Пурист и его знак завертелись, как флюгер. Но это сработало в пользу Ноэль, хоть она и потеряла скорость и вынуждена была поднырнуть под паланкин, который несли четверо мужчин, – все это выглядело так, будто она намерена взять влево, к мосту. И она услышала, как пурист кричит, что она собралась пересечь канал.
Так что она не взяла влево, как планировала. Вместо этого она развернулась на каблуках и ринулась обратно в толчею, молясь, чтобы монах послушал пуриста и пошел по указанному пути. Молясь, отчаянно молясь, чтобы он не учуял запах ее крови.
Она надвинула капюшон обратно и понеслась. Впереди был еще один перекресток – широкая оживленная улица с востока на запад, до второго моста. Ей придется бежать до конца, все время прямо…
Или нет. Перевернув телегу с дровами и стремительно обогнув прилавок с сыром, она внезапно ощутила под ногами пустоту.
Ноэль широко раскинула руки, балансируя над зелеными илистыми водами неучтенного канала, почти так же забитого людьми на лодках, как и улицы.
Затем под ней скользнула длинная плоскодонка, и Ноэль мгновенно оценила ситуацию. Низкая палуба завалена сетями. Пялящийся вверх рыбак.
Ноэль перестала удерживать равновесие. Вместо этого она подалась вперед.
Мимо засвистел ветер. Белое кружево сетей схлопнулось. Теперь она была на палубе, опиралась коленями на доски и хваталась руками за воздух.
Что-то порезало ее ладонь. Ржавый багор, поняла она, прежде чем поднялась на ноги. Лодка резко накренилась. Рыбак заорал, но Ноэль уже прыгнула на другое проходящее мимо судно – низкий паром с красным навесом в оборках.
– Берегись! – крикнула Ноэль, хватаясь за балюстраду. Она подтянулась – пассажиры потрясенно попятились. Кровь запачкала столбики перил. Ноэль смутно надеялась, что горящая рана не облегчит ведуну Крови ее поиски.
Она пересекла палубу парома в четыре прыжка – похоже, присутствующие так же сильно хотели, чтобы она скорее убралась, как и сама Ноэль. Она взобралась на перила, сделала вдох и прыгнула на следующую лодку – на этот раз полную макрели.
Под ногами хлюпнуло, и она внезапно обнаружила, что лежит в месиве из серебристой чешуи и подернутых слизью рыбьих глаз. Рыбак закричал на Ноэль – скорее недовольно, чем от удивления, и она поднялась. На нее надвигалась черная рыбацкая борода.
Она толкнула мужчину локтем в живот, как раз когда они поравнялись с лестницей, на которой толпились рыбаки с удочками.
Мощно спружинив, Ноэль оказалась на одной из плиточных ступенек. Ни один из рыбаков не протянул руку, все только отшатнулись. Один даже замахнулся на нее удочкой; его Нити были перепуганно-серыми. Ноэль пыталась удержать равновесие на ступеньке.
Она схватилась за конец удочки, которой рыбак пытался попасть ей по голове. Его Нити вспыхнули ярче. Он попытался отобрать у нее снасть – и вместо этого затащил ее повыше. «Спасибо», – подумала она, шагнув по лестнице. Оглянулась и увидела кровь на камнях. Ее ладонь кровоточила намного сильнее, чем можно было судить по ноющей боли.
Ноэль вышла на улицу. Мимо проплывала толпа, а она пыталась сосредоточиться на дальнейшем плане действий. Все ее расчеты полетели в тартарары, и Ноэль нужно было немного времени, чтобы подумать. В спонтанности она была полный ноль – вот почему в таких ситуациях роль лидера принадлежала Сафи. Ноэль всегда терялась, если не было времени на раздумья.
Но у нее была минута, пока она стояла возле канала и прятала окровавленную руку в вонючий плащ. Нити окружавшего ее мира то угасали, то начинали светиться ярче.
Широкая дорога. Основной путь из города, как и канал вдоль улицы. Движение было в обе стороны. Мужчина вел мимо оседланную кобылу пегой масти. Лошадь казалась свежей.
И Ноэль нужна была эта кобыла. Она стремительно сдернула плащ и накинула его на голову мужчине, а сама вспрыгнула в седло, надеясь, что прижатые уши лошади означают готовность к скачке.
– Мне очень жаль, – крикнула она, пока мужчина пытался выбраться из-под плаща. – Я отправлю ее обратно! – Затем она пришпорила лошадь, и мужчина остался позади.
Кобыла пошла быстрой рысью сквозь уличную толчею. Ноэль бросила взгляд на другой берег канала… И увидела, что Ведун крови наблюдает за ней. Расстояния между лодками теперь стали больше, и он не мог перебраться через канал так, как это сделала Ноэль.
Но он ухмылялся ей. Он быстро помахал пальцами и постучал по правой ладони.
Он знал, что она поранила руку, и показывал, что может выследить ее. Что он будет выслеживать ее с такой же ужасающей ухмылкой.
