— Ладно мы заждались, — трубил севший, как и гости, на медвежью шкуру Татаринов. — А собаки наши совсем заскучали. Так и рвутся в поход.
Потягивая чай, казачий сотник то и дело бросал испытующий взгляд на Козьмина, которого видел впервые, словно спрашивал сам себя: а этот не отяготит ли нас? Врангель, понимая ход его мыслей, представил своего спутника, отрастившего на пути от Якутска придававшую ему солидность бороду, и пояснил, что они товарищи по совместному кругосветному плаванию и на Прокопия Тарасовича он полагается как на самого себя. Козьмин же держался достойно и уверенно, как будто полжизни провел, ночуя в снежных сугробах.
Спали крепко, покойно. Весь следующий день ушел на сборы. Увязывали в непромокаемые кожаные тюки собачий корм (юколу[18] из муксуна и две с половиной тысячи замороженных сельдей), провиант для себя — ржаные сухари, говядину, сахар, крупы, соль, копченую юколу... Для укрытия от непогоды и ночлега в пути должна была служить большая коническая палатка, сшитая из оленьих кож. Из инструментов, помимо хронометров, секстантов, ртутного термометра, трех компасов, Врангель взял в поход зрительную трубу и телескоп.
Поскольку для северных странствий не было придумано ничего лучшего одежды коренных жителей, все путники были облачены одинаково — в парки, кухлянки, меховую обувь — торбаса. Лишь шапки, у одного лисья, у другого волчья, у третьего из соболя, отличали их друг от друга.
Плотно упакованные тюки с провиантом разместили на шести так называемых завозных нартах, по двадцать пять пудов на каждой. На остальных трех, помимо путников, предстояло везти инструмент, палатку и другие походные вещи.
Зная о страхе проводников-якутов перед воинственными чукчами, Врангель сказал им через Татаринова, что целью маршрута будет пройти лишь немного дальше Большого Баранова Камня, за которым начинались владения чукчей. По пути намечалось сделать склады с продовольствием на обратный путь. От Баранова Камня, как прикидывал Врангель, якуты с пустыми нартами будут направлены назад. Основной же отряд в сопровождении казаков проследует далее на восток, к Шелагскому мысу.
И вот все собрано, тюки крепко привязаны ремнями к нартам. По команде Татаринова проводники, подняв отдыхавших на снегу собак — по шесть пар в каждой упряжке и вожаком во главе, — начали запрягать их.
— Что, Кучум, пора в дорогу? — Татаринов ласково потрепал по загривку мощного сложением, черной шерсти пса, которому предстояло вести передовую упряжку.
Тоскливый вой сотни тронувшихся в путь собак мрачно отозвался в замыкавших реку сопках.
Полозья нарт с вечера облили водой, и, благодаря покрывшей их ледяной корке, нарты легко скользили по крепко утрамбованному ветрами снегу. На берегу небольшой реки миновали деревянный крест, когда-то поставленный здесь экспедицией Биллингса-Сарычева.
Северная часть горизонта с простиравшимся вдаль ледовым покровом терялась в густом тумане.
Управлявший упряжкой Татаринов и занимавший середину длинной нарты Врангель сидели на ней боком, опустив ногу на полоз, чтоб удобнее было соскочить, если на ухабе нарты начнут переворачиваться. В одной руке Татаринов держал ремень упряжки, в другой — толстую, обитую на конце железом палку, обвешанную колокольчиками, оштол, или прудило, служившую для управления собаками, экстренного торможения нарт или же для подмоги усилиям упряжной стаи: когда собаки тянули нарты в гору, вожатый помогал им, упираясь оштолом в снег.
Вечером достигли небольшой избы, построенной для привалов, по местному — поварне. Видимо, в ней давно никто не ночевал. Через щели в крыше избу забило снегом, а накопившаяся от дождей вода превратилась в лед. Чтобы быстрее очистить ее, пришлось снять бревна с крыши. Менее чем за час все было закончено, вновь настелили крышу и развели внутри огонь. Однако из-за малости помещения внутри смогли расположиться лишь четверо: Врангель с Козьминым и Татаринов с одним из казаков. Остальным семи их спутникам пришлось ставить поблизости палатку.
Подтаявший снег образовал на стенах мокрые потеки, заставив путников придвинуться ближе к огню.
— Как, Прокопий, тебе уютно? — спросил Врангель расположившегося рядом на медвежьей шкуре Козьмина.
