Ну что ж, занесли событие в протокол наблюдений, задвинули опять оконную щеколду, зафиксировали положение зального имущества, опечатали в который уже раз актовый зал и удалились на очередной час. Следующий осмотр показал такое, что даже нам стало жутковато. Из зала исчез стол весьма внушительных размеров. Осмотрели все, но стола нигде не было. Оставалось только одно место в пределах этого помещения, куда никто еще не заглядывал – подсобка. Из нее было два выхода: один через прорезанный в полу самой подсобки и закрытый крышкой узкий люк и почти вертикальную лестницу – но по размерам стол туда, ну, никак не мог пролезть, разве что в распиленном виде… И второй выход был в окно, которое располагалось практически под потолком этого зала. Но к нему не было никаких лестниц, да и закрыто оно было двумя створками ставней, заложенными изнутри толстым деревянным бруском. Поскольку никакая логика не могла бы привести к заключению о том, что стол находится в подсобке, мы и обратили на нее внимание в самую последую очередь. Однако оказалось, что стол там и находится. И ставни закрыты изнутри все тем же деревянным бруском. Да еще одна ножка стола придавила люк, закрывавший второй выход, так, что открыть подсобку удалось, только изрядно попотев.
На прежнее место стол возвращали по приставной лестнице силами четырех мужчин – троих наших и еще школьного сторожа, который в ту ночь получил, думаю, незабываемые впечатления.
Пытаясь нащупать причину начала полтергейстных событий, мы опрашивали школьников. Интересовало все: были ли крупные конфликты до начала изучаемых нами событий, или какие-то иные ЧП, не замечены ли подобные происшествия раньше? ЧП действительно было – месяца за два до этого трагически погиб один из старшеклассников, один из признанных школьных лидеров, да еще и ведущий школьных дискотек. Связь между этим несчастным случаем и началом полтергейста ни доказать, ни проверить на тот момент было невозможно, но все же мы решили попробовать способ, о котором случайно услышали от кого-то из столичных коллег, основанный на принципе «Феномена электронного голоса». Суть его заключается в использовании возможностей современной записывающей аппаратуры, чувствительность которой к воздействию несколько больше, чем чувствительность человеческого уха, что позволяет улавливать и переводить в разряд слышимых крайне слабые звуки, которые находятся за физиологическими пределами слышимости. А мировоззренческое основание для изучения ФЭГ пришло из глубокой древности, и заключается оно в представлениях о том, что биологическое тело человека – это лишь временное пристанище, своего рода «сосуд» для той субстанции, которая хранит в себе человеческую личность и называется душой.
Примечание к теме: официально «феномен электронного голоса» был открыт шведским искусствоведом и кинорежиссёром Фридрихом Юргенсоном летом 1959 года. Как и всё великое, это явление было открыто случайно. Наслаждаясь уединением на природе, записав пару кассет с птичьими голосами, Юргенсон решил их на досуге прослушать. Его удивлению не было конца, когда среди свиста и чириканья он различил чей-то навязчивый шёпот. Мужской голос читал лекцию на норвежском языке об особенностях птичьего пения (Юргенсон разбирался не только в норвежском языке, но и в радиотехнике.) Так как во время прогулки он не встретил ни одной живой души, то поначалу он решил, что его маленький переносной магнитофон случайно поймал и записал передачу какой-то из соседних радиостанций. Такое явление бывает, когда чувствительные предметы бытовой музыкальной аппаратуры: проигрыватели, магнитофоны, а порой и другие электроприборы, ловят и воспроизводят сигнал близлежащей радиостанции. Чтобы подтвердить свою догадку, Юргенсон проверил транслируемые в тот день программы. Но ни одна из станций, вещающих на норвежском языке, ничего подобного в эфир не передавала. Так начался период экспериментов, давший ряд новых записей. На базе данных многолетней работы им была написана книга «Радиосвязь с запредельным миром» – первая в этой области.
Почему бы не предположить, что в ночной тишине школьного зала не звучат какие-то, не слышимые нами, звуки? Может быть этот Некто хочет что-то сказать людям, но не может – слишком тих для нас его голос?
