я думала о том, как мне выбраться, Элю слышно не было. Зависнуть здесь мне тем более не хотелось. В этот раз я была здесь дольше. Паника уже цепляла меня за горло, когда обитатели пустоты вдруг подхватили меня и потянули, потащили в какую, не знаю, сторону. Наверное там было более восприимчивое место. И когда я все-таки услышала Элин голос, уже охрипший, но продолжающий кричать мое имя, сотни рук толкнули меня ему навстречу. Элеонора пробилась ко мне, не знаю, каких усилий ей это стоило, но когда я вывалилась из этого кошмара, она выглядела ничуть не лучше меня. Про себя вообще говорить не хочу. Кажется меня даже вырвало. Точно не знаю, потому что я пребывала в странно измененном сознании, умом понимала, что я уже здесь, на земле, но душа отказывалась в это верить. У меня поднялась температура, я бредила. Говорила то о Романе, то о Черной дыре, звала какую-то Машеньку. Говорила, чтобы она не ходила к медведям и не спала в незнакомом месте. Все это я узнала гораздо позже, по рассказам Эльки. Она самоотверженно ухаживала за мной, поила отварами, читала какие-то заклинания. К вечеру мне чуть-чуть полегчало. Температура спала, но я по прежнему не реагировала на внешний мир, отказывалась от еды и не разговаривала. Элька зачем-то потащила меня в машину. Я не сопротивлялась. Мне было все равно. В машине Элька меня уговаривала. Она говорила и говорила о том, что скажет моим родителям, как они расстроятся, увидев меня в таком состоянии, о Романе, что теперь его некому будет спасти, о том, что я сильная девочка и непременно справлюсь. А знаете, что на меня подействовало. Нет, не Элькины уговоры, хотя она все делала правильно, не чувство ответственности перед родителями и Романом, нет. Свежий ночной воздух. Ветер, залетающий в окна, треск цикад, свет звезд, робко заглядывающих в авто, ощущение скорости, свободы. Господи! – осенило меня – Я же жива! Я выбралась! Теперь точно все будет хорошо!
– Есть хочу. – Элька недоверчиво покосилась на меня, но остановилась у ближайшего круглосуточного ларька. Я сожрала весь запас шоколада, который валялся в этом ларьке, наверное со времен Атлантиды. Шоколад был старый, в белесых разводах, но мне было не до таких мелочей… Закончив трапезу таким же древним вафельным тортиком, я поинтересовалась:
– Эль. А куда мы едем? Элька остановила машину и порывисто обняла меня. Только теперь я поняла, как она волновалась, не из-за ответственности, а просто по-человечески.
– Юлечка, тебе точно лучше?
– Да нормально все со мной. А что было-то? Я взглянула Эльке в лицо и поняла, что было ого-го как. Элька осунулась, под глазами залегли темные круги, черные глаза горели лихорадочным блеском. Следующий час машину вела я, а Элька спала рядом. Кстати, за руль я села в первый раз в жизни, но не расстраивать же Элеонору из-за таких пустяков. Когда она проснулась, я скормила ей три пирожка, купленных в придорожной забегаловке и шоколадку. Она попросилась за руль и я уступила. Появилась возможность нормально поговорить. Я рассказала, что случилось в Пустоте, а Элька – что потом со мной было. Ехали, мы оказывается к одной знакомой Элеоноры. По ее словам, очень сильной знахарке и ведунье. Надо было прояснить вопрос с Абсолютом и вытащить наконец-то Романа. Было приятно ехать по ночному городу, любоваться на свет в окнах домов и болтать о всякой ерунде.
