Фред зашептал:
– Господи Иисусе, не знаю, что́ теперь делать.
Я огляделся. Гостиная оказалась просторной, с мягким ковром на полированном полу и удобными креслами, остальная обстановка в том же духе. Хозяев видно не было.
– Чудная у тебя квартирка, – заметил я. – Вот что могу тебе посоветовать в отношении стиля…
– Заткнись, – прошипел Фред.
Он двинулся в сторону второй комнаты и поманил меня согнутым пальцем:
– Иди и посмотри.
Я зашел туда вслед за ним. Эта комната была меньше первой, но с таким же мягким ковром. Также я отметил пару кресел, туалетный столик, комод и большую изящную кровать. Взгляд мой остановился на мужчине, который на ней возлежал. По описанию, которое дал Сол, я, несмотря на отсутствие некоторых деталей туалета, узнал в нем спутника Наоми Карн, с которым она ужинала прошлым вечером в «Санторетти». Синяя рубашка, серый галстук-самовяз и серый пиджак из камвольной шерсти были на мужчине, но ниже наблюдались только белые трусы, голые ноги и синие носки с подвязками. Человек дышал как гейзер, готовый извергнуть фонтан.
Фред с гордым видом поведал мне:
– Он застонал, когда я стягивал с него брюки, поэтому я не стал больше ничего трогать.
Я кивнул:
– Вид у него не самый достойный. Ты установил, как его зовут?
– С этим какая-то неразбериха. Внизу указано, что тут проживает Эрл Доусон, и он сам назвал этот адрес как свой домашний, и даже ключи у него имелись от дверей. Но зовут его иначе. Это Юджин Дэвис, партнер юридической фирмы «Данвуди, Прескотт и Дэвис», что находится в доме номер сорок на Бродвее.
Глава седьмая
Я уставился на Фреда. Комическая сторона дела отошла на задний план.
– С чего ты взял? – спросил я.
– Я обыскал его. Вот, сам посмотри на комоде.
Я на цыпочках пересек комнату, чтобы изучить горку разнообразных предметов, среди которых имелись: водительские права на имя Юджина Дэвиса; членский билет адвокатской ассоциации округа Нью-Йорк на имя Юджина Дэвиса из фирмы «Данвуди, Прескотт и Дэвис»; пропуск на Всемирную выставку 1939 года в Нью-Йорке, с фотографией все того же Дэвиса; страховое свидетельство на автомобиль; три письма, полученных Юджином Дэвисом по его рабочему адресу; две фотокарточки Наоми Карн, на одной из которых она снята в купальном костюме…
Я сказал Фреду:
– Пойди покарауль у входной двери, если кто появится – кричи. Я собираюсь покопаться здесь.
Осмотр я произвел быстро, но тщательно. Дэвис лежал без чувств и всасывал воздух, словно медведь, которого чуть не придушили. Без внимания я не оставил ничего, охватив эту спальню, еще одну поменьше, ванную, кухню и большую гостиную вместе с гардеробной. Найди я там последнюю волю и завещание Ноэла Хоторна, датированное более поздним числом, чем седьмое марта 1938 года, вылетел бы прямо из окна, но ничего похожего на глаза мне не попалось. Как не попалось вообще ничего, что могло бы иметь отношение к завещанию или убийству – или к любому другому феномену, представляющему для меня интерес, если не считать еще восьми фотоснимков Наоми Карн различных форм и размеров, три из которых были надписаны: «Джину», а указанные ниже даты относились к 1935 и 1936 годам. Даже в холодильнике было пусто.
Напоследок я еще раз посмотрел на члена адвокатской коллегии, забрал Фреда и вместе с ним вышел на улицу. Там мы погрузились в родстер, завернули за угол, выехав на Шестую авеню, где я притормозил в утренней тени зданий и потребовал объяснений:
– Как все было?
Фред запротестовал:
– Мы должны остановиться там, откуда будет видно…
– Он проваляется в отключке еще не один час. Расскажи все папочке.
– Ну, я наблюдал за ним…
– Твой объект и женщина вместе покинули «Санторетти»?
– Угу. В одиннадцать. Они пошли на запад в сторону Лексингтон, я следовал за ними пешком, а Сол – в своей тачке. Он посадил ее в такси, и Сол поехал за ней. Этот парень постоял, глядя вслед такси до тех пор, пока оно не скрылось из виду, а потом как попер на юг, будто вдруг вспомнил, что забыл нечто важное во Флориде. Это жираф, а не человек. Я ноги чуть не до колен стер, пока бежал за ним. Проклятый дуралей перся на своих двоих до самой Восьмой улицы!
– Мы устроим ему выволочку и скажем, чтобы больше так не делал. Как же ты страдал, бедненький! Все такие детали можешь опускать, а то у меня сердце разорвется от жалости.
