Мы остановились на изложении воззрений св. Иоанна Златоуста по интересующему нас вопросу дольше, чем на учении других святых отцов, но все же могли лишь отметить основные пункты в учении этого святителя. Только непосредственное знакомство с его творениями способно дать почувствовать всю силу его христианских убеждений в том, что для верующего невозможна дума и забота о своем праве собственности, но лишь о том, чтобы отказаться от своего ради ближних. В последующих главах несколько яснее выступит взгляд св. отца на должное отношение наше к своей собственности, но, конечно, все же краткие выдержки не могут в полной мере отразить в себе тот дух христианской любви и чистой истины, каким дышат слова святителя.
В творениях св. Иоанна Златоуста христианское учение о собственности затронуто со всех сторон и раскрыто настолько обстоятельно, что изложением воззрений этого св. отца мы могли бы заключить настоящую главу нашего труда. Но для полноты обзора святоотеческого учения отметим согласные со св. Иоанном взгляды его западных современников: блаженных Августина и Иеронима.
Блаженный Августин также держался того взгляда, что имеющие много владеют чужим имуществом[187]. Поэтому и на все, что у нас есть, надо смотреть лишь, как на вверенное нам для раздачи нуждающимся. «Все, что Бог дал, говорит блаженный отец, сверх необходимого, Он, собственно говоря, не отдал нам, но только поручил нам, чтобы оно могло через нас перейти в руки бедных. Удерживать это значит обладать тем, что принадлежит другим»[188]. Согласно со св. Иоанном Златоустом, блаженный Августин думает, что всякая борьба в мире, войны, мятежи, преступления, убийства, неправды возникают из-за того, чем мы владеем лично. Из-за тех предметов, которыми мы владеем сообща, как, например, солнце и воздух, не возникает борьбы. «Будем же, братья мои, — убеждает блаженный отец, — воздерживаться от частной собственности или, по крайней мере, от любви к ней, если не можем воздержаться от владения ею»[189].
Блаженный Иероним высказывает свои взгляды на право собственности и отношение к нему со стороны христиан согласно со св. Иоанном Златоустом. Все, чем мы живем, Бог даровал, по взгляду блаженного Иеронима, «всем сообща равно»[190]. Но Бог также даровал людям и «свободное произволение... чтобы всякий жил не в силу власти Божией, а в силу собственной покорности... чтобы имела место добродетель»[191]. Поэтому от нас требуется, чтобы мы, владея не своим, а чужим — а чужое для нас все, что принадлежит этому веку — были верными распорядителями вверенного нам[192]. И единственно правильный путь владения — это путь раздачи своего[193], а не путь бережливости: «не береги своего, как будто бы оно было для тебя чужим... Груды золота и серебра для нас — чужие; наше имущество есть духовное»[194]. Поэтому и в миросозерцании блаженного Иеронима необходимым признаком христианского совершенства является полное отречение от собственности, и внутреннее и внешнее[195]; подобно Павлу, подражают «ничего не имеющему Господу, возвращая Ему все»[196]. Изложенным нами учением святых отцов первых четырех веков о собственности мы и закончим первую главу нашего труда. Взглядов последующих отцов мы не приводим потому, что существенно нового, восполняющего древнеотеческое учение мы не встретили в этих взглядах. Равным образом, мы не касались и учения по интересующему нас предмету святых подвижников древней Церкви. Всегда в древности монашеская жизнь неразрывно связывалась с отречением от собственности, и отречение от последней всегда составляло один из основных монашеских обетов во всех древних иноческих уставах.
Теперь мы можем сделать общие выводы из древнецерковного учения о собственности, изложенного нами. Выводы эти вполне определенные и могут быть выражены кратко, так как древнецерковное учение не знало различия во взгляде на этот предмет. Право собственности не принадлежит к области благодатной христианской жизни, к сфере Божи- его Царства и потому не может быть рассматриваемо как святыня для христианской совести, и к нему не может быть прилагаем предикат «священное», но лишь «неприкосновенное». Это потому, что право частной собственности, как оно осуществляется в жизни людей, принципиально противоречит началу всеобъемлющей христианской любви, не знающей границ «моего» для другого; право собственности возникает поэтому не на основе христианского братства людей, но на основе недостатка такого братолюбия, когда человек противополагает себя и свое другим. Право собственности, однако, является неприкосновенным для христианина даже до такой степени, что грешно желать чужого в силу, с одной стороны, того общего закона христианской морали, что всякое насилие не должно иметь места в устроении христианской жизни; а с другой — потому, что христианство не отрицает форм естественного права и естественных человеческих отношений, но одухотворяет и возвышает эти формы, преобразуя их по духу Христовой истины. И христианская любовь, разрушающая эгоистические перегородки жизни, ставит идеалом своим не отобрание чужого, но свободное отдание своего на общую пользу. С этой последней точки зрения, только тот истинно владеет своим имуществом, кто рассматривает его в качестве общего достояния и служит своим общей пользе, согласно с волей Бога, верховного Владыки всего сущего, и с законами человеческой любви, счастье и полнота которой не в приобретении и обладании, но в дарении и жертве. Ясно само по себе, что при таком отношении к началу личной собственности идеалом устроения материальной стороны жизни членов христианской Церкви должно явиться общение имуществ на основе свободной братской любви по примеру жизни первохристианской общины.
Жизнь человека не зависит от изобилия его имения Лк. XII, 15
Кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним...