— Как на печной лежанке, — невозмутимо ответил тот. По складу характера Прокопий Тарасович был флегматичен и молчалив, что, разумеется, не мешало ему превосходно освоить штурманское дело. И потому во время плавания на «Камчатке» капитан Головнин именно Козьмину поручил преподать Федору Матюшкину основы навигации.
За предшествовавшим сну ужином Врангель и Козьмин сопоставили свои наблюдения береговой линии и сравнили их с картой побережья, сделанной экспедицией Биллингса-Сарычева. Отклонений совершенно не было, и это убедило их в точности собственного картирования местности.
На третьи сутки пути караван достиг Большого Баранова Камня, названного так из-за облюбовавших эти горы диких баранов. При подступах к гористому кряжу, далеко вытянутому в море, миновали причудливые утесы: один напоминал сказочного великана, другие — зверей, третьи — развалины древнего замка. Следуя без остановок далее, вышли к небольшой реке, русло которой усеял наносный лес. В ледяной пустыне дрова — большая ценность, и здесь решили заночевать.
Пока казаки ставили на шестах коническую палатку с отверстием наверху, типа тунгусского чума, якуты начали о чем-то обеспокоенно шушукаться с Татариновым. Переговорив с ними, сотник подошел к Врангелю и сказал:
— Они боятся идти дальше: здесь уже земля чукчей.
— Передайте им, что здесь устроим первый склад провианта и две нарты смогут возвращаться назад. Пусть сами решат, кто поедет с нами дальше. А насчет чукчей успокойте: для них приготовлены подарки, и мы постараемся подружиться.
Старший из шестерки якутов внял этим доводам и сам выбрал счастливчиков, которым предстояло возвращаться к Колыме.
Склад, или сайбу, для хранения съестных припасов соорудили наподобие лабаза — на четырех столбах около девяти футов высотой укрепили деревянный ящик, в него положили продукты и сверху забили бревнами.
За Барановым Камнем погода испортилась. Запуржило, встречный ветер немилосердно сек лица. Собаки едва тащили нарты по мокрому снегу, и седокам приходилось помогать им. Метель продолжалась и ночью, но в палатке благодаря разведенному внутри огню и укрывшему ее снегу было тепло.
Цепочка нарт, ведомых собаками, вновь потянулась по снежной целине. На расстоянии пятидесяти верст от первого провиантского склада соорудили второй — такого же типа, и еще две нарты с упряжками, к радости якутов, были отправлены назад.
Очередная ночь прошла мучительно. Мороз сопровождался резким ветром. Ни меховая одежда, ни огонь в палатке не спасали от холода. Врангель, Козьмин, а за ними и казаки то и дело выскакивали наружу и бегали, чтобы согреться, по кругу. Утром Козьмин пожаловался:
— Фердинанд, кажется, я отморозил ноги.
Врангель помог ему снять торбаса, но когда попробовали стащить меховые чулки, обнаружилось, что они оледенели и примерзли к ногам. Пришлось отогревать ноги, и только тогда чулки удалось все же снять. Татаринов внимательно осмотрел Козьмина и вынес вердикт:
— Ничего страшного, обморожения нет. Разотрем водкой, и все будет в порядке.
Рецепт подействовал.
Крепчавший мороз осложнил работу с инструментами. Взявшись определить долготу места с помощью ртутного горизонта, Врангель убедился, что это невозможно: образовавшиеся на поверхности кристаллы льда сделали ее неровною. При пользовании секстантом пальцы примерзали к металлу, и потому те части инструмента, которых касалась рука, приходилось обертывать бинтом. То же и с хронометрами. Несмотря на хранение их днем под одеждой, а ночью под меховым одеялом, мороз проникал внутрь механизма и останавливал ход зубчатых колесиков.
Ночлег на устье реки Большой Баранихи выбрали из-за обилия у ее берегов наносного леса, что позволяло устроить большой костер. После дневного перехода, преодолев еще тридцать верст, соорудили третий склад и возле него заночевали. Путников пробудил истошный лай собак.
— Никак, медведя почуяли, — предположил Татаринов.
Но поиски следов зверя ничего не дали. Оставшийся с отрядом якут уверенно заявил, что собаки учуяли поблизости лагерь чукчей, и посоветовал на всякий случай держать оружие наготове.
Наутро, двигаясь вдоль обрывистого берега, действительно обнаружили чукотскую хижину. След саней вокруг и еще неостывшее пепелище свидетельствовали о том, что люди были здесь совсем недавно.
На острове посреди замерзшей бухты открылся целый поселок — примитивные хижины, сооруженные из наносного лиственничного леса. Выпавший ночью снег укрыл следы саней, не позволяя узнать направление, куда скрылись чукчи.
