«Да, я серьезно. Кто первый ты, или я?»
«Но, — произнес он, — Зачем тебе умирать? Это безумие. Ты выглядишь таким здоровым — у тебя, наверняка, есть много причин, чтобы жить».
«Слушай, — сказал я, — Мне неизвестно о твоих неприятностях, но по сравнению с моими, они просто теряются. Тебе даже близко не понять моих проблем. Я все сказал».
Я глянул вниз. Это будет так просто: только наклонись, все остальное доделает гравитация. Хотя бы раз, я докажу этому старикашке Сократу, что он не прав. Я мог бы оттолкнуться с криком: «Ты ошибался, старый ублюдок!» и отправиться в свой последний полет до тех пор, пока, с хрустом, мои кости и органы не расплющатся об асфальт, навсегда избавляя меня от возможности смотреть на закаты.
«Погоди!» Это был Дон. Он протягивал мне руку. Секунду я колебался, потом схватился за его руку. Когда я посмотрел ему в глаза, лицо Дона стало меняться. Оно сузилось. Волосы потемнели, его тело уменьшилось. Я стоял и смотрел сам на себя. Потом отражение исчезло, и я остался один.
Испугавшись, я сделал шаг назад и поскользнулся. Я падал кувырком, переворачиваясь снова и снова. Своим внутренним глазом, я видел черный капюшон смерти, которая, оскалившись, поджидала меня внизу. Я слышал голос Сократа, кричащий откуда-то сверху: «Десятый этаж — нижнее белье, постельное белье, восьмой этаж — хозтовары, камеры».
Я лежал на диване в офисе и смотрел на мягкую улыбку Сока.
«Ну как?, — спросил он, — Ты будешь убивать себя?»
«Нет». Однако, вместе с этим решением, вся ответственность за собственную жизнь снова упала на мои плечи. Я описал ему свои ощущения. Сократ взял меня за плечи и сказал только: «Запомни это, Дэн».
Прежде чем покинуть его в тот вечер, я спросил: «Где Джой? Я хочу ее снова увидеть».
«В свое время. Она придет к тебе, возможно, после».
«Но если бы я только мог поговорить с ней, мне бы стало значительно легче».
«Кто тебе сказал, что это будет просто?»
«Сократ, — сказал я, — я должен ее видеть!»
«Ты не должен ничего делать, кроме как прекратить видеть мир с точки зрения своих желаний (потребностей). Расслабься! Когда ты отпустишь свой ум, к тебе вернутся твои ощущения. До тех пор, я хочу, чтобы ты продолжал наблюдать, насколько это возможно, останки твоего ума».
«Если бы я мог, только позвонить ей…»
«Вперед и с песнями!» — отрезал он.
В последовавшие недели в моей голове воцарился настоящий бедлам. Необузданные, случайные, глупые мысли, ощущения вины, беспокойства, порывы желаний — бедлам. Даже ночью, оглушающая лавина снов, осаждала меня. Сократ был прав с самого начала. Я находился тюрьме.
Во вторник, в десять вечера я вбежал на заправку. Ворвавшись в офис, я простонал: «Сократ! Я сойду с ума, если мне не удастся прекратить этот шум в голове! Мой ум взбесился — ты прав от начала до конца!»
«Отлично!» — сказал он. «Первое осознание воина».
«Если это прогресс, то я хочу регресса».
«Дэн, когда ты садишься на дикую лошадь, думая что она приручена, что происходит?»
«Она меня сбросит и выколотит мне зубы».
«У жизни есть много своих поразительных способов выколачивания зубов».
Мне нечем было возразить.
«Однако, зная, что лошадь дикая, ты можешь обращаться с ней соответственно».
«Думаю, что понимаю тебя, Сократ».
«Ты хочешь сказать, понимаешь, что думаешь?» — улыбнулся он.
Я ушел с его инструкциями дать своему «осознанию стабилизироваться» в течение следующих нескольких дней. Я старался, как мог. В последние несколько месяцев моя осознанность возросла, однако я входил в офис с прежними вопросами: «Сократ, я осознаю степень своего умственного шума; моя лошадь — дикая, как мне обуздать ее? Как уменьшить шум? Что я могу сделать?»
Он почесал голову: «Ну, что же, тебе придется развить хорошее чувство юмора». Он зашелся смехом, потом зевнул и потянулся — не так как это делает большинство людей, вытянув руки в стороны, а в точности как кот. Он выгнул спину, и я услышал щелканье его позвонков — щелк, щелк, щелк.
«Сократ, ты знаешь, что ты выглядел как кот, когда потягивался?»
«Полагаю, что да» — беззаботно ответил он. «Копирование некоторых полезных повадок животных — это хорошая тренировка, точно также мы можем имитировать некоторые положительные человеческие качества. Однажды, мне довелось восхититься котом. Он двигался как воин. У тебя, например, хорошо получалось изображать из себя осла. Пришло время пополнить свой репертуар, не так ли?»
