Я то и дело ерзала на заднем сиденье, иногда ловя на себе взгляды Макса. Он изучал мою реакцию на него и от этого становилось еще хуже. Ужасно, что я такая дура, которая не может обуять свою страсть к какому-то мужику.
И тут это тип неожиданно спросил.
— Может в лесок?
Чего?!
Я чуть не поперхнулась собственной слюной от возмущения.
А этот гад ржет, как-будто снова принял меня за черте пойми кого.
У меня что, на лице написано «хочу тебя»?
— Пошел. Ты. К черту.
— Ладно-ладно, не злись, Лисичка… Я помню, что ты не моя сладкая девочка.
Я стиснула зубы покрепче, вдохнула в легкие побольше воздуха и буквально прошипела:
— Запомни это на всю жизнь — я не твоя девочка, в этом ты прав. И никогда ею не буду. И если ты еще хоть раз…
— Я же сказал, штука… — примирительно поднял он руки и машина тут же вильнула.
Я собрала всю волю в кулак. Лишь бы не высказать этому типу все, что о нем думаю.
До дома Петруши ехали в полном молчании. Я больше не ловила его взгляды в зеркале. Я вообще старалась не смотреть в его сторону, все больше глазея в окно.
— Приехали. И давай там не долго. У меня еще дела.
— Как скажешь, мистер помощник, — съехидничала я, подходя к багажнику. Он, кстати, все-таки помог донести пакеты до подъезда.
— Дальше я сама. Старик не любит посторонних, может и в морду дать.
— В психушку ему надо, идиоту старому, — процедил Макс, но дальше не пошел.
Петрушу я предупредила, что приеду. Просила встретить одному- конспирация.
Старик встретил меня с объятиями, вытер рукавом выступившие слезы.
— Ну милый, ну чего ты?
Он замычал — речи у него никогда не было и тогда, когда я привыкла к этой его особенности, другие обычно шарахались.
Когда дядя умер Петру идти оказалось некуда. Вертелецкий предложил сдать его в интернат, но тут я в первый раз проявила характер. В итоге под мою ответственность купили старику дом недалеко загородом. Я-то знала, что он совсем не глупый и не опасный. По дому всегда все сам, готовить, стирать, даже шить умеет. Правда навещала я его нечасто, и это, конечно, целиком и полностью моя вина. Надо бы хоть раз в неделю приезжать.
Увидев, что я одна, из шкафа вылез Сашка.
— Ну ты…вообще, — не нашлась, что сказать я.
Только Сашке было не до смеха. Под глазами синяки, скулы впали, рот и руки трясутся.
— Я… попал в беду. Мне нужна помощь.
— Но как, что случилось? Ты пропал, я все извелась, ни дозовниться не могу, ничего! Я уже не знала. что и думать!!!
— Не знаю. Я не знаю, — Сашка чуть не плакал.
— Так, подожди. Пойдем в дальнюю комнату. У нас мало времени. Я не одна приехала.
— Я боюсь, Алиса, понимаешь? Боюсь, что меня скоро найдут, понимаешь?
— Хорошо, хорошо, вернее плохо. А теперь успокойся и давай по порядку. Что с тобой случилось?
Сашка с минуту смотрел на меня, удивленно приподняв брови и, наконец, спросил:
— А ты что? Не поняла еще?
Я почувствовала, как сердце устремляется в пятки. Неужели мое предположение… да нет, не может быть.
— Саш, давай без загадок, — кое-как взяв себя в руки, начала я, но он перебил:
— Это я стрелял в твоего мужа.
— Саш, давай без загадок, — кое-как взяв себя в руки, начала я, но он перебил:
— Это я стрелял в твоего мужа.
Сказал спокойно. Смотря мне прямо в глаза. Правда длилось это совсем недолго. Нервы его вновь сдали, и он разревелся.
— Почему? — тихо, но чётко спросила его. — Зачем?
— Я… я не хотел. Вернее хотел, но не стал бы никогда. Но они… они меня вынудили.
— Кто они, Саша? — я старалась, чтобы мой голос звучал спокойно, но получалось плохо.
Сзади послышался скрип двери. Петруша. По старой доброй привычке подслушивает.
— Я… не знаю кто они. Не знаю, — голос у него срывался, по лицу телки крупные слезы. Он по-детски вытер нос и глаза рукавом рубашки.
— Они объявились три месяца назад. Вернее, он. Я играю в одну онлайн. Однажды в чате мне написал некто под ником «Друг». Мы о чем-то поболтали, и я его зафрендил.
— Что сделал?
— Ну в друзья добавил. Общались мы с тех пор часто, почти каждый день. Он обычно первый писал. И вот однажды мне на почту он прислал фото. Твое фото…
— Что?!
Сашка снова всхлипнул, но мне было не до его соплей. Хотелось уже поскорее разобраться, что происходит.
— Ну да. Написал, что ты красивая и жаль, что замужем. Я ответил, что знаю тебя, что мы дружим.
— Мда…
— Он как-то…ну я не знаю, он так к себе располагал. В общем он понял, что я… я… что я тебя люблю.
Я вздохнула и отвела взгляд. Ну что тут можно сказать?
— С тех пор он постоянно заводил речь о тебе. Говорил какая ты красивая и как жаль, что живешь с нелюбимым. Присылал твои фото.
— Да вы вообще что ли, мать вашу, охренели?! Извращенцы!
Сашка снова заревел, а я закатила глаза. Признаться, мне этот концерт уже порядком надоел.
— Он спрашивал, почему я ничего не делаю, чтобы быть с тобой. А что я мог?
— Ничего. И это было правильно, — зло отрезала я.
— Это друг стал навязывать мне как мне вести себя собой, что делать, что говорить. Он как будто поселился у меня в мозгу.
Я недоверчиво посмотрела на Сашку. А он случаем не псих?
— Да нет, — Сашка будто прочитал мои мысли, — я не псих. У меня сохранена вся переписка с ним. В общем однажды он намекнул, что, если бы твоего мужа не стало вдруг, то я мог бы… мог бы занять его место.
Я снова закатила глаза. Идиот.
— Он натаскивал меня как собаку каждый день. Каждый день он вкладывал мне в голову мысли о том, какой урод твой муж, как тебе плохо с ним и как ты была бы счастлива, если бы его не стало, но последней точкой кипения стала запись.
— Какая запись?
— Он прислал мне флешку с вашими разборками. На ней Вертелецкий тебя бил, а ты кричала. Ты так сильно кричала…
Я в недоумении уставилась на бывшего партнера по танцам.
— Богдан может и не самый лучший человек на свете, но он никогда меня не бил, — чётко, почти слогам проговорила я.
Для меня было настолько удивительно, что Сашке надо было так мало для убийства другого, и его так легко облапошить, что я даже не знала, что тут можно сказать. Какими словами назвать этого парня?
— Я понимаю, понимаю. Сейчас я понимаю, какого дурака сваляла. Но это все из-за любви к тебе, слышишь?
Говорить было тяжело, горло будто сковала невидимая рука.
— Что было дальше?
— Когда он понял, что я готов, то оставил для меня деньги…
Я вопросительно взглянула, и Сашка покраснел.
— Да, деньги и пистолет. Он оставил их у меня дома. То есть он вначале зашел, пока меня не было, а потом так же спокойно ушёл.
— Но даже это тебя не остановило?
— Я был сердит, напуган и даже воодушевлён. Я был словно под гипнозом. Этот друг подробно написал, где и когда я могу выполнить задуманное.
— Понятно… из тебя сделай обычного киллера, — невесело усмехнулась я, — но ты не смог выполнить заказ и теперь боишься мести Вертелецкого?
— Нет, да. Я не знаю. Я уверен, что меня теперь тоже убьют. Я не знаю, куда идти и что делать. Как только я выстрелил в твоего мужа, у меня будто что-то щелкнуло. Нужно бежать, меня никто не оставит в живых.
Снова послышался скрип двери. Я обернулась. Петруша стоял, сложив руги, прислонившись к дверному косяку, и слушал Сашкину исповедь с таким видом, будто у него разом заныли все зубы. Интересно, давно он так стоит?
— Я, пока были те деньги, несколько дней снимал комнаты. Сразу купил на рынке барахло, парик. Но потом понял, что долго я так не протяну. Алиса, ты у меня одна надежда. Ведь я ради тебя все это. Ради нас…
Я поморщилась. Спасибо, Саша. Нов слух я это не сказала. Не знаю, почему. Вряд ли я боялась его обидеть. Скорее мне не хотелось вообще общаться человеком, готовым убивать ради своих целей. Мне хотелось скорее уйти отсюда, покинуть это место. Я в беспомощности посмотрела на Петрушу. Как быть? Оставить этого недоубийцу со стариком? Сдать его полиции? Мужу?