Ноэль отвела взгляд от его лица, сосредоточившись на дороге, и прижалась к конской спине. Она пришпорила лошадь еще сильнее и молилась, чтобы Мать-Луна, или бог Нубревены, или кто угодно еще помог ей выбраться из города живой.
* * *
Несмотря на цветы и банки с благовониями, расставленные по особняку мастера Шелковой гильдии, Сафи отчетливее всего чувствовала запах ближайшего канала. Но ей нравился этот запах нечистот, плесени и птичьего помета. Он отвлекал ее от того, что бушевало внутри, пока она разглядывала сад сквозь стену из кусочков стекла.
Сафи проследовала за лакеем по светлым и просторным коридорам, устланным коврами, а затем поднялась наверх, в спальню, где стояла кровать с ворохом роскошных шелковых платьев на ней. Она вошла в комнату с опаской, но там было пусто. Лакей удалился. Тогда Сафи подошла к окну и принялась барабанить по нему пальцами в неистовом ритме своего сердца.
Ей нужно было бесстрастное лицо Ноэль, чтобы удержать Сафи в текущем мгновении, чтобы она не возвращалась с дрожью к мертвому, покрытому гноем лицу Герога. К ярости Хабима. К этой ужасной, неизбывной ненависти, которая прорастала сквозь ее тело.
Позади послышались шаги. Она повернулась, чувствуя, как перехватило дыхание.
Но это был не дядя Эрон. Это был Мустеф. Слава богам.
Но облегчение Сафи было недолгим. Когда старый наставник вошел в комнату, его тонкие черты сложились в жесткую маску, а движения были порывистыми и резкими. В руках он держал знакомый побрякивающий саквояж.
– Так вот что вы задумали в наше отсутствие? – Мустеф бросил сумку на кровать, а Сафи даже не попыталась поймать ее, хотя проводила взглядом, чтобы понять, на месте ли книга Ноэль.
Она была на месте: кожаные уголки торчали наружу.
– Я учил вас искусству слов и уловок не для того, чтобы вы стали грабителями, Сафи.
Долговязый Мустеф навис над девушкой, заслоняя собой книгу. Сафи могла лишь смотреть в его темные горящие глаза.
Она набрала воздуха в легкие и расправила плечи. Как и Хабим, Мустеф был одет в серо-голубую ливрею дома Хасстрель.
Он схватил ее за подбородок, как делал тысячу раз, когда она была ребенком. Повернул голову влево, вправо, ища царапины, ушибы или признаки того, что она заплачет. Но она была цела и невредима и плакать не собиралась.
Выпустив ее, он отступил на шаг.
– Хорошо… что Разрушенный тебе не повредил.
От этой единственной фразы выдержка оставила Сафи, и она обняла наставника. Она всегда предпочитала Мустефа Хабиму и знала, что он связан с ней Нитью сердца более прочной, чем с кем бы то ни было еще. Они были родственными душами, она и Мустеф. Склонны скорее действовать, чем думать; скорее смеяться, чем хмуриться. Так что Мустеф мог злиться как угодно сильно – Сафи знала, что это пройдет.
– Что, черт побери, происходит? – пробормотала она, уткнувшись в его воротник, на котором была вышита горная летучая мышь Хасстрелей. – Хабим отослал Ноэль, а она почему-то подчинилась.
Сафи высвободилась и, прежде чем снова посмотреть на Мустефа, бросила мимолетный взгляд на книгу.
– Твой… дядя в бешенстве.
– Разве он не всегда такой? – Она махнула рукой и развернулась к кровати, чтобы вытащить книгу.
Но Мустеф заступил ей дорогу и повысил голос.
– Это серьезно, Сафи, ты должна понять. – Он взял с кровати одно из платьев. Фисташковый шелк заиграл в лучах послеполуденного солнца. – Вечером ты ему нужна.
– Нужна я или моя магия? – Она посмотрела на платье. К ее неудовольствию, оно было довольно красиво. Сафи и сама купила бы такое, будь у нее деньги.
– Ему нужна ты, – сказал Мустеф. – Вечером будет бал, посвященный завтрашнему открытию Военного саммита. Как ожидается, там будет вся знать трех империй, в том числе женщины и дети. Как знак всеобщего мира.
Сафи нахмурилась. Она наконец получила ответ, но он вызвал еще больше вопросов.
– А зачем на саммите я?
– Потому что… – пробормотал Мустеф, снова взглянув на платье. Пренебрежительно покачав головой, он бросил его на кровать. – Вполне возможно, будет заключено еще одно Двадцатилетнее перемирие. От знати ожидают участия в переговорах. В том числе и от тебя.
По коже Сафи побежали мурашки. «Ложь», – утверждала магия.
– Не ври мне, – сказала она тихо. Беспощадно. – Хабим упомянул что-то о плане, который вынашивается уже двадцать лет. Я хочу знать, в чем он состоит.