«Да, полагаю, ты прав» — спокойно отвечал я, но внутренне рассердился. Сразу после полуночи, извинившись, я отправился домой пораньше и проспал пять часов, пока меня не разбудил будильник, и я еще раз пошел к заправке.
В ту ночь, я принял решение: больше не хочу играть роль жертвы, по отношению к которой он всегда оказывался на высоте. Теперь я собирался быть охотником; это я, буду его преследовать.
До рассвета оставался еще час, когда заканчивалась его смена. Я спрятался в кустах на краю территории кампуса, рядом с заправочной станцией. Я пойду за ним и, может быть, мне удастся разыскать Джой.
Глядя сквозь листву, я видел каждое его движение. От интенсивного наблюдения в моей голове прояснилось. Моим единственным желанием было разузнать о его жизни вне заправочной станции — эту тему он всегда обходил молчанием. Теперь, я сам отыщу все ответы.
Словно сова, я пристально следил за ним. Как никогда раньше я наблюдал всю плавность и грациозность его движений. Он мыл окна без единого лишнего движения и, как актер, вставлял заправочный пистолет в горловину бака.
Сократ скрылся в гараже. Наверное, он пошел чинить машину. Я стал изнывать от ожидания. Небо уже совсем посветлело, когда я очнулся от минутной дремы. О, нет! Я упустил его!
Тут я увидел его, он готовился уходить. Мое сердце сжалось, когда он вышел из офиса, пересек улицу, и прямиком направился к тому месту, где я сидел в засаде: затекший до боли и продрогший, но под хорошей маскировкой. Я очень надеялся, что он не станет «ходить вокруг да около» в это утро.
Я отстранился назад, поглубже в листву, и затаил дыхание. Пара сандалий проскользнула мимо, не дальше, чем в трех-четырех футах от моего временного укрытия. Я едва услышал его легкие шаги. Он свернул по дорожке направо.
Быстро, но осторожно, я помчался по дорожке словно белка. Сократ двигался с удивительной скоростью, я едва поспевал за его широкими шагами и почти упустил его, когда, неожиданно, далеко впереди вновь увидал беловолосую голову. Он вошел в Библиотеку. «Что он там забыл? — подумал я, и, сгорая от любопытства, приблизился.
Оказавшись за дубовой дверью, я проследовал мимо маленькой группы студентов-жаворонков, которые обернулись и, увидев меня, стали смеяться. Я не стал обращать на них внимания, двигаясь дальше по длинному коридору. Я увидел, как он свернул направо и исчез. Я бегом помчался к тому месту, где он исчез. Ошибки быть не могло. Он вошел в эту дверь. Это был мужской туалет, другого выхода из которого не было.
Я не осмелился войти. Я пристроился у близлежащей телефонной кабинки. Прошло десять минут; двадцать минут. Мог ли я пропустить его? Мой мочевой пузырь стал посылать тревожные сигналы. Мне необходимо было зайти, не только для того, чтобы найти Сократа, но просто для того, чтобы воспользоваться туалетом. А почему бы и нет? Это были мои владения, а не его, в конце концов. Это я попрошу у него объяснений. Хотя, все равно, как-то неловко.
Войдя в туалет, я, по началу, никого не увидел. Покончив со своим собственным делом, я начал более тщательный поиск. Другой двери не было, таким образом, он должен быть где-то здесь. Один парень, выйдя из кабинки, увидел меня согнутого пополам, заглядывающего под двери кабинок. Он поспешил наружу, нахмурив брови и качая головой.
Я снова принялся за дело. Пригнув голову, я прошелся, заглядывая под двери кабинок. Под последней дверцей я заметил задники пары сандалий. И вдруг, совершенно неожиданно, в просвете под дверцей кабинки появилось лицо Сока, подбородком кверху, с кривой усмешкой. Он стоял спиной к дверце кабинки и теперь явно наклонился вперед так, что его лицо находилось ниже колен.
Ошеломленный, я попятился назад. У меня не было объяснений моему дурацкому поведению в туалете.
Сократ распахнул дверь кабинки и расцвел в улыбке: «Ууух-тыыыы, можно схлопотать настоящий запор, когда тебя преследует молодой воин!». Его смех, раскатами, отражался от стен, я же покрывался краской смущения. Он сделал это снова! Я почти чувствовал, как удлиняются мои уши, превращаясь в ослиные. В моем теле перемешивались стыд и гнев.
Румянец буквально пылал на моем лице. Я посмотрел в зеркало и там, в своих волосах, увидал аккуратно завязанный желтый бантик. Картина начала восстанавливаться: улыбки и смех встречных людей, странный взгляд, которым меня одарил парень в уборной. Должно быть, Сократ завязал его у меня на голове, когда я вздремнул в кустах. Внезапно отяжелевший от усталости, я поплелся к двери.