Оказалось, что Элеоноре всего 34 года, что дар она получила от мамы, очень известной молдавской ведуньи, и что она была замужем (Эля в смысле, не мама). О своем браке она сказала только, что ее в мужья достался напыщенный самовлюбленный идиот, с непомерной жаждой денег и славы. Я не стала расспрашивать, захочет, скажет сама. Затем мы вспоминали всякий забавные случаи из жизни, надо же было как то поднять настроение. Например, Эля вспоминала, как однажды к ней пришла женщина с просьбой сделать любовное зелье. Дескать, мужик за 15 лет брака забыл, где у ней перед, а где зад. Пиво и футбол, больше никаких интересов. А ей то хочется внимания и ласки, хоть на старости лет узнать, как это бывает по нормальному. Муженек ее и в молодости не Казанова был, а к сорока годам вообще перестал, так сказать мышей гонять. Ну Элеонора пошла ей на встречу, отчего же не помочь, да еще за денюжку, но предупредила, больше трех капель не лить. А эта дуреха от большого ума муженьку в чай весь пузырек и вылила. Видно натерпелась за столько лет. Заманила его на дачу. Огород, мол, надо копать и ходит посмеивается, ждет, когда ж попрет удаль молодецкая. Попёрла, сама не обрадовалась. В первые три раза тетке понравилось, как же, второй медовый месяц начался, четвертый тоже кое-как, на пятом взвыла, а когда муженёк полез на неё в девятый раз, не выдержала, сиганула в окно и до утра отсиживалась в сарае. А ее благоверный ходил вокруг дачи, аки кот вокруг сметаны. Куда же, ты – говорит – супруга моя спряталась, я – говорит – еще с тобой не закончил.
Мы похохотали. Я же в свою очередь рассказала, как мы в деревне шухарили на Петров день. Один раз привязали к окну деда Михая болт на веревочке, а сами в кустах залегли. Дождались, пока дедок наохается, накряхтится, помолится, да на печь залезет, и только потом аккуратно дерг-дерг за веревку. Болт, ясное дело в окно стучит. Дед слезает с печи, идет открывать. Возле дома нет никого. Ну Михай постоял на пороге, почесал пузо и опять в избу потопал. Мы дождались, пока он уляжется, начнет похрапывать и опять дерг-дерг. Дед уже с матом слезает с печки, открывает дверь – опять никого. Постоял, послушал, пошел молиться, дескать, нечистая что ли взыгралась, мерещится черте что. В третий раз он уже слетал с печки, позабыв про годы, радикулит и геморрой. Даже вокруг дома обошел и в сено вилами посувал для верности. Но ясень пень, никого не нашел. Мы бы еще поразвлеклись, но Соньку, с которой мы все затеяли, разобрал истерический смех и она фыркнула, как дед не был глухой, а услышал и пошел проверять. Тут уж пришлось уносить ноги через бурьян и крапиву… В след нам неслось: Вот паразитки! Найду – уши оборву. Мы потом долго чесались и ждали, вдруг дед и впрямь нас найдет. Но все обошлось.
За разговорами не заметили, как выехали за черту города. Тут наше везение кончилось. В кустах у дороги нас ждал гаишник. Вот уж кому не спиться в ночь глухую.
– Лейтенант Васюков! Добрый вечер. Что ж это вы нарушаете, гражданочки.
И тут Элеонора показала такой класс, что я до сих пор в шоке. Куда девалась та девушка, которую я знала. Рядом со мной сидела женщина-вапм. Вамп спокойно взяла документы и вышла из машины:
– Я что-то нарушила, господин товарищ полковник. – Голос звучал обволакивающи, и в то же время возбуждал, манил обещанием.
Товарищ полковник Васюков покраснел до кончиков лопоухих ушей. Это вообще был совсем молодой человек, не больше 20. Конечно кобура и форма придавала ему солидности, но конопатый нос и практически без щетины подбородок говорили о юности этого стража порядка. Наверное в своей жизни ему еще не приходилась сталкиваться с таким типом женщин, потому что он растерялся и забормотал:
– Я не полковник, я просто лейтенант.
– Ну что вы – вамп приблизилась на шаг – Я совершенно точно вижу вас полковником, что такое звездочки, когда я читаю в душе. Глаза Васюкова сначала разбежались, потом съехали к носу.
– Так что я нарушила… – еще шаг.
– Э, вы превысили ско… скорость, гражданка – он глянул в права – Евстафьева…
– Ну что вы, можно просто, Эля. Простите, я не заметила знак на повороте – вамп смотрела горе-полковнику прямо в глаза, не мигая…
Расстояние между кроликом и удавом было критическим, то есть кролик сидел уже в пасти, но еще не знал об этом. Элеонора подошла к инспектору практически вплотную, при этом как бы невзначай коснулась его руки своим бюстом. Бюст у нее, надо сказать, был нормальный такой, троечка, не меньше. Лейтенант уронил права, поднял права, уронил дубинку, поднял дубинку,
