— Закончи здесь, Ульяша, — помыла руки, сняла передник и смело к мужу подошла.
Хозяин дверь мне открыл и через двор повел. За калитку и вдоль улицы застеленной деревянным настилом.
Деревня была основана зодчими. Это сразу бросалось в глаза. Все дома были похожи на плетеное кружево. Дорога устлана деревом, а расстояние между теремами было в целый огород, а то и больше. Чтобы дойти до соседей надо было минут десять идти. В каждом дворе было на что поглядеть ведь даже курятники выглядели лучше чем моя изба в деревне. Они не только зодчими были, но и столярами и плотниками и лес сами валили.
Я не успевала разглядывать местное творчество, когда замерла напротив особо красного терема. Этот дом был не просто узорчатым, но еще и крашенным во многие цвета.
— Староста живет, — раздался за спиной мужний голос, а я только диву давалась откуда здесь краска на целый дом?
Краска дорогая. Ей сейчас на иконах новых лицо богу единому мулюют. А тут на целый дом синюю достали, красную и желтую.
— Хочешь так же? — тихо шепнул голос Радима и я едва не закашлялась.
— Нет! — воскликнула я и отшатнулась от калитки к которой подошла дородная женщина и стала меня рассматривать. — Дай мне к нашем царским палатам привыкнуть, — тихо попросила мужа и прижалась к его боку. — Дорого очень.
Женщина с любопытством нас провожала взглядом. А потом нам раздалось вслед:
— В клуб приходите! Там есть на что посмотреть!
Я благодарно махнула ей рукой, но значение слова клуба не поняла.
— Где это? — удивилась я новым порядкам богатой деревни.
Вроде ко всему была готова. Даже изгоем для местных стать из-за своего родства, но никак не приглашения.
Муж аккуратно взялся рукой за мой мешочек с песком и начал осторожно цедить слова:
— Женщины… рукоделие… все…, — он специально их в предложения не соединял боясь силу по буквам пустить.
— Женщины вместе рукоделием занимаются, — поняла я. — А чем именно?
— Ткут. Плетут. Всем.
— Каждый для себя или что-то большое на продажу? — заинтересовалась я.
В моей деревне большими полотнами вся семья занималась. Все руки рода занимали, чтобы копеечку получить.
— Когда как, — буркнул муж. — Можешь не ходить. Деньги есть. Будут. Были, — тяжело произнес Радим и будто запыхался со мной разговаривать.
Тяжело выдохнул. По его вискам скатился пот.
Неужели мой песочек уже не действует? Но ведь едва месяц прошел с его заговора.
— Я дома на мешочек посмотрю. Хорошо? — положила ему ладонь на его кулак, который оберег сжимал.
Мужчина прищурился, а потом кивнул.
Таким образом мы дошли до центра деревни. Здесь была большая круглая деревянная резная беседка. Вокруг нее стояли люди от мала до велика. Женщина тоже лезли вперед, да и мужчины не отставали.
— Базар, — тихо пояснил мне муж.
Я уже поняла что это место просто обязано быть в каждой деревне. Чисто, красиво и удобно.
Мужик что сидел на столе с разложенными свертками громко смеялся. Вообще, голос у него был зычный, звонкий, а язык подвешенный.
Он успевал разговаривать с мужчинами и отвешивать комплименты женщинам. Одновременно он что-то сверял на листе и отдавал указы своим помощникам — парнишкам лет семи — десяти.
Тут он увидел моего мужа. Его трудно не заметить, но было странно, что базарный человек так панибрацки к нему обратился.
— Радим, дорогой! Поздравляю, слышал ты жену в дом привел, — замахал он руками над головами людей и встал на небольшое возвышение. — Ооо, вижу-вижу! Красна девица! И стать, и очи, и уста — всем хороша! — мужик отвесил мне поклон. — Радим, только тебя и жду. Подходи.
Муж пошел вперед и вскоре звонкий голос стал настолько тихим, что его даже ближние не слышали. А потом они вовсе в сторону отошли и заговорили на очень серьезные темы.
А я осталась среди толпы и все смотрели на меня. Мужики к помошникам ближе подошли и решали там свои вопросы, а бабы меня оценивали.
