Так же, как это было с Гриффином во время похода к летательной машине, когда Рейнольдс впервые подошел к Аллану, у него не было иного намерения, кроме как выяснить причину, по которой к экспедиции присоединился человек, столь же резко отличавшийся от остальных матросов, как щеголеватая буквица отличается от каракулей малограмотных людей, чей удел — заурядная тоска и незамысловатые пороки. С самого начала Аллан проявил себя как прекрасный собеседник, став почти единственным человеком на борту «Аннавана», с кем Рейнольдс мог найти общий язык, а потому глава экспедиции частенько искал встреч с юношей — они помогали ему проветрить мозги. Со временем, заметив, что, похоже, Аллан тоже уютно себя чувствует в его компании, он стал приглашать его к себе в каюту, чтобы вместе расправиться с запасами бренди, привезенного с континента. И Рейнольдс сумел уже обнаружить, какое пагубное действие оказывал алкоголь на беднягу Аллана: если первая рюмка превращала его в блестящего оратора, то после второй он принимался безудержно болтать, то и дело сбиваясь с мысли, и все пытался раскрыть душу перед Рейнольдсом, считавшим, что не заслуживает подобных откровений. Наконец, после третьей, он начинал клевать носом, уже ничего не соображая. Рейнольдс никогда еще не встречал человека, который был бы столь же нестойким к спиртному, как Аллан. Малолетний ребенок и тот дал бы ему фору. Впрочем, Рейнольдс этого не проверял.
Несмотря на все это, их беспорядочные беседы позволили начальнику экспедиции составить довольно точную биографию Аллана, которую, с вашего позволения, я сейчас изложу, выделяя лишь самое основное, чтобы не слишком отвлекать ваше внимание. Возможно, эти сведения окажутся вам полезными, учитывая неожиданную роль, какую артиллерист будет играть в нашей истории. Поначалу Аллан говорил Рейнольдсу, как и остальным членам команды, что он сын Бенедикта Арнольда, американского генерала, предавшего своих и перешедшего на сторону британцев во время Войны за независимость. Да, словно провоцируя окружающих, чтобы они потребовали от него отречься от обесчестившего себя отца. Однако, поскольку Аллан был не способен лгать под алкогольными парами, Рейнольдс очень скоро выяснил, что у юноши далеко не столь известные родители: Аллан был сыном актеров бродячего театра, умерших от чахотки, когда мальчику было всего три года. Правда, его сиротская жизнь продолжалась совсем недолго, поскольку тут же все заботы о нем взяла на себя богатая ричмондская семья, восхищавшаяся сценическим талантом его несчастной матушки. Но глава семейства не соглашался официально усыновить Аллана, несмотря на уговоры своей супруги. Его отказ, как сразу же понял Рейнольдс, наложил глубокий отпечаток на отношения между Алланом и благодетелем, причем последний не только отказывался ставить свою подпись на бумагах, которые могли связать их сильнее любых кровных уз. Как только его подопечный достиг отроческого возраста, он стал готовить его к карьере адвоката, не обращая внимания на то, что подросток каждую ночь при свете свечи пишет стихи и мечтает стать поэтом. Естественно, что эти трения, с каждым разом все более частые и глубокие, сделали обстановку в доме невыносимой, и после нескольких лет разлада, взаимного непонимания и даже обоюдных угроз Аллан, которому все это надоело, решил прибегнуть к иной стратегии, позволяющей помириться с опекуном: он сказал ему, что хотел бы поступить в Вест-Пойнт. Это было последнее средство. Как он и предполагал, опекун принял идею на ура и с облегчением вздохнул, посчитав, что наконец-то ершистый юноша перестанет бездельничать и найдет свою дорогу в жизни. Но чем ближе становился день поступления в академию, тем больше Аллан убеждался в том, что немного поспешил: на самом деле меньше всего на свете он желал оказаться в Вест-Пойнте. Единственное, чего ему хотелось — это исчезнуть, сделать так, чтобы земля его поглотила, либо, если такое невозможно, найти место, где время бы чудесным образом остановилось, что позволило бы ему думать, набираться сил, решать, какой жизни он хочет для себя, и, возможно, написать новую поэму, уже зарождавшуюся в его голове, не заботясь о ежедневном добывании хлеба насущного. Существовало ли такое место где-нибудь, кроме тюрьмы? Когда до него дошли слухи о готовящейся экспедиции на «Аннаване», не гарантировавшей возвращение, зато обещавшей сплошные приключения, он понял, что это как раз то самое. И решительно поднялся на борт судна, не задумываясь над тем, куда завезет его несчастную душу старый китобоец и что ее ждет: безумие или искупление.
Вот так и формировалась эта забавная команда, подумал Рейнольдс. Команда, состоявшая из беглецов. В действительности ни Аллана, ни Гриффина, ни других членов экспедиции совершенно не интересовало, полая внутри наша Земля или нет. Более того, Рейнольдс вдруг осознал, что и его самого это мало волнует. Все они представляли собой горстку отчаявшихся людей, бежавших от своих внутренних демонов, которые принимали форму женщины, одержимой мыслью о замужестве, неуступчивого опекуна или, как в его случае, страха перед худшей из смертей, которая наступает спустя годы после естественной смерти, когда все, знавшие покойника, тоже умирают и на земле не остается никого, кто мог бы вспомнить его имя и воздать ему хвалу. Эта вторая смерть по-настоящему уничтожает человека, стирает все его следы, и лишь немногие способны победить ее, вписав свои имена в Историю. Однако в результате этого бегства в никуда все беглецы на судне разделили одну судьбу: им суждено было встретиться с настоящим демоном. Хотя появление монстра, с иронией подумал Рейнольдс, по крайней мере, неожиданно помогло участникам экспедиции задуматься над своей немудреной жизнью и заново оценить ее.
При этой мысли Рейнольдс вновь покачал головой. Уж очень многие вещи он считает само собой разумеющимися, признал он, шагая в сторону Аллана. Чересчур многие. Кто уверял его, что эта машина неземного происхождения? Почему он поверил предположениям какого-то индейца, который даже в следах, похоже, толком не разбирается? Возможно, это какие-то военные испытания некой иностранной державы. Но, по правде говоря, в испытания он не верил. Что-то подсказывало ему, что загадочное существо не принадлежит нашему миру, хотя, несомненно, его желание, чтобы так оно и оказалось на самом деле, снижало объективность предчувствия. И о намерениях пришельца лучше не строить догадок. Да он сам, поначалу мечтавший наладить хоть какой-нибудь диалог с ним, заразился страхом, охватившим всю команду: спал он теперь с пистолетом под подушкой и долго не мог сомкнуть глаз, воображая бродящего снаружи монстра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
