Альберто Виллолдо. Четыре направления — четыре ветра
THE FOUR WINDS.
A Shaman's Odyssey into the Amazon.
Alberto Villoldo and Erik Jandresen.
Harper & Row, Publishers, San Francisco.
New York, Grand Rapids, Philadelphia, St. Louis, London, Singapore, Sydney, Tokyo, Toronto
«СОФИЯ» Киев, Трансперсональный ин-т., Москва 1996.
Составители серии: Ю. Смирнов («София»), В. Майков (Трансперсональный Институт)
Перевод: В. Трилис.
Редактор: И. Старых.
Суперобложка: С. Тесленко.
Автор этой книги — воин на Пути сердца. Родственная кастанедовской тематике, она отличается чем-то неуловимо важным и прекрасным. Это удивительная, прекрасная, потрясающая книга, и разочарованных читателей не будет.
Итак, путь шамана — это Путь знания, и чтобы стать «человеком знания», необходимо совершить путешествие Четырех Ветров, четырех сторон света. Первая сторона — Юг, это Путь змеи. Человек отправляется в этот путь, чтобы оставить свое прошлое, как змея оставляет свою старую кожу. Путь ягуара лежит на Запад. На этом пути избавляешься от страха и встречаешься со смертью лицом к лицу. Север — это Путь дракона, здесь ты открываешь мудрость древних и заключаешь союз с Божественным. И наконец, Путь орла — это Восток, полет к Солнцу и обратно к своему дому, где ты исполнишь свое видение в своей жизни и работе.
Немногие совершают этот путь посвящения. Большинство останавливается на середине пути и довольствуется ролью целителей. Еще кто-то попадает в ловушку силы, становясь могучим магом. Путь свободы не для всех.
© 1993 bу Alberto Villoldo
© «София», Киев, 1996
© Трансперсональный Ин. — т, Москва, 1996
Предисловие
В 1973 году я предпринял путешествие, которому нет конца.
Оно началось как романтическая попытка изучить действие одного легендарного питья. Оно вдохновлялось моим юношеским идеализмом и призраком докторской диссертации, который маячил, как морковка перед носом. Я отправился в Перу, на Амазонку, и нашел то, что искал. Это было нетрудно. Шестнадцать лет, три книги и много жизней спустя я вынужден рассказать о своем путешествии, рассказать всю историю тех лет.
Любая мистическая традиция, от еврейской Каббалы до индусских Упанишад, признает существование вещей, которые можно познать, но нельзя описать: определенные свойства чувственного опыта словно сопротивляются этому. Часто самые живые и важные впечатления больше всего мешают рассказу; лучше прекратить попытки, чем продолжать жалкое изложение.
Такими оказались и мои приключения, и еще два года тому назад я стоял перед дилеммой: мне необходимо было рассказать мою историю, сообщить, о том, что я знал, но я был в замешательстве относительно того, как это сделать.
Когда-то давно один полуслепой прорицатель сказал мне, что в нашем мире есть два типа людей: те, которые снятся, и те, которые сновидят. Мне нужен был кто-то, с кем я сновидел бы, кому я мог бы довериться, кто верил бы в существование вещей Шаманистких, но не описуемых, — и все же стремился бы их описать.
С Эриком Йендерсеном мы познакомились в 1979 году. В 1982 году он переехал в Мехико и занялся писательской работой, и хотя мы поддерживали более или менее постоянную связь, встретиться снова привелось только весной 1987 года. Все это время я продолжал свою работу в Перу, а Эрик писал для театра и кино.
В апреле 1987 года мы вместе поехали в Бразилию и там три недели разговаривали, читали мои дневники и бродили по пляжам Рио-де-Жанейро. «Четыре стороны ветра» — результат нашей дружбы и сотрудничества. Это моя история, рассказанная его словами, и она правдива.
Альберто Виллодо,
1 января 1990 г.,
Пало Альто, Калифорния
Пролог
Я двигаюсь. И дышу.
Я двигаюсь сквозь многослойный коллаж из мокрых листьев и свисающих побегов; красный, желтый, зеленый цвета, в лунном свете полинявшие до серого… Голова клонится, тянет к земле.
Быстрее, я задыхаюсь. Почва слегка подается под ногами (и… руками?), они двигаются в одном ритме с биением сердца. Я дышу жаркой влагой, сердце колотится все быстрее; сквозь плотные испарения джунглей пробивается запах моего пота. И вот прогалина, и я сижу на ней скрестив ноги; обнаженное мокрое тело блестит в сиянии луны. Голова моя откинута назад, горло выпячено и беззащитно. Руки бессильно опущены, кисти лежат на земле ладонями кверху.
