его учести, —
Скользенула тут у его да права ру́ченька,
Подвернулась у его да лева ножечка.
90. А и пали тут они да на сыру землю:
А-й потресаласе от их да мать сыра земля,
Соплескалосе от них да на столах пи́тенья.
А и спрашивать веть стал да Илья Муроме(ць):
«Ище цьё ты дитя да цьей ты матушки?»
95. Отвечаёт Добрыня да Ильи Муромцю:
«Ище был веть я да на твоих грудях;
Ой не спрашывал у тибя не роду, не племени;
Вынимал бы я веть тут да всё востёр ножык,
Всё востёр ножык вынимал да ис кинжалища
100. А-й терзал бы я у тибя да всё белую грудь!»
И вынимает тут старой да всё востёр ножы(к),
Все востёр нош вынимает да ис кинжалища;
И розорвал тут у его да всё рубашечку;
И увидал у его да кресно зна́мьицё.
105. «Уш ты цядо, ты моё цядо любимое!
Ты годами молодешенек, умом-разумом глупешенё(к)!»
И бирёт тут старой его за праву́ю руку́
И подымает его да на резвы ноги.
И побратались они да покрестовались:
110. Старой же казак — да тот старшым братом же,
А Добрынюшка под им — да ме́ньшим братом же.
А-й поехали они да по чисту полю:
Ю старого-то доброй конь на весь ско(а)к бежы(т):
У Добрыни тут конь да всё на рысь бежы(т).
115. Поехали они да по чисту полю,
А-й простились они да друк<г> со друшкой же;
А-й старой же поехал да в стольней Киев-град,
А-й Добрынюшка поехал да к своей матушки.
А-й приежджаёт Добрыня да к своей матушки.
120. А-й стричаёт Добрыню да сво́я матушка:
«Уш ты, чадо моё, чадо любимое!»
А-й Добрынюшки тут да не пондравилось:
«Ты кака же мне мать? Да ты мне блятка же!»
И вынимает ис кинжалища да востёр ножык,
125. А-й ссекает он у ей буйну голову,
Ой выкиныват он у ей да на улицу
И на улицю выкиныват серым волкам.
Отлучаитьсе Добрынюшка в стольне Киев-гра(т),
В стольне Киев-грат да князю стольнекиефскому,
130. Стольнекиефскому князю да ко Ильи ко Муромьцю.
Он прывязыват добра коничка к злату кольцю;
Он заходит Добрынюшка в Божью церькву́,
Он в Божью церькву да в Богородици;
Он веть крест же кладёт да по-писаному,
135. Он поклон же ведёт да по-учёному,
На все стороны чотыре да поклоняицьсе,
А-и князю стольнекиеф(с)кому — особенно́й поклон.
А-й богатыри на его всё да поглядывают,
А-й поглядывают они да всё посматрываю(т).
140. А-й ни стерпел тут из них Олёша Попович же
И подбежал тут веть он да ко Добрыни же
А и спрашыват у Добрынюшки: «Ты цьего отьця,
Ты цьего же отьця да цьей ты матушки?»
Отвечает Добрыня Олёши Поповицю:
145. «Здесь не то веть поют да не то слушают!..»
Отбежал от его прочь Олёша Попович же,
Со стыдом он пошел — да как с деревеньским пирогом[53].
Отошла тут веть у их служба великая.
Выходили тут они да все на улицю.
150. Приглашает тут веть их да княсь стольнекиефской,
Приглашает он веть всех да на обет к сибе.
Во-первых тут веть стал да Илья Муромец,
По праву руку поставил да всё Добрыню же,
Водле Добрыни он поставил Дюка Степановича,
155. Водле Дюка он поставил да всё Чюрила же,
Водле Чюрила поставил Василья Перемякина,
Водле Васи́лья он поставил Олёшу Поповиця.
Вот зашли же они да в яго за́ло же,
А и сели они за столы дубовыя,
160. А и пили они да вина разныя.
А-й приросхвастались тут молоды́ бога́тыри.
А-й Цюрылушко росхвасталса с Дюком Степановичо(м),
А-й юдарылись да о велик же зало(к),
О велик же залок, — оп<б> своих буйных головах;
165. И заклюцили тут они промежду собой ходи(ть)
А-й три года ходить, кажный день — платьё сменное.
А-й Дюк Степанович веть ходит, — платьё сме́нное.
И Цюрылушко тут ходит, — платьё сме́нное.
А-й не стало у Це<ю>ры́ла платья сменнаго,
170. Обносил тут Цюрылушко всех прислуг своих.
Дюк Степановиць ходил, — кажной день веть платьё сменное;
А-й Цюрылушко он ходил да всё в цюжом платьице.
А-й скочил Дюк да Дюк Степанович,
Он скочил он веть тут да на резвы ноги;
175. Вынимал он веть да саблю вострую,
А-й ссекал у Цюрылушка буйну голову;
Он выкинывал его да всё на улицю,
178. Прыговарывал ему: «Ты не похваляйсе же!»
Карьеполё
Деревня Ка́рьеполё — Со́впольской вол, в 35 верстах от Не́мнюги, в 90 от с. Ку́лоя, в 60 от с. Долгой Щели, от Сояны по рекам в 60 вер., а по реке и волоку в 30 верстах; летом пути сообщения, кроме последнего, исключительно водные. Есть церковь.
Верусский Прокопий Григорьевич
Прокопий Григорьевич Ве́руськой — крестьянин д. Карьеполя, старик 72 лет, роста выше среднего. Он — вдов, имеет женатого сына, у которого трое малых детей. У него было еще две дочери, но обе (одна замужняя, другая незамужняя) умерли; от незамужней остался мальчик. В молодые годы он часто ходил на Кеды, также работать на фабрике в Костроме. В голодные годы он ездил собирать милостыню и пел стихи. Поехал было он с семьей на своей лошади в Нижний Новгород, но, немного не доехав до него, принужден был вернуться, так как нельзя было достать сена для лошади. Сначала он долго отговаривался, говорил, что не знает старин; и мне стоило много труда и времени уломать его петь: он стыдился петь, так как теперь живет лучше. Сын его взял подряд на доставку с р. Кулоя в г. Пинегу 9500 бревен. Он спел мне три старины: 1) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь», 2) «Сорок калик со каликою» и 3) «Данило Игнатьевич». Кроме того, он знает стихи. Поет он громко.
