Что касается, наконец, связанных с вопросом о богатстве и бедности грехов и добродетелей, то в ветхозаветном Откровении мы встречаем ясные суждения об этом: сребролюбие и корыстолюбие, как мы видели, равно как и скупость[260], всегда осуждаются. Обратно: щедрая благотворительность признается высокой добродетелью.
Изложение ветхозаветного учения о богатстве и бедности, несомненно, показало, что в основе этого учения лежит начало любви к ближнему. Этим только могут объясняться настойчивые указания на долг помогать нуждающимся и суровые обличения за скупость и желание увеличивать богатство, пользуясь нуждой ближних. Но как в вопросе об отношении к собственности вообще принцип любви не нашел в Ветхом Завете совершенного выражения, так точно не выразился он всецело и в оценке жизненных явлений, связанных с вопросом об отношении к богатству и бедности. Только в новозаветном Откровении Божием миру мы встречаем совершенное учение о любви, как едином верховном начале жизни, и в лучах этого новозаветного солнца нам представляются ясными все христианские отношения к миру и его благам. И прежде чем перейти к более подробному изложению новозаветного взгляда на богатство и бедность, мы должны определенно отграничить то решение вопроса, какое предлагалось в Ветхом Завете, от того, какое дано миру Христом Спасителем. Разница между этими решениями, конечно, очень существенная, соответственно различию основного начала нравственной жизни дохристианской и христианской. Как мы уже сказали, Евангелие вывело закон любви из ограничения его числом и местом и поставило перед верующими идеал бесконечного нравственного совершенствования в единении с Богом. Эта абсолютность христианской морали не могла не отразиться и на оценке частных явлений и отношений человеческой жизни, и теперь мы кратко отметим то существенное различие, какое выступает между ветхозаветной и новозаветной оценкой богатства и бедности.
Прежде всего, если в Ветхом Завете богатство рассматривалось как благо само по себе, хоть и условное, а бедность — как зло, хотя и не нравственного порядка, то в христианстве не могло быть и речи о такой оценке богатства и бедности самих по себе. И первое, и второе являлись чем-то несущественным по сравнению с верховным благом — Царством Божиим: жизнь человека не зависит от изобилия его имения[261]. Эти слова Христа Спасителя являются прямым выражением абсолютной христианской точки зрения, высота которой, сравнительно с ветхозаветным взглядом, определенно отмечены и святыми отцами. Св. Иоанн Златоуст, например, говорит, что «так как многие слабы душой, то Бог даровал им и чувственные блага. Таким образом, он руководил народ иудейский: у них и богатство текло, и жизнь продолжалась до старости... Но когда пришел Господь наш Иисус Христос, призывающий нас на небо, убеждающий презирать блага здешние, внушающий любовь к благам тамошним и отторгающий нас от всего житейского, то справедливо... все богатство заключено в благах будущих, так как мы сделались совершенными»[262]. Св. Златоуст утверждает поэтому, что, если в Ветхом Завете и сказано было, что богатство и нищета от Господа[263], то сказано лишь иудеям, «не знавшим ничего, кроме предметов чувственных», сказано «подобно тому, как и мы не одинаково говорим с детьми и людьми взрослыми»[264]. И разница между ветхозаветной и новозаветной точкой зрения в данном вопросе так велика, что оценка богатства и бедности прямо противоположна, по взгляду св. Иоанна, в Ветхом и Новом Завете. В Ветхом Завете «богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема; одно было проклятием, а другое — благословением. А теперь не так... даже надобно искать бедности, если ее нет. Такое она составляет благо... Христос назвал ее совершенством добродетели[265]. Это Он выразил словами, показал и делами, преподал и через учеников»[266]. Иными словами, сознание новозаветного верующего навсегда вынуждено расстаться с теми ожиданиями, которым даже невольно отдавался ветхозаветный верующий: что внешнее благополучие и богатство суть блага, которые следуют за праведником, а бедность есть зло, которое составляет законный удел нечестивого. Много волнений доставляло уму и сердцу ветхозаветного верующего то, что не видел он такого соответствия в действительности. Вся книга Иова — живой свидетель этих треволнений и попыток выяснить трудный жизненный вопрос. Но для христианского сознания самый вопрос отпадает; жизнь человека не зависит от изобилия его имения. Перед лицом истинной жизни в общении с Богом ничтожны и самый мир с его благами[267], и временные страдания в этой жизни[268], и самая земная жизнь человека есть лишь начало лучшей будущей жизни»[269]. Поэтому св. апостол не смущается выразить ту поражающую ум наш мысль, что все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле[270].
