Даже в цепях, намертво приклеившихся к костям и ошметкам плоти, покойник весил значительно меньше живого человека, и Энн, надежно ухватив его под мышки, подтащила тело к котлу. Константайн взял труп за ноги, и вместе они опустили его в виски, уровень которого нисколько не убавился, несмотря на то, что почти дюжина пиратов воздали должное чудесному напитку.
Энн испытывала сильнейшее желание подойти к Лаву и вытереть испачканные смолой руки о его великолепный камзол — и наплевать на пистолеты и его пресловутую неуязвимость, но в это время из котла донеслось громкое шипение, словно виски вдруг закипело. Сильно запахло спиртом и чем-то еще, и над котлом поднялось плотное облако пара, но никакого тепла Энн не чувствовала. Труп в опустевшем котле начал извиваться и корчиться, то открывая, то закрывая безгубый рот. Сначала из него не доносилось ни звука, потом существо — язык не поворачивался назвать его человеком — принялось испускать невнятные, пронзительные вопли, звучавшие еще более жалобно и жутко, чем предсмертное хрипение павшей лошади. Энн уже готова была заткнуть уши, но тут бессмысленный вой прекратился, и она услышала хриплый голос, вопрошавший:
— Где я? Милосердный Боже, куда я попал?! Может, это уже ад? Но почему?! Разве я не раскаялся в содеянном? Или Ты тоже поверил тем, кто оболгал меня и осудил мою бессмертную душу на вечные муки?!
Эдмунд Лав выступил вперед и протянул ожившему мертвецу тонкую бледную руку.
— Это не ад, капитан Кидд. Это все тот же бренный мир, который, впрочем, успел состариться на двадцать три года. Я, Эдмунд Лав, приветствую ваше возвращение к жизни, которой вероломные британцы лишили вас с помощью намыленной веревки. К сожалению, после казни ваше тело было выставлено на пристани Казней, но я. думаю, что нам удастся найти способ освободить вас от цепей и отмыть от смолы.
К этому моменту капитан Кидд — гротескная, скособоченная фигура — уже стоял в котле, как стоят (во всяком случае считается, что стоят) пленники дикарей-каннибалов, из которых вот-вот начнут варить суп. С него текло; шарообразная голова безвольно клонилась на вытянутой шее то в одну, то в другую сторону; руками он крепко вцепился в чугунный бортик котла, но его все равно шатало.
— Я бы на вашем месте не спешила убирать смолу и цепи, — вполголоса заметила Энн, крепко сжав зубы и борясь с подступившей к горлу тошнотой. — Похоже, без них он сразу развалится.
— Волшебный котел возвращает жизнь, или, по крайней мере, ее подобие, — поддакнул Константайн, обезьянье личико которого светилось неподдельным восхищением. — Но он не восстанавливает утраченные члены и плоть.
— Тем лучше, — отозвался Лав и улыбнулоя зубастой улыбкой крокодила. — Чем меньше от него осталось, тем больший ужас он будет внушать морякам империи, осудившей его на позорную смерть. И он станет только первым из многих!.. Труп капитана Кидда я купил много лет назад и с тех пор держал в бочонке в своем винном погребе. Кроме него у меня хранится еще несколько человек, все — казненные преступники, так как приобрести их останки было легче легкого. Когда я начинал собирать свою коллекцию, это была лишь юношеская причуда, каприз; я ведь не рассчитывал, что когда-нибудь мои экспонаты снова начнут двигаться и говорить. Я собирался просто изучать их на досуге, но потом до меня дошли слухи о существовании некоего чудесного котла… Поистине счастливый шанс для такого, как я, верно?..
— Но зачем тебе понадобилось оживлять мертвецов? — спросил Константайн. — Ведь Судный день, когда мертвецы поднимутся из могил, еще не наступил! Кроме того, воскресшие в вечную жизнь забудут о зле и станут совершенны, как ангелы. А это… это больше напоминает какой-то адский театр мертвых марионеток!
Лав с довольным видом кивнул.
— Совершенно верно. И британский флот должен сыграть роль Джуди для моего Панча. Заключенный в Утрехте мир довольно непрочен, сей факт всем известен, но ни Франция, ни Испания не собираются нарушать его первыми. Это, однако, не означает, что они будут очень возражать, если за них это сделает их бывший враг и его адская команда. В таком случае они только выиграют — и я вместе с ними.
— Безумие!.. — завопил капитан Кидд громким, пронзительным голосом. Теперь он выговаривал слова намного четче, что, учитывая, в каком состоянии должна была быть его гортань, казалось почти невероятным. — Зачем мне становиться негодяем и убийцей и на самом деле совершать все те преступления, в которых неправедно обвинили меня мои враги? Господь свидетель, на суде меня оболгали, и… — Он запнулся и обвел стоящих перед ним людей невидящими глазами. — Двадцать три года, сказали вы?.. Разве за столько лет правда не выплыла наружу, и мое имя все еще покрыто позором? Неужто мне не избавиться от клеветы, как от этих цепей?! Лав снова оскалил зубы.
— К сожалению, капитан Кидд, вас и по сию пору считают одним из самых жестоких пиратов. Именно поэтому я и решил оживить вас! — сказал он.
— Тебе следовало прочесть сочинение капитана Джонсона, — сухо заметил Константайн. — Там черным по белому написано, что капитан Кидд считал себя разменной пешкой в большой политической игре, невинной жертвой двуличия и лицемерия сильных мира сего. Возможно, при жизни капитан был не слишком умен и отличался некоторой необузданностью нрава, но он никогда не был головорезом, каким представал в матросских рассказах и правительственных циркулярах. Великие негодяи — как, впрочем, и великие герои — редко оправдывают свою репутацию. В действительности они далеко не таковы, какими их делает молва.
— Ты, кажется, назвал меня дураком, жалкая обезьяна?! — прорычал Кидд. — Жаль, у меня нет шпаги, но я уверен, что сумею размозжить тебе голову этими цепями, как однажды проломил череп своему мятежнику-канониру!
Константайн и бровью не повел, услышав эту угрозу.
— Я слышал об этом случае, и не сомневаюсь, Что именно он, вкупе со своевременно исчезнувшими французскими охранными свидетельствами,[8] превратил вас из приватира в пирата и привел к обвинительному приговору. Как видите, волшебство далеко не единственное искусство, способное изменить человека. Иногда для этого достаточно нескольких слов, написанных на листке бумаги.
При этих словах плечи трупа обреченно поникли, и Энн удивленно подумала, как может этот нечеловек так по-человечески выражать свои чувства.
— Был ли когда-нибудь другой такой несчастный?! — в отчаянии воскликнул Кидд. — Сначала Ньюгейт, потом Тайберн,[9] а теперь еще этот ад, который вы называете возвращенной жизнью! Да будьте вы прокляты с вашими колдовскими фокусами! Я не хочу возвращаться к жизни. Неужели я не заслужил покой, из которого вы так жестоко меня вырвали?.. — С этими словами оживший труп перекинул костлявую ногу через край котла и грузно соскочил на песок. Перемещался он, впрочем, довольно уверенно, хотя тяжелые цепи и стесняли его движения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
