Пока гельветы ждали ответа на просьбу, Цезарь укрепил берег пограничной Роны (и без того отвесный и неприступный) мощным валом и рвом. Послам в условленный срок было заявлено, что «он никому не может разрешить проход через Провинцию, а если они попытаются сделать это силой, то он сумеет их удержать».
Обманутые гельветы пытались одолеть реку на попарно связанных судах, многочисленных плотах, отчасти вброд, но все их атаки были отбиты. Они ушли в глубь «Косматой Галлии», следом направился и Цезарь во главе пяти легионов. Свою агрессию проконсул объяснил тем, что гельветы разоряли земли дружественных римскому народу эдуев. Он был не только прекрасным дипломатом, способным оправдать любой самый неблаговидный поступок, но и талантливым стратегом.
Римляне настигли гельветов, когда те переправлялись через приток Роны — уже три четверти были на противоположном берегу. На оставшуюся часть внезапно напал Цезарь и многих перебил, а выжившие разбежались по ближайшим лесам.
Затем Цезарь построил мост и в один день перевел войско через реку, на которую гельветы потратили 20 дней. Несмотря на одержанную победу, положение Цезаря было весьма опасным. Он преследовал войско, во много раз превосходившее римское по численности; он шел по враждебной стране. Кончались запасы продовольствия; эдуи обещали подвезти хлеб, но медлили, ожидая результатов столкновения армий пришельцев. Хлеб галлы решили отдать будущему победителю.
Цезарь 15 дней тащился за арьергардом гельветов, ожидая удобного случая. Наконец ему надоело смотреть на голодные обозленные лица собственных легионеров, и планы проконсула изменились. Римские легионы повернули к самому богатому городу эдуев — Бибракте. Цезарь выдвинул обвинение против нерадивых союзников «в том, что, когда хлеба нельзя ни купить, ни взять с полей, в такое тяжелое время, при такой близости врагов они ему не помогают, а между тем он решился на эту войну, главным образом, по их просьбе; но еще более он жаловался на то, что ему вообще изменили».
Гельветы увидели, что римляне остановились, и решили, что те собираются бежать. Преследуемые сами обратились против Цезаря. Поневоле римлянам пришлось разворачиваться для битвы. Цезарь понимал: предстоит судьбоносное сражение, от исхода которого зависит его карьера, а может быть, и жизнь. Когда проконсулу подвели коня, он приказал отослать его в обоз со словами:
— Я им воспользуюсь после победы, когда дело дойдет до преследования бегущего противника. А сейчас — вперед, на врага!
Так поступали многие полководцы перед решающим сражением, но Цезарь пошел дальше: он приказал увести «и лошадей всех остальных командиров, чтобы при одинаковой для всех опасности отрезать всякие надежды на бегство». Фактически Цезарь сделал заложниками своих соратников. Ход разумный, если учесть, что он впервые шел в бой с этой армией; впоследствии нужда в подобной практике отпадет, ибо проконсул и легионеры станут единым целым.
Сражение было долгим и упорным. Галльские дружины подавляли своей многочисленностью, но правильно выбранная позиция, римский безукоризненный строй и более совершенное вооружение уравновесили силы. Особенно большой урон нанесли гельветам римские метательные копья.
Цезарь рассказывает в «Записках о галльской войне»:
Так как солдаты пускали свои тяжелые копья сверху, то они без труда пробили неприятельскую фалангу, а затем обнажили мечи и бросились в атаку. Большой помехой в бою для галлов было то, что римские копья иногда одним ударом пробивали несколько щитов сразу и таким образом пригвождали их друг к другу, а когда острие загибалось, то его нельзя было вытащить, и бойцы не могли с удобством сражаться, так как движения левой рукой были затруднены; в конце концов многие предпочитали бросать щит и сражаться, имея все тело открытым.
Техническим новшеством древнего римского копья (пилума) было то, что закалялось только острие; пробив щит, мягкий металл загибался и делал копье негодным к повторному использованию, а неприятель оставался без щита. Цезарь, как мы видим, успешно использовал эту хитрость.
Римляне разбили войско гельветов, однако оказалось, что это еще не победа. По словам Плутарха, «наибольшие трудности Цезарь встретил в лагере, у повозок, ибо там сражались не только вновь сплотившиеся воины, но и женщины и дети, защищавшиеся вместе с ними до последней капли крови. Все были изрублены, и битва закончилась только к полуночи». Римские потери в битве не указываются — конечно, они были немалыми. По признанию самого Цезаря, «наши были целых три дня заняты ранеными и погребением убитых».
Столь блестящей была для римлян победа, сколь ужасным для гельветов — поражение. Согласно найденным в лагере спискам родину покинули 368 тысяч галлов. После битвы Цезарь распорядился провести перепись оставшихся переселенцев — их оказалось 110 тысяч. Только в ходе первой военной операции 258 тысяч (четверть миллиона!) галлов были убиты либо проданы в рабство. Часто Цезаря пытаются представить добрейшим, великодушнейшим человеком, всегда щадившим своих врагов. Такое имело место, когда дело касалось римских граждан, а с неримлянами Цезарь был беспощаден. Новый порядок в Европе устанавливался потоками крови.
Цезарь приказал, чтобы оставшиеся в живых гельветы вернулись на прежние места, а сожженные города и села были отстроены. «Это он сделал, главным образом, из нежелания, чтобы покинутая гельветами страна оставалась пустой: иначе вследствие доброкачественности почвы могли бы переселиться в страну гельветов зарейнские германцы». Проконсул просчитал все ходы на шаг вперед; он только вторгся в неподвластный римлянам край, а уже заботился о его обустройстве.
Жители огромной Галлии были в полном недоумении от происходившего на их территории. Галлов (кельтов), разделенных на десятки племенных групп, не очень огорчило постигшее гельветов несчастье. Галлы поняли: с Цезарем надо обращаться уважительно. Эдуи привезли обещанное продовольствие, а следом за ними явились с поздравлениями представители от многих общин. Обходительный прием у Цезаря привел галлов к мысли, что можно и дальше использовать римлян для решения своих проблем. А главной бедой галлов было вторжение на их земли германцев. Совсем недавно 15 тысяч германцев во главе с Ариовистом перешли Рейн и захватили лучшие земли; число переселенцев быстро росло, и к моменту появления римлян их стало 120 тысяч. Своими силами галлы уже не могли справиться.
Что ж, проконсул согласился помочь галлам с восточным вопросом.
Почему Цезарь с такой легкостью ввязался в новую опасную войну? Отнюдь не по доброте. Ему стало ясно: пройдет еще немного времени, и нашествие германцев придется отражать на территории Нарбонской Галлии, а может быть, и под стенами Рима. С другой стороны, это отличный способ поднять авторитет до нужной высоты. Кельты, несомненно, оценят победу над германцами, которые держат в страхе всю Восточную Галлию и намереваются продолжить движение на запад.
Как и раньше, Цезарь представил войну законной и неизбежной. Он даже старался решить разногласия с германцами мирным путем, по крайней мере, создал такую видимость. Ко двору Ариовиста отправилось посольство с просьбой о личной встрече. Гордый германский князь ответил: если бы ему самому был нужен Цезарь, то он к нему и явился бы, а если Цезарю что — либо от него нужно, то он и должен сам прийти к нему… Еще князь удивился: какое дело Цезарю и вообще римскому народу до его Галлии, которую тот победил войной.
Примерно такого ответа проконсул и ждал, на такой ответ и рассчитывал. Со свойственной только очень азартным игрокам привычкой ставить на карту все Цезарь двинул легионы, поредевшие после битвы с гельветами, навстречу новому врагу. Он жаждал встретиться с противником, который заставил 368 тысяч гельветов сжечь свои дома и бежать в глубь Галлии — куда угодно, лишь бы подальше от пришельцев из — за Рейна. Цезарь действовал не столь опрометчиво и безрассудно, как казалось многим. Он учел свои ошибки в недавней войне и начал с того, что занял главный город секванов — Весонтион. В руках Цезаря оказался большой запас продовольствия, и лишь после этого он посчитал возможным помериться силами с грозой галлов — Ариовистом.
В Весонтионе римляне задержались на несколько дней; все это время они расспрашивали галлов и купцов о противнике, с которым предстояло сражаться. Из — за любознательности легионеров Цезарь едва не остался без войска.
Читаем в «Записках о галльской войне»:
Последние заявляли, что германцы отличаются огромным ростом, изумительной храбростью и опытностью в употреблении оружия: в частых сражениях с ними галлы не могли выносить даже выражения их лица и острого взора. Вследствие этих россказней всем войском вдруг овладела такая робость, которая немало смутила все умы и сердца. Страх обнаружился сначала у военных трибунов, начальников отрядов и прочих, которые не имели большого опыта в военном деле и последовали из Рима за Цезарем только ради дружбы с ним. Последние под разными предлогами стали просить у него позволения уехать в отпуск по неотложным делам; лишь некоторые оставались из стыда, не желая навлечь на себя подозрение в трусости. Но они не могли изменить выражение лица, а подчас и удержаться от слез: забиваясь в свои палатки, они либо в одиночестве жаловались на свою судьбу, либо скорбели с друзьями об общей опасности. Везде во всем лагере составлялись завещания.