Время для эксперимента было выбрано самое беззвучное – три часа ночи. Ночной город спал, а в школьном зале был включен на запись магнитофон. Рядом безмолвно сидел наш наблюдатель, который фиксировал с точностью до минут и секунд каждый доносившийся с улицы звук. Вот проехала машина… Вот спросонья каркнула ворона…
Когда потом сравнили запись и протокол, то оказалось, что уличные звуки-то как раз и не записались (настолько тихие они были), зато на пленке появились другие – скрипенье, будто стулья по полу таскали, едва слышимые голоса – и одинокие, и хором…
Если бы в тот момент времени была под рукой необходимая литература о феномене электронных голосов, да побольше времени – может, и удалось бы записать внятное сообщение. Но увы, время заканчивалось, полтергейст тоже утихал. Совсем утихомирился он после сделанного в зале ремонта. Если помните, это и есть один из способов нейтрализации полтергейста.
Более чем год крупные полтергейстные процессы тольяттинцев не беспокоили. И только осенью 1992 года в одном из цехов Волжского автомобильного завода, где работал тольяттинец Д., началось нечто любопытное и с разной интенсивностью продолжалось до 1994 года. Для начала предоставим слово Юлии Винокуровой, в то время – корреспонденту «Площади Свободы».
«С носителем полтергейста Д, проживающим в Центральном районе Тольятти, меня познакомили представители городской уфологической комиссии. К ним он впервые обратился за советом, когда «некто» начал регулярно забрасывать его болтами и гайками. Причем делал это исключительно на рабочем месте.
Началось все следующим образом. В тещином деревенском хозяйстве у Д. был друг – индоутка. От другой живности она отличалась на удивление строптивым нравом. Но Д. почему-то выделяла и очень любила. Встречала и провожала его у ворот, давала себя погладить. (Прим. – Д. не раз защищал ее, запрещал резать и говорил, что эта строптивая птица – его друг). А потом индоутку все-таки зарезали.
В тот же день и, как потом выяснилось, в тот же час, в цехе стали летать мелкие и не очень детали. Даже такие, каких на предприятии по роду его деятельности вообще не было близко. Например, сидит Д. за столом, рядом падает гайка. Попасть норовит не в него, а именно рядом. И чтобы грохнуть посильнее. Любимое занятие – кидать по железу.
– Случалось, «он» меня с работы провожал, – вспоминает Д. – Помою руки и иду в раздевалку, а вслед мыло летит. Прихожу, «он» в раздевалке по шкафам швыряться начинает. Прямо горстями – винтики, шурупы. Как-то открыл свой шкаф (ключ только у меня был) – оттуда высыпалась целая куча рваных червонцев. Аккуратненько так разорваны – каждый на шесть частей. Приятели сначала не верили. Говорили, небось свои же мужики шутят. Ну, скажите, какой нормальный человек станет рвать деньги в таком количестве? Да еще мне в шкаф совать? Лучше уж на них бутылку купит.
Записка, подброшенная полтергейстом «фокальному» лицу этого аномального процесса.
А чудес вокруг Д. с каждым днем становилось все больше. Идет он по цеху, сверху прямо из воздуха детальки падают вокруг. Заходит в железную будку (там принято на предприятии всякий металлический лом держать и заготовки), по ней «некто» настукивать начинает. Потом рабочие забрались на будку и насчитали, кроме всякой мелочи, около десятка тяжеленных осей.
Другая полтергейстная шутка изрядно изумила охранниц на проходной. Так они и не смогла взять в толк, кто это посмел разбросать кучу копеечных монет прямо на самой проходной. А всего-то «носитель» прошел. Ему в спину и кинули. Денежки со звоном раскатились в разные стороны. И что примечательно: все копейки были новенькими и блестящими, прямиком из Монетного двора. А ведь мелочь, как известно, в большом дефиците.
К сожалению, деньги полтергейст подкидывал нечасто. Бывало, засунет трешницу или пятерку в полую часть какой-нибудь детали и аккуратненько положит на плечо или поля шляпы. Держи, дескать, пользуйся.
Неприятностей особых, кроме известности, своему «хозяину» тоже старался не доставлять.
– Обычно «он» кидал все же не в меня и не в людей, а рядом, – продолжал вспоминать Д. – Случалось, конечно, что шурупчик ненароком отскочит и попадет мне в лицо. Понятно, мне это не сильно нравилось. Но «он» не унимался до тех пор, пока я не начинал по-настоящему сердиться. Тогда все вдруг прекращалось. Полтергейст оставлял меня в покое на полчаса-час. А потом потихоньку, словно провинившийся нашаливший ребенок, опять брался за свое.