– Иди ты знаешь куда. Объект зашел в одно местечко на Восьмой улице, около Шестой авеню, это бар и ресторан под названием «Уэлмен». Я знаю парня, который там работает. Вот, я подождал немного снаружи, а потом тоже зашел и увидел, что за стойкой стоит как раз Сэм – ну, мой знакомый. Я купил себе выпить и покалякал с ним немного. Объект стоял неподалеку и наливался под завязку: посидит над стаканом минут десять, потом опрокинет его одним махом и велит повторить. Так продолжалось часа полтора, Сэм уже начал хмуриться, и я порасспросил его. Кстати, на напитки мне пришлось потратить два шестьдесят.
– Даже не сомневаюсь. Придется подождать, пока Вульф лично не проверит твои расходы, сам я такое не пропущу.
– Нет, ты послушай, Арчи…
– Ладно, посмотрим. Заканчивай доклад старшему по званию.
– Погоди, дай насмеяться. Ха. Сэм сказал, что объект – хороший клиент, иногда даже слишком хороший. Его зовут Доусон, и живет он неподалеку. За два года Сэму дюжину раз приходилось отправлять Доусона домой на такси. В общем, так мы и сидели полночи. Спустя какое-то время объект отошел от стойки, добрел до стола, сел и продолжил пить там. Наконец рухнул головой на стол. Мы с Сэмом попытались привести его в чувство, но он вырубился. Тогда я предложил отвезти его домой, и Сэм сказал, что это круто с моей стороны, и я тоже так думал, пока не потащил этого псевдо-Доусона по лестнице наверх. Должно быть, в нем не меньше двух сотен фунтов.
– Сол говорит, что сто семьдесят.
– Сол не таскал его на второй этаж. Сюда я приволок его в четверть шестого, снял с него ботинки и брюки, потом сел и стал думать. Главный вопрос был в том, как поднять тебя с постели в такой час. Я ведь знаю, какой ты бываешь до завтрака…
– И поэтому ты поспал немного, а затем уже забил тревогу по телефону, словно…
– И ничего я не спал. Я просто хотел, чтобы ты понял…
– Ладно. Не трать слов попусту. Думаю, боссу следует возместить тебе расходы на выпивку. И добавлю, что твое знакомство с бесчисленными Сэмами в бесчисленных барах иногда бывает полезным. Я скоро вернусь.
Я выскочил из машины, дошел до угла и завернул в аптеку, где отыскал телефон и набрал номер.
– Это Арчи, Фриц. Переключи-ка меня на оранжерею.
– Мистера Вульфа там нет.
Я глянул на часы, которые показывали в тот момент пять минут после десяти часов утра.
– О чем ты говоришь? Конечно же он там.
– Нет, правда, Арчи. Мистер Вульф уехал.
– Ты с ума сошел. Если он сам велел тебе так сказать… кого он вообще хочет одурачить? Звони в оранжерею.
– Но, Арчи, говорю же тебе, его нет. Ему позвонили, он собрался и уехал. Только оставил тебе несколько сообщений. Подожди, я все записал. Во-первых, звонил с докладом Сол, и босс распорядился, чтобы его сменил Орри. Во-вторых, из-за твоего отсутствия ему пришлось взять такси. В-третьих, ты должен взять седан и прибыть в резиденцию покойного мистера Хоторна на Шестьдесят седьмой улице.
– Это не розыгрыш, Фриц?
– Богом клянусь, Арчи. Я и сам дар речи потерял.
– Да уж.
Я повесил трубку и отправился обратно к родстеру.
– Началась новая эра, – сообщил я Фреду. – Земля развернулась и вращается теперь в другую сторону. Мистер Вульф покинул дом на такси в связи с рабочей необходимостью.
– Что? Чушь.
– Нет. Богом клянусь, как говорит Фриц. Он действительно уехал из дома. Так что ты можешь…
– Но, Арчи, он же убьется или еще что-нибудь…
– Да знаю я. Ты давай сейчас отправляйся домой и досмотри свои сны. Твой приятель Дэвис еще несколько часов не встанет с кровати. Если ты нам понадобишься, я тебя вызову.
– Но если мистер Вульф…
– Я присмотрю за ним.
Фред выбрался из машины на тротуар, тряся головой с встревоженным видом. Я тронулся с места. Тревоги я не испытывал, но был слегка растерян, беря курс на север. Прибыв в гараж на Одиннадцатой авеню, я пересел из родстера в седан, выехал по кольцевой рампе на улицу и продолжил путь.
Я пришел к выводу, что собственное нерушимое правило никогда не покидать дом по делу Вульф нарушил из-за плачевного состояния банковского счета. Я догадывался, что его это беспокоит, но и предположить не мог, что беспокойство босса достигло размеров безумия. Я был охвачен жалостью к нему, когда парковал седан на Шестьдесят седьмой улице и шагал к входу в каменную обитель Хоторнов.
Вокруг дома не толпились зеваки, репортеры и фотографы не лезли в окна, из чего я заключил, что Скиннер и Кремер так и не выехали на тот сложный перекресток. Дворецкий, отворивший мне дверь, выглядел очень внушительно – родовитость буквально сочилась из него. Я сказал:
