Глава 8. Омеги в Ошейнике умеют лгать
Оливер рыскал по кустам восторженной тенью. Периодически он выныривал из зарослей, похрустывая мышками, и довольно облизывался. Оборотень для приличия кинул одну мертвую полевку мне под ноги, и когда я вежливо поблагодарила и отказалась от угощения, то он с большим аппетитом сожрал ее сам. Будь я в шкуре волчицы, я бы с удовольствием полакомилась мертвыми зверьками, но в человечьем обличии я чувствовала лишь дурноту и брезгливость.
На солнечной опушке Оливер с предостережением завыл мне в спину. Я непонимающе оглянулась на волка, и он в этот самый момент решил обратиться в человека. Жалобно пискнула и уткнулась лицом в ладони. Я опять увидела его член. Лениво привставший, в переплетении налитых кровью вен и с потемневшей от эрекции головкой.
— Оливер! — взвизгнула я.
— Я же предупредил! — возмущенно ответил юноша.
— Почему ты возбужден? — прохрипела я в ладони.
— Откуда ты знаешь, что я возбудился, если ты раньше не видела голых мужчин? — с наивным любопытством поинтересовался Оливер.
— Я знаю, что такое эрекция! — зло прошипела и судорожно выдохнула.
— Нелли, это физиология, — тихо отозвался юноша. — Что я могу с этим поделать? Для Омеги полувозбужденное состояние — норма. У меня не было давно секса, и я не получил разрядку.
— Насколько давно? — шепнула я.
— С рассвета и не было, — недовольно цокнул Оливер. — Теперь до вечера куковать, пока Руфус не вернется.
— А сколько раз для тебя норма? — я отвернулась от юноши и блекло уставилась на макушки сосен.
— Пока сил не останется, — хохотнул Оливер. — Я всегда не против, но я не думаю, что ты поможешь мне сбросить напряжение. Омега и Омега могут, конечно, но без присутствия Альфы или хотя бы обычного оборотня мы не придем к финишу. Такие дела. Просто перевозбудимся.
— Господи… — простонала, готовая расплакаться от стыда. — Я ведь и не думала тебе ничего такого предлагать.
— Я просто предупредил. Кстати, Руфус, действительно, не видит в тебе суки.
— А я и не сука, — я зло развернулась к Оливеру и сердито уставилась в его улыбчивое лицо. — И очень хорошо, что он не видит во мне подстилку! Значит, отличный, мать вашу, мне отлили и зачаровали ошейник!
— Да уж, просто замечательный, — фыркнул Оливер и развалился на ковре из травы и ромашек. — Такую Омегу загубили! Рожденную от двух Альф! Да у нас из-за тебя каждый был бы готов последние портки продать, лишь бы заполучить к себе в наложницы. Это же такая редкость! Ты же сокровище! Особенная!
— Особенная кукла для удовлетворения низменных желаний Альфы? — горько уточнила я.
— А что плохого в том, чтобы удовлетворить и самому получить наслаждение? — Оливер гневно посмотрел на меня. — Что плохого в крепком члене Альфы?!
Я поперхнулась. В траве лежал не милый и жалостливый юноша. За мгновение Омега обратился в похотливого развратника с горящим от вожделения взором и вздыбленной плотью.
— Знала бы ты, — Оливер приподнялся на локтях и прищурился на меня, — как Полуночный Клык заставляет меня кричать и рыдать в его объятиях! И как я умоляю его трахнуть меня еще разочек перед тем, как сладко заснуть в его руках.
— Прекрати, — процедила я.
— Ты бы тоже визжала под ним и захлебывалась слезами от оргазма за оргазмом, — прохрипел юноша.
Я не боялась Оливера. Ему сейчас нужен был Руфус, а не недоуменная Омега в ошейнике. Юноша с бесстыдным и болезненным стоном сжал член и с закрытыми глазами откинулся на траву. Побледневший и с мелкой испариной на лбу.
— Ты не такой… — шепнула я.
— Да откуда тебе знать какой я, — жалобно проскулил Оливер и выгнулся в спине, закусив губу, словно его охватила судорога боли.
Затем юноша с тоскливым мычанием лег набок и свернулся в позу эмбриона, вздрагивая всем телом. Спина Оливера была исполосована несколькими уродливыми белесыми шрамами, будто кто-то рвал его кожу когтями.
— Это тебя Руфус так? — испуганно шепнула я.
Оливер зло хмыкнул.
— Нет, — глухо ответил он. — Берта.
— Берта?
— Нареченная Руфуса, — прошипел Омега.
— Он же мертва.
— Я был ее Одолженным Луной, — прохрипел юноша в траву. — До того, как она погибла.
Я растерянно огляделась по сторонам, ища поддержки хоть у кого-то. Если у Оливера остались такие глубокие шрамы, то он был при смерти и очень долго восстанавливался.
— Берта выкупила меня до того, как встретила Руфуса, — печально прошептал юноша. — Он меня принял очень холодно в своем доме, но причин избавиться от меня не нашел. Руфус долгое время игнорировал меня, а я… Мне он был не особо интересен, потому что у меня была Берта, которой взбрело в голову, что мне и ее супругу стоит сблизиться. Ее желание для меня закон.
— Я подозреваю, к чему приведет вся эта история, — я села на траву и уткнулась лбом в колени. — Я не хочу знать.
— Какое-то время все было хорошо, — Оливер тяжело вздохнул. — Берта счастлива, довольна, а потом ей показалось, что я симпатизирую Руфусу в постели больше, чем ей, но это не так, — он горько усмехнулся. — В один из дней ее переклинило. Я то ли пошутил, то ли что-то невпопад сказал Руфусу, а он в ответ засмеялся и потрепал меня за волосы. В общем, Берта взревновала Нареченного и в гневе кинулась на меня. Она меня хорошо так потрепала, прежде чем Руфус оттащил ее.
Подняла лицо к порхающим желтым бабочкам и хотела испариться. Не желала я знать семейные тайны Полуночного Клыка, который дал повод для Нареченной обезуметь от ревности.
— Я не скажу всех деталей, но помню, что было очень много крови, страха и боли. Берта всегда была несдержанной, но тогда у нее просто сорвало крышу. Досталось и Руфусу. После Берта ушла в лес. Полуночный Клык последовал за ней, но нашел ее уже мертвой. В окружении трех растерзанных медвежат и издыхающей от смертельных ран медведицы.
— Я не знаю, что сказать, — вздохнула и закрыла глаза.
— Руфус будет недоволен, что я тебе поведал о Берте, — Оливер сел и обхватил колени руками. — Я и сам недоволен.
