я пришла. Сказал надеть другую юбку, я надела. Все.
Все, да не все. У Игната на этот счет иное мнение.
– Я не только о том, что было вечером. Днем.
Перестаю пятиться. Призадумываюсь над его словами. Кручу в голове нашу дневную встречу и понимаю, что я ничего не понимаю. О чем он?
– Днем я уволилась. И ты, между прочим, сам подписал мое заявление, а потом отозвал, – выдаю встречное обвинение. – Никаких других уговоров точно не было между нами.
Раз я не помню, значит не было, все просто.
Ведь просто?
Вроде как.
На первый взгляд.
– А я вот помню. Там, где ты встаешь передо мной на колени и радуешь меня своим болтливым ртом, и разговоры тут совсем не причем, – слегка прищуривается, медлит немного, неспешно сканирует меня с ног до головы, а после теряет всяческий интерес, возвращаясь к своим бумагам. – К концу дня соберешь мне реестр всех действующих договоров, с обозначением срока действия, условиями пролонгации, фактами нарушения исполнения обязательств, а также условиями оплаты. И Эльвиру мне позови, – окончательно забывает о моем существовании.
Пока он говорит, мои эмоции меняют спектр от возмущения до какого-то незнакомого мне чувства, которое острыми иглами вонзается в мою грудь. Я отгоняю его от себя, но не мысли о том, зачем ему Эльвира. Которая уж точно не откажется встать перед ним на пресловутые колени.
Боже, я точно с ума схожу!
Пытаюсь переключиться на рабочий лад, но перед глазами все та же Эльвира. На все тех же коленях. Перед все тем же Игнатом.
Кажется, я ненавижу.
Их обоих.
Но Орлова больше.
Так бы и отхлестала его теми же документами, что он изучает.
Даже ненадолго представила, как бы это выглядело. Полегчало. Самую малость, но все же.
– Что-то еще хочешь мне сказать? Или твоя память улучшилась? А может у тебя есть свои предложения.
И снова я его бью в своих мыслях. Так реально легче.
– Других сотрудников из своего отдела привлечь к работе могу? – уточняю, а то вдруг у них там тоже выдана своя порция распоряжений от начальства, и тут я такая распрекрасная явлюсь и впрягу всех.
И не зря спрашиваю.
– У них своя работа.
– Что будет, если не успею закончить к концу дня все собрать?
Надо же знать мотивацию на дело.
– На увольнение даже не надейся. К тому же, сегодняшний день заканчивается через… – бросает мимолетный взгляд на часы, – пятнадцать часов и сорок семь минут. Если не будешь их тратить впустую, то, вполне вероятно, успеешь.
Подсчитываю и обалдеваю.
– А ничего, что у нас нормированный рабочий день, а мне еще сына нужно из садика забирать и вести на тренировку?
– У него разве дедушки нет? Бабушки? А если не справляешься с заботой о ребенке, значит твоя единоличная опека попадает под сомнение.
Не знаю, как меня не разрывает от всколыхнувшихся эмоций. Он ведь сам… сам забыл, не позвонил, как обещал, а я виновата? Тупая, конечно, мысль. Не о том я думать должна. Но все равно жутко бесит!
– Запоминать все лучше надо, глядишь, тогда бы и сомнений не возникало, – все же кидаю встречным обвинением и бегом покидаю его кабинет, не забыв от души хлопнуть дверью.
И никакую Эльвиру к нему не зову. Надо, сам пусть этим занимается.
Следующие пятнадцать минут я провожу в женском туалете, пытаясь взять под контроль разбуженные им так не к месту эмоции. И ругаю себя. Ведь уже второй раз ведусь на его подначки.
Вот кто? Кто ему мог сообщить? Зачем? Так прекрасно все шло, а теперь… черт знает что. Одно знаю точно – сына ему я не отдам. Ни за что. Не заслуживает. Пусть другого себе рожает, как хочет.
На этой ноте успокаиваюсь и иду работать. Да и не все так плохо оказывается по итогу. Ко мне приставляют Лизу, она и помогает с выданным мне заданием. Точнее, ее приставляют ко всему отделу, но я нагло эксплуатирую девушку лично для себя. Минус такой эксплуатации в том, что она всю дорогу поет дифирамбы Орлову, чем неимоверно раздражает, но я стараюсь игнорировать в себе это чувство. Отпускаю свою помощницу я лишь на обед, в то время как сама его пропускаю.
Черта с два Игнат меня сломает! Не позволю! Хочет весь реестр? Будет ему весь реестр! Пусть подавится!
И за сыном я все же в садик еду, когда приходит время. На тренировку тоже отвожу. И с Лаки успеваю погулять. Еще через полтора часа я еду забирать Макса с каратэ, попутно заказываю в офис еды, чтобы, когда вернусь туда с ребенком, тому было что поесть, пока я снова теряюсь в мире сотен других договоров. Немало трачусь по деньгам, но да ладно.
К тому времени, как заканчиваю, на часах светится приблизительно восемь вечера. Без двадцати. Макс за это время успевает изрисовать с десяток ненужных листов, доесть все, что я заказала для него, посмотреть мультики и поиграть в развивающие игры на планшете.
– Ну, как ты? – уточняю у него, падая рядышком на диван для отдыха в углу помещения и запускаю пальцы в его мягкие волосики.
– Хорошо. Ты закончила работу? – отвлекается он от очередного своего художественного шедевра в виде кривого Лаки.
– Да, малыш, – улыбаюсь, перебирая темные прядки. – Сейчас передохну и поедем домой. Можешь пока начинать собираться.
– Не домой, – доносится от двери.
Та, оказывается, давно открыта. На пороге – Игнат Орлов собственной персоной, сложив руки на груди, прислонившись плечом к косяку.
– Хотя, понятие «дом», оно в принципе весьма относительное, – добавляет задумчиво.
Не на меня смотрит, наблюдает за Максом, который при виде него широко и радостно улыбается. А после вовсе спрыгивает с дивана и подбегает к нему, крепко обнимая того за ноги. И пока я пытаюсь зафиксировать в сознании эту картину, так как такое вообще впервые происходит на моей памяти – сын раньше всегда сторонился даже хорошо знакомых