Поэтому, чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви св. Василий Великий
В живой неразрывной связи с ответом на вопрос об отношении христианства к праву собственности находится и решение вопроса о христианском взгляде на богатство и бедность. Второй вопрос представляет собой по существу лишь более частную, конкретную постановку первого или основного вопроса об отношении христианина к собственности вообще. Поэтому уже раскрытое нами учение древней Церкви о праве собственности и об отношении к этому праву со стороны христиан дает нам достаточно данных и для характеристики христианского отношения к богатству и бедности. Так, например, если из откровенного и святоотеческого учения с несомненностью вытекает, что началом истинно христианского отношения к собственности является долг делиться своим с другими, то ясно, что на всякое богатство, как на скопление в руках одного лица гораздо большего числа предметов первой необходимости, чем сколько нужно для удовлетворения его личных потребностей, христианство не может смотреть иначе, как на уклонение от начала братской любви, то есть, иными словами, неодобрительно. Равным образом, с точки зрения этого же долга делиться своим с другими, несомненно, выступает в ореоле христианской добродетели добровольная бедность. Так, говорим мы, то или иное решение вопроса об отношении к праву собственности предрешает необходимо тот или иной взгляд на богатство и бедность. Но нам нет нужды и побуждений ограничиваться попытками приложить добытые нами общие начала к уяснению частных сторон предмета нашего исследования и, напротив, очень много побуждений по вопросу о христианском отношении к богатству и бедности изложить в возможной полноте учение древней Вселенской Церкви. Во-первых, идя таким путем, мы получим возможность более разносторонне выяснить церковную точку зрения на предмет. Вместо того, чтобы заниматься выводами из уже представленного церковного учения о собственности, мы, излагая откровенное и святоотеческое учение о богатстве и бедности, этим самым констатируем уже совершенное согласие и строжайшее единство церковных воззрений на устроение материального быта верующих. А вместе с этим полнейшим принципиальным согласием в церковном учении по вопросу о богатстве и бедности выступят перед нами такие новые детали, такие частные черты, которые сообщат христианскому учению характер особой конкретности и жизненной наглядности. Это одна сторона дела.
С другой стороны, расчленить вопрос о христианском отношении к собственности и отдельно остановиться на уяснении христианского взгляда на богатство и бедность побуждает нас та неправильная постановка в опытах уяснения этого последнего вопроса, какая существует и, даже более того, господствует в нашем современном богословии. Основная тенденция современного русского богословия в отношении к поставленному нами вопросу выражается в том, что всеми возможными путями стремятся доказать, будто в христианской жизни «богатство есть путь истинный и достойный уважения»[197]. Наше богословие потратило много усилий для того, чтобы доказать, будто служение Богу может быть совмещено со служением маммоне, и на пути к достижению этой грустной цели не останавливалось даже перед унижением христианского учения. Так, было уже упомянуто о перетолковании Иак. I, 17-18. Множество по существу даже непонятных усилий было приложено к тому, чтобы смягчить определенное суждение Христа Спасителя о богатстве в Его учении, особенно как это учение передано в Евангелии св. Луки и в притчах Господа. Самое святоотеческое учение о богатстве и бедности излагается и очень кратко, и крайне односторонне, и совершенно неправильно, когда святые отцы выставляются как бы покровителями богатых в деле «охранения и умножения» ими своего богатства. Со спокойной убежденностью утверждаем, что подобное представление совершенно не отвечает действительности, и после изучения святоотеческой литературы мы готовы скорее признать чрезмерную остроту в суждениях о богатстве некоторых святых отцов, чем в ком бы то ни было из них видеть защитника возможности для христианина собирать себе богатство на земле и беспечально им наслаждаться. Впрочем, оставим полемику в стороне, так как прямая задача нашего труда — положительное раскрытие учения древней Вселенской Церкви. Согласно принятому нами плану работы, изложению собственно церковного учения мы должны предпослать краткий обзор по интересующему нас вопросу учения ветхозаветного. Этот обзор особенно необходим в данном случае. Прежде всего, он поможет нам лучше понять в отдельных случаях евангельское учение, так как оно было обращено, прежде всего, к иудеям, воспитанным на ветхозаветном кодексе морали. Затем, ветхозаветный взгляд на интересующий нас предмет в значительной степени утверждается на характеристике душевного настроения богатого и бедного, какая точка зрения имеет известное приложение для этической оценки богатства и бедности в любой системе морали. Наконец, мы не вправе игнорировать и того замечательного явления, что наше современное богословие при уяснении христианского отношения к богатству и бедности очень любит утверждаться на Ветхом Завете. Делается это очень просто. Высказывается известное положение, всегда утверждающее в той или иной форме совместимость служения Богу и маммоне, затем приводится текст из ветхозаветного откровения, преимущественно из учительных книг, и вопрос считается решенным с христианской точки зрения. При этом как бы совершенно забывается, что в Евангелии Матфея имеется целая глава (пятая), говорящая о том, что христианское учение далеко не совпадает с ветхозаветным. Об этом широко распространенном и глубоко ошибочном методе раскрывать христианское учение мы уже имели случай высказаться в пе- чати[198] и здесь не станем повторяться. Но тем с большей внимательностью отнесемся к тому, чтобы изложить ветхозаветное учение и оттенить его существенное отличие во взгляде на богатство и бедность сравнительно с учением христианства.