— Добро будьте соседи, — начала я и улыбнулась им. — Звать меня Семислава, рождена я во время Ражениц, — я скрыла свой час, потому что и так пугаю их своим видом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если узнают, что в час Недоли, то они меня вовсе могут вилами прочь погнать. Поэтому никогда этого не говорила. Пусть сами надумывают: с Недолей я пришла или с сестрой ее — Долей. Дни рождения не праздную, поэтому сама забыла сколько мне лет.
— Агнеша, — сияющими глазами меня разглядывала невысокая девица с толстой косой до колен. — В Ярилино время. Ты такая… другая, — она восхищенно взвизгнула. — А правда, что ты из рода колдовского?
— Да, — я тронула свою короткую стрижку и улыбнулась.
Ее интерес мне был прекрасно знаком. Она как Ульянка была любопытна и открыта миру.
— Беляна, — более сдержанная вторая девица чем-то напоминала мне Агняшу. — В правление Мокаши. Мы дочери старосты и Желаны.
— Мать тебя видеть хотела, — пританцовывала Агняша вокруг меня. — Говорила, что у таких как ты наговоры сильные и вы лечить умеете и с духами общаться.
— Правильно говорила, — начала привлекать я предположительных клиентов.
Странно конечно, что в деревне где строят церковь ко мне с таким воодушевлением отнеслись. В старом месте поп всех стращал, что я бесов вместе с эликсирами отдаю. Поэтому ко мне настороженно относились, но на рожон не лезли.
— А где хозяин церкви? — осторожно спросила я, интересующую меня тему.
— Худабед то? — одна из женщин усмехнулась.
Какое имя у попа странное. Их как-то иначе надо звать, вроде Павла, но Худабед вообще потешкой звучит.
— Куда ноги донесли, там и упал, — засмеялись все девицы, окружая меня.
— Он у нас забавный, — начали они на перебой рассказывать про местного стража "овец". — По началу про какого-то мужика на кресте рассказывал. Требовал, чтобы его Богу ноги целовали. Нас стращал, что с непокрытой головой гуляем. Мужикам нашим говорил что они нас распустили и в наших головах дурость. Про наказание что-то молол и покаяние. Но наши мужья взяли самогон и пошли к нему на беседу мужскую. С тех пор "худо бедный поп" по дворам ходит, испивает поданное и идет дальше. Уже два года по дворам слоняется. Ни дома ни землянки построить себе не может, — бабы засмеялись. — В этом году мужики решили ему церковь справить, а то совсем бедовым стал наш поп. Еще и нас пугает, когда из сеновала после попойки выползает или в сенях на лавку укладывается. Мужья даже выполняют все ритуалы для его Божьего дома.
Бабы смеялись и начали рассказывать кто и где в последний раз видел Худобеда. И как они его от овец отгоняли полотенцами, когда он им проповеди на пьяную голову читал. Кто-то вспомнил, что поп уйти из деревни хотел, но в трех соснах заблудился и через месяц хуже лешего вернулся, детей малых распугав.
— Радим! — отвлек меня детский голос.
Увидела бегущего по улице Митора и ступила в его сторону. Тот тоже меня заметил. Оскалился, бежать перестал и важным петухом мимо прошел. Он нес ящик с инструментами, который его готов был приклонить к земле, но парень держался прямо.
Муж его приветил, по голове погладил и с ярмарочным человеком разговор закончил.
— Идти пора, — направилась я в их сторону.
— Ты с мальцом то поаккуратнее. Он дикий какой-то, будто звереныш в человечьем обличии, — почему-то бабы перестали смеяться и на Митора посмотрели, будто на волка, который посмел из лесной глуши выползти.
— Ты в клуб приходи! И девочек своих бери! — раздалось мне в спину.
Странные они. Ведунью не испугались, а щуплого мальчишку едва не сожрали взглядом.
13
Муж вместе с Митором ушли к церкви. Оказалось, что они обеденное время проводили дома, потому что в храме должны были служить Единому Богу. Худобед сам сказал об этом и на следующий день забыл. А строители традиции решили не нарушать и на обед по домам расходились. Им же лучше, что на солнцепеке не сидеть и дома поесть можно. Вечером работа продолжалась до заката, поэтому все хозяйство оставалось на женщинах.
