Будет большая ― пригодится.
Байгыр-хан опять покачал головой, рассматривая дорогие подарки; батырь был не простой человек, и не сокол привёл его сюда, а, может быть, сама судьба. Он позвал Кара-Нингиль, велел ей поблагодарить батыря, а подарки возвратил. Взглянул батырь на Кара-Нингиль, на её тёмные опущенные глаза, на стройный стан, на румяные щёки и только вздохнул.
― Через год приеду... ― сказал он.
Забилось, как подстреленная птица, сердце батыря, ещё ниже опустила свои тёмные глаза Кара-Нингиль, и когда батырь уехал, и пропал топот его лошади, она всё стояла на одном месте, как очарованная. Байгыр-хан даже рассердился на неё, в первый раз рассердился, как жили они вместе десять лет, и долго ничего не говорил. Старик думал своё, Кара-Нингиль ― своё.
Через год батырь действительно явился, но теперь он приехал не один, а с громадною свитой. С ним был Уучи-Буш, осматривавший невест. Великий учёный узнал про Кара-Нингиль, как лучшую красавицу, и взял её в число невест Узун-хану. Батырь Джучи-Катэм ничего не сказал Байгыр-хану ― тёмная ночь лежала у него на душе. Он вперёд знал, что Кара-Нингиль, его возлюбленная Кара-Нингиль, которую он сторожил, как зеницу ока, сделается избранницей Узун-хана. Злую шутку подшутила над ним Алтын-Тюлгю, но все они дорого заплатят ему за отнятую невесту... О, железное сердце билось в груди Джучи-Катэм, а на дне души лежала холодная змея.
― Я, Джучи-Катэм, отомщу за всех, ― сказал он на прощанье плакавшему Байгыр-хану. ― За каждую напрасно пролитую слезу Кара-Нингиль заплатят мне по голове.
IV
За Зелёным Городом, где, потонув в садах, течёт быстрый Ик, вырос новый город из разноцветных палаток ― здесь собраны были красивые девушки со всего государства, и у каждой была своя палатка. Прежде чем сделать выбор, всех их ещё раз осматривали новые приставники, знахари и опытные старухи, состоявшие при ханских дворах надзирательницами. Исполнив своё поручение, Джучи-Катэм думал уже получить свободу, но Узун-хан сказал:
― Всякое хорошее дело нужно доводить до конца... Тебе трудно одному управляться с девичьим городом, Уучи-Буш слишком учён для этого, а потому я назначаю тебе помощницей Алтын-Тюлгю.
Кара-Нингиль жила в своей палатке уже второй месяц, и ей было весело. В шумной толпе весёлых девушек она забыла и горы Чолпан-Тау, и свою пещеру, и самого Байгыр-хана. Молодое сердце рвалось от радости в ожидании неизвестного будущего. По вечерам она подолгу сидела на берегу быстрого Ика и всё слушала, как шумит засыпающий Зелёный Город: ревели верблюды, скрипели арбы, блеяли бараны и ржали лошади. Как ей хотелось увидать этот город, в котором живёт великий Узун-хан: хоть бы одним глазком посмотреть! Попасть в ханши она не думала ― мало ли красивых девушек и без неё. Ей надоедали только приставники, которые приходили каждый день и осматривали её, как лошадь; один осматривал зубы, другой ― глаза, третий ― волосы, руки, шею. Старухи обходили все палатки по ночам и наблюдали, спокойно ли спят красавицы и нет ли у них дурных примет, которые можно скрыть днём. Джучи-Катэм она видела только издали, и он точно не хотел её узнавать, что её огорчало. Неужели батырь так скоро успел забыть её и не чувствует, как бьётся её сердце, когда он проходит мимо её палатки?
Но зато как весело было днём, особенно утром, когда все девушки отправлялись купаться в Ик! Никто не смел подъехать к Девичьему Городу на триста шагов, потому что его оберегали отряды ханской стражи, и девушки могли резвиться на свободе, как хотели. Только раз во время такого купанья на реке показалась лодка, перепугавшая всех; это был сам Узун-хан, хотевший полюбоваться купавшимися красавицами. Кара-Нингиль не хотела верить, что сгорбленный жёлтый старик, у которого так страшно тряслась голова, и есть Узун-хан, о котором она так много слышала. Невелика радость сделаться женою такой гнилой куклы, ― уж лучше было бы остаться в Чолпан-Тау.
В другой раз Кара-Нингиль страшно испугалась, когда ночью в её палатку, как тень, вошла какая-то женщина. Эти отвратительные старухи мешали даже спать.
― Не бойся меня, Кара-Нингиль, ― заговорил молодой женский голос, что ещё больше удавило девушку. ― Я пришла тебе сказать, что именно ты будешь нашей ханшей. Это уже решено... Меня зовут Ак-Бибэ, я дочь Джучи-Катэм, которого ты знаешь. Узун-хан тоже любил меня, всего один день любил, а потом отдал в Летафет-Намех, где таких несчастных девушек сотни. Все мы будем теперь служить тебе одной, как своей царице... Тебе строят уже новый дворец.
― Я тебя не знаю, Ак-Бибэ, ― ответила Кара-Нингиль, ― и не знаю, что тебе нужно от меня.
― Что мне нужно? ― спросила Ак-Бибэ и вдруг заплакала, горько и неутешно заплакала.
― О чём ты плачешь, Ак-Бибэ?
― Плачу и о себе, и о тебе, Кара-Нингиль... Ты ещё такая молоденькая и совсем не знаешь, как страшно жить на свете такой красавице, как ты. Мой отец Джучи-Катэм полюбил тебя и хотел жениться, но об этом узнала Алтын-Тюлгю и назло отцу захотела сделать тебя ханшей, ― у бедного отца всё было отнято и нужно было ещё отнять невесту...
Ак-Бибэ горько плакала и рассказала Кара-Нингиль все злодейства Узун-хана. Этот полусгнивший старик может ещё радоваться только муками, страданиями и унижением других. Чем лучше человек, тем приятнее Узун-хану мучить его. Дальше Ак-Бибэ рассказала Кара-Нингиль, как плачут и убиваются теперь все женщины в Летафет-Намех и в Баги-Дигишт, как ненавидят её, будущую царицу, все сто ханских сыновей и ханские дочери, и как будут проклинать собранные в Девичьем Городе тысячи красавиц, когда узнают о выборе Узун-хана.
― Я никому не сделала зла... ― шептала Кара-Нингиль. ― Но, слушая тебя, я поняла только одно, что мне не следовало родиться или навсегда остаться в Чолпан-Тау.
― У всякого человека своя судьба, от которой не уйдёшь. Нужно делать то, к чему ведёт судьба.
― А что нужно делать? ― спросила Кара-Нингиль.
― Когда придёт время, я тебя научу, ― ответила Ак-Бибэ. ― Красивые девушки родятся на свет для горя...
Ночь кончилась и Ак-Бибэ ушла, чтобы пройти незамеченною в свой Летафет-Намех. Если бы её заметили, то сейчас же казнили бы, потому что ханские