Такая абсолютная точка зрения обусловливает то, что первая заповедь христианину в отношении его к миру и благам мира — не собирать себе здесь сокровищ, имея в виду сокровище лучшее, небесное[271], не заботиться о пище и одежде[272], даже не заботиться о завтрашнем дне[273]. Христианство не может, таким образом, видеть в богатстве самом по себе блага, а в бедности самой по себе зла, потому что это лишь внешние условия временной жизни, даже для нее не имеющие существенного значения. В христианском жизнепонимании и богатство, и бедность, говоря словами св. Иоанна Златоуста, не истина, но лишь «приятные и благозвучные названия»[274]; это лишь «картины», «тень действительности»[275] и обманчивый театр[276].
Ввиду такого отношения христианства к богатству и бедности самим по себе ясно, что оценка этих явлений жизни должна иметь своим исходным пунктом не отношение их к земному благополучию человека, но к делу его спасения, процессу постепенного совершенствования. Иными словами, мы вправе ожидать найти в новозаветном Откровении ту собственно этическую оценку богатства и бедности, какая осталась далеко не раскрытой в ветхозаветном Откровении. И мы, действительно, встречаем такую именно оценку, и притом выраженную столь определенно, что перетолкование новозаветного учения невозможно без извращения его прямого смысла или же без замалчивания прямо относящихся к данному вопросу мест. Мы не можем не поражаться, читая Евангелие и послание святых апостолов, как много и выразительно говорит Новый Завет об отношении человека к богатству и бедности, несмотря на то, что, согласно сказанному, сами по себе они ничто в христианском мировоззрении. Неизмеримая высота евангельского учения о предметах духовных высочайшей ценности не помешала уделить много внимания и вопросам нашей обыденной жизни и осветить их, а в том числе и вопрос о богатстве и бедности, своим новым светом. Для раздельности изложим взгляд новозаветного Откровения на богатство и бедность отдельно, хотя, конечно, в идейной связи, так как евангельское учение о бедности и нельзя было бы правильно понять без предварительного уяснения его отношения к богатству.
Итак, прежде всего, как смотрит Евангелие на богатство?
Согласно только что сказанному нами, христианство не может рассматривать богатства изолированно, вне его отношения к личности обладателя; и в этом последнем случае отношение новозаветного Откровения к богатству безусловно отрицательное. Уже в Ветхом Завете сознанию верующих ясно была видна та темная сторона богатства, что оно по природе своей тленно и скоропреходяще. Эта сторона выпукло обозначена и в Новом Завете. «Не собирайте себе сокровищ на земле, — учил Господь, — где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут»[277]. Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро проржавело, и ржавчина их будет свидетельствовать против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни[278]. Подобное пишет и св. апостол Павел Тимофею: «богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живого»[279]. Притча Христа Спасителя о неразумном богаче с образной выразительностью противопоставляет полное ничтожество всех надежд на богатство перед лицом одного несомненного для человека факта — неизбежности смерти[280]. Как увидим, притча эта постоянно напоминается и изъясняется святыми отцами в их поучениях. Это, бесспорно, потому, что ничтожество богатства ввиду неизбежности смерти наиболее доступно сознанию каждого, и эта сторона дела была ясна и ветхозаветному человечеству. Но в новозаветной характеристике богатства мы встречаем еще черту, какой не видели в Ветхом Завете, и которая усваивает богатству неизбежно осуждающий приговор именно с этической точки зрения. Это та характеристика богатства, когда оно называется по самому своему существу «неправедным». «Приобретайте себе друзей, — учил Христос Спаситель, — богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом, неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?»[281]. Ниже, когда мы будем излагать святоотеческое учение о богатстве, то встретим обстоятельное раскрытие мысли о неправедности всякого богатства. Теперь же мы должны отметить неразрывную связь этой евангельской характеристики всякого богатства как неправедного с раскрытым уже нами христианским взглядом на право личной собственности.
