудь королевы фей.
— Дитя! — нахмурившись, сказала она.
Она приказала бросить Грегори в темницу, устроенную под ее дворцом. Вокруг стеклянной тюрьмы, напоминавшей хрустальную воронку, сновали гигантские рыбы, разевая свои страшные пасти, усеянные тремя рядами острых зубов. Казалось, они вот-вот разобьют тонкую стеклянную стену, поэтому в этой необыкновенной тюрьме невозможно было ни на минуту уснуть. Основание подводной воронки упиралось в каменный пласт, который представлял собой свод пещеры. Это была одна из самых отдаленных и заброшенных пещер в царстве глуммов.
Все это увидели король Лек и мудрец Нут так ясно, как если бы они следовали за Грегори шаг за шагом каждый день. После того, как старый Нут вызвал мрачную картину темницы, он обратился к королю:
— Я показал все, ваше величество, что вы хотели видеть. И мне нечего больше прибавить. Меня не тревожит, понравилось ли вам то, что вы видели. Мне достаточно того, что все это правда. Знание не заботится о том, чтобы нравиться или не нравиться. Оно безжалостно. Оно не пленяет и не утешает — это дело поэзии. Вот почему поэзия более необходима, чем знание. Поэтому будет лучше, ваше величество, если сейчас вы прикажете своим придворным артистам исполнить какую-нибудь приятную песню.
Не сказав ни слова, король глуммов вышел из колодца. Он отправился в свою сокровищницу, где, открыв ларец, ключ от которого был только у него одного, достал из него перстень и надел себе на палец. Камень в этом перстне излучал яркий свет. Это был волшебный камень, обладавший чудесными свойствами.
Затем король прошел во дворец, где натянул дорожный плащ, высокие сапоги и взял палку. После этого он отправился в путь по многолюдным улицам, дорогам, деревням, порфировым галереям, нефтяным озерам и хрустальным гротам, которые сообщались друг с другом узкими проходами.
Лек был задумчив и временами произносил слова, в которых трудно было бы найти смысл. Но он упорно шагал вперед. Горы преграждали ему путь — он преодолевал горы. Пропасти разверзались у него под ногами — он спускался в пропасти. Король переходил реки вброд, пересекал страшные пустыни, окутанные серными парами, шагал по горячей лаве, где его ноги оставляли глубокие следы.
Король шел в самую отдаленную пещеру своих владений. Он проходил темными пещерами, где морская вода просачиваясь капля за каплей, стекала по водорослям, словно слезы, и скапливалась в углублениях почвы, образуя лагуны, где водились бесчисленные ракообразные чудовищных размеров.
Огромные крабы, лангусты, гигантские омары, морские пауки хрустели под ногами глумма и в ужасе обращались в бегство, теряя на бегу сломанные клешни и нарушая спячку мечехвостов и тысячелетних спрутов, которые вдруг вытягивали сотни щупальцев, изрыгая из своего птичьего клюва зловонный яд.