Я наблюдаю за собой с опушки джунглей. Тишину нарушает лишь мое дыхание. За спиной безостановочно шевелятся джунгли. Гибко, как тень, я передвигаюсь по контуру освещенной части поляны. Мне нужно обойти мою добычу. Беззвучно. Ближе.
Теперь мы дышим вместе. Моя голова наклоняется вперед. Подбородок упирается в грудь. Я поднимаю голову и пристально смотрю в желтые кошачьи глаза, мои глаза, глаза животного. Горло перехватывает на полувдохе; я тянусь — и прикасаюсь к лицу дикого кота.
28 октября 1975.
Уже третий день я снова в джунглях. Три дня ожидаю, когда Рамон приготовит аяхуаску. Вчера ночью было полнолуние, и он залил вонючее варево в дупло дерева, которое стоит недалеко от залива, позади его крытой тростником хижины.
Сегодня ночью я приму аяхуаску, и Рамон проведет со мной ритуал, поведет меня па встречу со смертью. На этот раз я подготовлен. Антонио присмотрел за этим, и Рамон уже знает, что я свое дело сделал, выполнил свою Южную работу, начатую… неужели прошло два года? Да, два года назад этот medico americano, гринго-психолог, появился в самом сердце джунглей Амазонки со своим интересом к «лиане мертвеца».
Джунгли переполняют меня. Густой воздух, слишком плотный даже для тропиков, насыщен кислородом и влажен; он благоухает, но несет ощущение энергии. Сила джунглей. Я теперь более восприимчив к таким вещам…
Безусловно, воздух действует силой на мое видение этого мира. Эдем. Земной рай. Я воображаю Амазонку бездонной: это трещина в мире, из которой изливается живая душа планеты. Это сама жизнь, сознательная и более грандиозная, чем сумма ее частей.
Прошлой ночью, в полнолуние, я забрел далеко от жилища Рамона и, сидя на маленькой полянке рядом с заросшими руинами замка, медитировал на этой силе.
Я не знаю, «покинул» ли я свое тело, но… я стал ягуаром, который выслеживал меня. Хотя мой прагматизм был изрядно потрепан приключениями последних лет, добрая доля его осталась нетронутой, так что я должен описать эти переживапия.
Я точно знаю, что прошлой ночью я встретил некоторую часть себя самого, и сердце мое учащает свой ритм даже сейчас, когда я только (всего лишь) описываю это.
Я ничего не ел с полудня, готовясь к сегодняшнему вечеру. Я отправился к своему излюбленному месту у излучины реки и там, на маленьком песчаном пятачке, припомнил все то, что привело меня сюда; сегодня ночью я завершаю половину пути по Медицинскому Кругу. Размышляя о событиях последних двух лет, я осознаю, что мне не хватает воображения, чтобы представить себе то, что ждет меня после сегодняшней ночной Западной работы.
Неужели это может оказаться более удивительным, чем то, что произошло ранее?
ЮГ
*1*
Ни один разум не занят всерьез настоящим; почти все наше время заполняют воспоминания и предположения о будущем.
Сэмюэл Джонсон
Я уехал из Калифорнии в 1973 году. В Сан-Франциско стояла зима, когда я садился в реактивный самолет, а когда расстегивал привязной ремень в Лиме, столице Перу, была середина лета. Я упоминаю об этом потому, что в тот момент я осознал, что совершил переход во времени и путешествие в пространстве.
Когда я мысленно возвращаюсь к этому переезду и к событиям, которые меня к нему привели, я вижу, что ни одно из них не годится в качестве начальной вехи этого повествования. Это так легко — придавать значение моментам своего прошлого, чтобы видеть руку судьбы в истории.
Так что этот рассказ одинаково легко можно начать с моих приключений среди гвиколов, индейцев северной Мексики, или с моей работы с доньей Пакитой, известной целительницей и хирургом в Мехико-Сити, или даже с моих научных исследований во время спиритической практики в Бразилии.
Оглядываясь дальше назад, я мог бы отметить влияние доньи Розы, одноглазой чернокожей гадалки, жившей на окраине Сан-Хуан в Пуэрто-Рико: она предсказала мне мои увлечения исследованием смерти и необычных областей сознания. У меня даже есть искушение начать с моей няни, афро-амерканской кубинки в третьем поколении, которая исполняла удивительные колдовские ритуалы вызова духов в своей комнатушке, примыкавшей к большому залу нашего дома в Сан-Хуиис.
Или еще раньше: я мог бы описать свои ощущения в состоянии, близком к смерти, состоянии внетелесного бытия во время переливания крови, когда мне было два с половиной года.
