Незаметно для себя человек обрастает панцирем. Не таким тесным, как у аутиста, зато не менее прочным. Снаружи кипит чья-то полная приключений жизнь, и бурлят чужие страсти, а внутри — тихо и уютно. Владелец панциря абсолютно счастлив.
Как может быть счастлива сытая улитка.
Но однажды особенно пронзительная весна просачивается запахом сирени под плотно закрытую дверь, и снова начинает хотеться настоящей любви и настоящей боли.
Не тут-то было.
Панцирь стал частью тебя. Все вокруг забыли, как выглядит твое лицо, и видят только спиральку окостенелой поверхности. Ты начинаешь метаться в тесной клетушке, пытаясь вырваться, но всего лишь бьешься своей скорлупой о раковины точно таких же улиток.
Трусливых улиток, когда-то отказавшихся от сильных чувств. Если вдуматься, то все истории настоящих героев начинаются со взрыва своего панциря…
Будь Фил способен думать словами, возможно, ему пришли бы в голову похожие мысли. Однако он этого не умел. Впрочем, и окончательно захлопнуть створки раковины у него тоже не поучалось. Серебристому Псу все же удалось пробить в ней брешь, через которую в сознание Фила просачивались болезненные образы.
Наградной «Макаров», увитый растительным орнаментом. Листья и стебли шевелятся, словно змеи, норовя переползти на сжимающую его руку. Настины глаза, затянутые тусклой пленкой. Сухая кожа лица покрывается мелкими трещинами и начинает осыпаться, обнажая белый череп…
Фил замер. Постоял немного, глядя на гуляющие по тополиной аллее пожилые парочки. Набрал в легкие воздуха, полного запаха юной травы. Развернулся и пошел назад.
Серебристый пес ждал его на краю канализационного люка. Фигурка из неизвестного сплава поблескивала на асфальте ртутной лужицей. Странно, Фил мог поклясться, что безделушка провалилась под землю. Он поднял ее и надел на шею. Теплый металл привычно коснулся груди сотней иголочек. О третьем уроке можно было забыть, но в расписании стояли еще четыре.
На них Фил успел. Вошел на перемене в класс и, молча, сел на свое место. К счастью, никому из учителей не пришло в голову отчитать его за прогул. Какой с аутиста спрос? Поэтому он вставил свой Айком в стационарное гнездо, вмонтированное в светлое дерево стола. Когда перед глазами возникла голограмма экрана, аутист погрузился в изучение темы ближайшего урока.
— Может, они встречались? Тогда это парное самоубийство, — Услышал Фил рядом с собой голос Ники Полыниной. Девушка сидела на парте в компании своих друзей, Сереги Архимеда и Васьки Баскакова. Она говорила, поигрывая крошечным пистолетиком на языке. Сделав полгода назад пирсинг, Ника гордо демонстрировала экстравагантное украшение всем желающим. И не желающим тоже.
— Нет, я бы знал! — Покачал головой Архимед. — У Сахи другая девушка была. Из его параллели. Высокая такая. Ее сегодня с уроков «Скорая» увезла — в обморок упала.
Фил прикрыл глаза, оценивая ощущения одноклассников. Щемящая печаль, смутная тревога, любопытство и едва заметный азарт. Похоже, ребятам приспичило поиграть в детективов.
— А если у него со Светкой была тайная любовь? — Не унималась Ника.
— Я их почтовые ящики проверил, — Вступил в разговор Васька Баскаков. Бася. — Друг с другом они не переписывались.
Весь класс знал, что Бася модемер — человек, способный входить в интернет без компьютера. Такие, как он, последние годы появлялись по всему миру. Сообщения о людях, способных усилием воли подключаться к сети, всплывали на новостных порталах и тут же исчезали — силовые структуры и крупные корпорации быстро прибирали к рукам юные дарования. Поэтому о таланте худенького патлатого паря с вечными кругами под глазами учителя говорили только шепотом.
— И все-таки у Сахи со Светкой должно быть что-то общее. Найдем — узнаем, почему они покончили с собой, — Уверенно сказал Архимед. — Народ, давайте сегодня после истории останемся. Поболтаем.
Тройка заговорщиков подозрительно покосилась на парня в темных очках, но не сочла его способным разболтать их планы. Все-таки аутизм — идеальная маскировка. По крайней мере, среди тех, кто о нем знает. Пока они, не таясь, договаривались о первом заседании сыскной группы, Фил понял, что нужно делать.
После истории народ расходился нехотя. Возбуждение, вызванное необычным событием, пусть даже трагичным, не давало одноклассникам расстаться друг с другом. Девчонки шептались у окна, незаметно пощипывая желтые фиалки в пластиковом ящике на подоконнике. Анатолий Афанасьевич, молодой историк с благородными залысинами на лбу, набирал последние экзаменационные билеты. Группа парней настраивала одну из трех голографических панелей, висевших на бежевой стене класса.
Все окна были распахнуты, и по просторному светлому кабинету гулял запах цветущей черемухи. Она росла на школьном дворе. Ленивый сквозняк шевелил лепестки фиалок и ветви, усыпанные оранжевыми шариками мандаринов. Карликовые деревья в горшках успешно заменяли в гимназии «Новых рубежей» комнатные растения. Круглый год они плодоносили мелкими мячиками, такими скверными на вкус, что никому не приходило в голову на них покуситься. Если только, как на метательные снаряды. Нарвать втихаря и устроить перестрелку.
Наконец, историк выключил электронную доску и, сказав всем «до встречи», вышел из класса. За ним потянулись гимназисты. Через пять минут в кабинете остался только Фил и Архимед. Ника с Басей выскочили в школьный буфет, чтобы скрасить предстоящее заседание горячими булочками с соком.
— Ты домой не идешь? — Спросил Серега. Он верил, что Фил его понимает, только сказать ничего не может. Поэтому Архимед не редко задавал молчуну вопросы, не рассчитывая на ответ. Просто так.
Аутист, не спеша поднял голову, и уставился через темные стекла очков на своего одноклассника.
— Нет. Я хочу остаться. Не против?
Выражение лица Архимеда едва не заставило Фила сделать то, чего он не делал никогда в жизни — расхохотаться. Его одноклассник открыл рот. Закрыл. Сел на стул. Встал. Расстегнул верхнюю пуговицу голубой рубашки с коротким рукавом. И, наконец, выдавил:
— Ты чего, говорить научился?
— Так я и не разучивался.
— В смысле?
— Ну, повода просто не было. Говорить-то. Вот и молчал.
— Шутишь? — Архимел оседлал ближайший стул и оказался лицом к лицу с Филом.
— Почему шучу? Анекдот про Эйнштейна знаешь? Он до трех лет не разговаривал. Однажды на званом ужине официант по ошибке положил ему нож слева, а вилку справа. Гений потребовал поменять их местами.
— А когда его спросили, почему он так долго молчал, Эйнштейн ответил: «Раньше все было правильно!» И причем здесь этот бородатый анекдот?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
