– Пока мне не удалось найти различий, – говорил он глухим шепотом и приступал к дальнейшему исследованию.
Месье Пельян садился на стул, притягивал к себе одну из сестер и мягко, но настойчиво заставлял ее некоторое время стоять перед ним, затем, еще не прикасаясь к ней, делал знак, чтобы она повернулась вокруг своей оси. Меж тем он пробегал алчными глазами сначала по сладостным, едва наметившимся бугоркам грудей, чьи соски от одного его взгляда твердели и начинали топорщиться под тканью лифа. Потом, по мере того как девочка продолжала вращаться, он впивался глазами в еще детские, но уже округлые и крепкие ягодицы; моя сестра тем временем изгибала позвоночник таким образом, что они становились еще рельефнее, чем их создала природа, и, как бы предлагая их мосье, приближала их к самому его носу. Однако Пельян пренебрегал ими, предпочитая бедра, крепкие и длинные, легонько лаская их сквозь одежду в опасной близости от вульвы, которая к тому времени становилась влажной и горячей. Как и раньше, он снова отстранял ее от себя и просил подойти другую сестру. Сцена повторялась в точности до мелочей.
– И тут не нахожу никаких различий, – шептал Мосье Пельян с притворной досадой. – Придется продолжить обследование.
И тогда начиналась самая любимая часть игры. Он просил моих сестер сесть рядом на крышку рояля, медленно поднимал их юбки и сначала ласкал крепкие точеные икры, а затем брал маленькую ножку каждой из них и гладил их ступнями свой – к тому времени уже напряженный и трепещущий – член, который непристойно распирал брюки, чуть ли не трещавшие под столь бесстыдным напором. Далее, не меняя позы, Мосье Пельян проводил языком вверх по икрам до молчащих губ, которые, однако, легкими подрагиваниями как будто молили о столь хорошо знакомых ласках. В то время как он исследовал языком маленький холмик – алый и затвердевший, – который отчетливо возвышался над складкой половых губ одной из сестер, он нежно вводил сначала один, затем второй, и наконец третий из своих длинных, тонких пальцев в распаленные глубины другой. Мои сестры стонали, целуясь и лаская друг другу соски. Когда они уже были на грани исступления, Мосье вставал, отходил на несколько шагов и смотрел на них – задыхающихся и обливающихся потоками пота.
– Я так и не нашел ни одного различия, – раздосадовано говорил он. Он поправлял на себе одежду, разворачивался и направлялся к двери. У самого порога он поворачивал голову и на прощание говорил:
– Возможно, на следующем уроке. К следующему разу отрепетируйте то, что мы сегодня проходили.
Дверь за его спиной тихо закрывалась, а мои сестры так и оставались сидеть на крышке рояля, глядя друг на друга, – с раздвинутыми ногами, влажными вульвами и призывно набухшими сосками.
5
Мы решили, что мосье Пельян – единственный, кто может дать нам то, в чем мы нуждались. Однако возможно ли раскрыть перед мосье Пельяном тайну моего существования? Что ожидает сестер Легран – и, разумеется, моего отца, – если вдруг вскроется, что они прятали чудовищного близнеца. Откуда нам было знать, что власти не приговорят меня к заточению? Каким мерзким обследованиям подвергнут меня одержимые врачи? Но самое главное, как убедить месье Пельяна, чтобы он доверился такому монстру, как я? Каким бы извращенцем ни был компаньон моего отца, каким бы растленным ни было его грязное воображение, вряд ли он зайдет в своей похоти так далеко, чтобы почувствоватьвлечениеквыродку, поросшемушерстью обитателю клоак, смрадному чудовищу, скрещению самых мерзких уродов мрачных глубин. Вероятнее всего, он опрометью выбежит из дома и заявит о появлении ужасного существа или, в лучшем случае, умрет, пав жертвой испуга. И тогда мы с сестрами решили, что единственно возможным выходом была другая игра, в которую они часто играли с мосье, – в «слепого петуха».
Мои сестры не покидали постели. На грани отчаяния отец решил вызвать врача. Двойняшки молили его не делать этого, а, напротив, лучше вызвать своего компаньона. Не ведая истинной причины, наш отец выполнил столь экстравагантную просьбу. Я же, со своей стороны, вот ужу два дня как не покидала отдушину, которая выходила в комнату сестер.
Отец вернулся вместе с мосье Пельяном, который с искренним сочувствием и горечью взирал на моих сестер, обессиленных и бледных. Бабетта попросила отца, чтобы он на минуту оставил их наедине с мосье Пельяном. Мой батюшка никогда не сомневался в порядочности своего компаньона, которому он к тому же доверил воспитание дочерей. Он предположил, что мои сестры хотят доверитьему, как исповеднику, своюпоследнюю волю и покаяться в своих детских грехах. Он обнял своего компаньона и друга, после чего, сдерживая рыдания, вышел из комнаты.
Мосье Пельян, стоявший между кроватей моих сестер, выглядел встревоженным и заинтригованным.
– Девочки мои, – наконец заговорил он, – едва ваги отец сообщил мне о вашей тяжелой болезни, я не мешкая прибыл сюда. Не представляю, чем могу быть вам полезен, – с сочувствием добавил он, опускаясь на колени, – я не врач. Но я сделаю все, что вы ни попросите.
Бабетта, не без труда приподнявшись на локтях, попросила его приблизить ухо к ее губам.
– Мы хотим поиграть в «слепого петуха». Мосье предположил, что, будучи в горячке,Бабетта бредит.
– Детка, – сказал он, лаская ее белокурые локоны, – ты сама не знаешь, о чем говоришь...
—Мы прекрасно знаем, что говорим, – произнесла Колетта голосом слабым, но властным. – Мы умоляем вас. Если хотите, считайте это нашей последней волей.
– Пожалуйста, не отказывайте нам, – нежно молила Бабетта, одновременно принимая вид невинный и сладострастный, что всегда безотказно пробуждало самые низменные инстинкты мосье Пельяна.
– Но если войдет ваш отец, – пролепетал господин учитель музыки, – представьте себе, вы в таком... состоянии, и я...
