волоски на его руках такие мягкие, какими кажутся отсюда, с ее места.
Он подал знак аккомпаниатору, тот начал играть задорный шансон, которого Эдит не знала. Но текст был довольно забавным, речь шла о велосипеде, и Ив Монтан умудрился очень характерно изобразить поездку на нем. Хотя представился скорее Марсель, чем Париж. Пианист исполнил короткий проигрыш, в то время как Ив Монтан еще раз стал пролистывать ноты.
Затаив дыхание, Эдит ждала следующей песни. В конце концов он запел «В метро» — шансон, ставший известным благодаря Роже Данну. На губах Эдит расцвела улыбка. Четверть часа назад она была бы рассержена тем, что этот подражатель пытается сделать себе имя при помощи чужого репертуара. Теперь же благодаря тому, что она слышала ранее, ее это скорее позабавило.
Мелодия, казалось, воскрешала сам дух вальса былых времен. Эдит невольно стала опасаться, что ритм вальса подвигнет Ива Монтана на то, чтобы начать пританцовывать. Но в отличие от того раза, когда он изображал ковбоя, он стоял спокойно, доверяя только своему голосу. Он умел петь. Это не вызывало сомнений. И он это знал. Эдит удивлялась, почему он не продемонстрировал талант и уверенность в себе на сцене АВС. Ну да, ему еще не хватало каких-то штрихов, но при должном руководстве этот италофранцуз мог стать хорошим артистом, тут она не сомневалась.
Захваченная его энергией, которая, казалось, тянулась к ней через ряды кресел, Эдит вскочила. Она не обращала внимания на установившееся в зале молчание. Гулко топая, она направилась к сцене.
Пианист прекратил игру еще до того, как Ив Монтан замолчал. Тот пропел еще несколько тактов а капелла, прежде чем остановился и возмущенно крикнул в темный зрительный зал:
— Какого черта вы мешаете репетиции?
— Достаточно. — Она шагнула в свет прожектора, который бросал узкую полоску света через оркестровую яму на паркет. — Я уже все слышала!
— О, мадам Пиаф! — Голос Монтана звучал удивленно и не особенно радостно. Неуклюже певец шагнул к краю сцены, однако не стал наклоняться к Эдит. — Но я еще не закончил!
Теперь ей пришлось задирать голову, но видела она не выше колен Монтана. Она отметила про себя, что его ботинкам не помешали бы новые подметки. От этой мысли какое-то смутное чувство шевельнулось в ней. Потом ей вспомнились слова Анри, что Иву Монтану двадцать три года — всего на несколько лет меньше, чей ей. Его манера говорить наводила Эдит на мысль, что он выходец из того же социального слоя, что и она. Хотя обычно она не обращала внимания, если кто-то называл ее мадам, но в этот раз поправила:
— Мадемуазель, пожалуйста.
— Хм, — только и смог он вымолвить. Судя по всему, у него были не только дурные манеры бывшего уличного мальчишки, но и несносный характер, как утверждал Одифред. Мужчин такого типа она знала прекрасно.
— Если хочешь петь, приходи через час ко мне в гостиницу «Альсина», — она произнесла это не особенно дружелюбно, скорее как строгая учительница, отчитывающая ученика.
«Мадам профессор» задрала подбородок, расправила плечи и, окинув обоих мужчин пренебрежительным взглядом, направилась к двери. Краем глаза она увидела, как побледнел Ив Монтан. Ее позабавило, что его мысли и эмоции читаются настолько явно. Такие, как он, не любят, когда женщины разговаривают с ними в подобном тоне. «Тебе придется привыкнуть к этому», — пронеслось у нее в голове, и она улыбнулась.
ГЛАВА 6
— Ты действительно думаешь, что этот Ив Монтан придет сюда? — спросила Симона.
— А почему бы и нет? — Эдит стояла перед зеркалом в спальне, одной рукой приглаживая вьющиеся волосы, а в другой держа губную помаду. Было еще относительно рано — прямо сказать, не лучшее ее время. Она волновалась, будто перед выступлением или ночным кутежом. Она подмигнула Симоне, стоявшей позади нее, и произнесла:
— Он злился, потому что не привык получать приказы от женщины. Уверена, что мсье Одифред еще раз объяснит ему, что это его шанс получить мою поддержку. Так что, как только он успокоится, его мгновенно доставят сюда. Не беспокойся.
— Я больше беспокоюсь о тебе, — пробормотала Симона. — Мало того что ты идешь на эту встречу в «Мулен Руж» в десять часов, так еще и вскакиваешь с постели — хотя еще даже не полдень! — и прихорашиваешься, как какая-то дива.
— Ерунда! Я просто привожу себя в порядок.
Эдит поджала свеженакрашенные губы, затем растянула их в улыбке, скорчила гримасу и вытерла пальцем лишнюю помаду. Задумчиво посмотрела на себя. На ней было красивое летнее платье, в котором она обычно путешествовала, белое, с большими синими цветами.
— Куда делся тот бюстгальтер, который мне купила Гита?
— Не знаю. Наверно, лежит где-то в шкафу. Ты ведь никогда не носишь бюстгальтер.
— А сейчас он мне нужен.
— Не понимаю. Почему именно теперь?
— Ах, Момона! — издав нетерпеливый стон, Эдит повернулась к подруге. — Конечно, чтобы создать дистанцию. Что мне делать, если он начнет пялиться на мою грудь?
— Пойти с ним в постель? — предположила Симона.
— Я хочу сделать из него шансонье. Не любовника. У меня большие планы на этого парня — конечно, если показания Андре помогут и меня не лишат права выступать, — тихо добавила она. — Мужчина на одну ночь мне в этой ситуации не поможет.
Разговор прервал стук в дверь. Это не был осторожный стук горничной, равно как и вежливый стук благовоспитанного гостя. Кто-то энергично барабанил в дверь номера. Подруги обменялись заговорщицким взглядом, после чего Симона сухо произнесла:
— Я так понимаю, что искать бюстгальтер уже поздно.
Из гостиной донесся голос Андре и еще один — мужской. Широкая ухмылка, которой Эдит ответила на замечание подруги, мгновенно исчезла с ее лица. С серьезной миной она сунула Симоне в руки помаду и, горделиво подняв голову, как королева вышла в гостиную. По крайней мере, именно так она представляла сцену приема просителя при дворе. Правда, Ив Монтан не был похож на просителя. Хотя в клетчатом пиджаке он и выглядел бедным бродягой, которому явно не хватает вкуса и хорошего гардероба. Единственное, чего ему хватало с избытком, так это уверенности в себе. Широко расставив ноги, он стоял посреди комнаты и ждал. Он не шел хозяйке навстречу, а ждал, что она подойдет к нему.
— Я здесь, — просто сказал он.
Она подала ему правую руку, немного поджав большой палец, как делала обычно. Ее кисть благодаря этому движению превращалась в трепещущую птичку. Он нерешительно потянулся к ней, теперь уже несколько растерянно, и задержал в своей ладони чуть дольше, чем требовал этикет.
— Я
