смотрит. Так мягко и измученно, что сердце разрывается на куски. Его черные глаза больше не кажутся страшными и грозными. Они полны боли.
-Прости… я не знала, как надо это…-показываю рукой на неуклюже приклеенный бинт. – Я не врач, но я попыталась…
Какое-то время рассматривает сначала мое лицо, пока я как ненормальная стою с тарелкой посередине комнаты и пытаюсь оправдаться. Потом изучает самодельную заплатку на теле, потом снова меня и медленно кивает.
Огромный камень сваливается с души, словно мне только и нужно было подтверждение того, что я все сделала правильно.
Сажусь на край кровати и начинаю говорить почти без умолка.
-Ты умирал, понимаешь…Умирал! Я не знала, что мне делать! У тебя был жар, я дала таблеток… Я заклеила тебя как смогла… Я испортила твою одежду…И не факт, что ты все-таки выживешь! Не надо было тебя слушать! Ты полный болван!
Сжимаю края тарелки с бульоном, словно это моя единственная опора в данный момент.
-Ты потерял очень много крови. Тебя лихорадило…Господи, твое тело…Что вообще происходит? Откуда все эти шрамы? Кто ты вообще такой?! Я даже не знаю, как тебя зовут! Умрешь, а могила будет безымянной!
Мой поток оправданий прерывает его рука. Он медленно тянется к моему лицу, а я застываю, словно боюсь обжечься. Ладонь горячая, его все еще лихорадит. Большим пальцем медленно проводит по щеке. Так аккуратно и нежно, словно я хрустальная ваза.
А внутри что-то стремительно рушится и летит с головою вниз в омут его черных глаз.
Все принципы. Все устои. Все мысли.
Резко опускаю голову, пытаясь совладать с собой. Сердце птицей бьется о грудную клетку, а мысли сбились в большой комок и радостно улюлюкают. Не могу поднять на него взгляд. Если я посмотрю в бездну его глаз, то пропаду окончательно. И ничто уже меня не спасет.
-Тебе надо…поесть…Я…суп сварила…
Приподнимает мое лицо и смотрит одновременно строго и мягко. Словно надо бы меня отругать, но он не хочет.
-Не. Смотри. Так. На. Меня.
Смотрит.
-Умоляю…
Хватаю ложку и набираю бульон. Медленно подношу ко рту и остужаю.
-Давай, тебе это необходимо! Пожалуйста.
Неохотно открывает рот и съедает первую ложку. Со второй уже было заметно легче. Когда тарелка опустела, я заметила, что на лбу снова проступил пот.
-Теперь тебе надо отдохнуть, хорошо?
Кивает. Помогаю ему принять горизонтальное положение, и он выжидающе смотрит на меня.
-Знаешь, я тут подумала, если у тебя проблемы с законом или властями, - запинаюсь, пытаясь сформулировать свои мысли. – Я могу попросить приходских сестер поухаживать за тобой и спрятать на какое-то время. Они никому ничего не скажут! – быстро говорю на его поднимающиеся в удивлении брови.
И тут немой расплывается в такой улыбке, какой я прежде не видела. Он слегка качает головой, словно я только что выдала самый сумасшедший бред в его жизни.
Кажется, он даже издает беззвучный смешок.
-Что ты смеешься? Я серьезно! Я же вижу, что ты не простой парень! Это не мое дело, но они действительно могут укрыть тебя и позаботиться! Там вкусно кормят.
Он отмахивается от меня рукой, все еще продолжая улыбаться, затем отворачивается и закрывает глаза.
Пока я разглядываю его улыбку и размышляю над тем, что сейчас только что было, он отключается.
Сама наспех перекусываю, с этими событиями я совсем забыла, что мне тоже надо что-то есть. Куриный бульон кажется невероятно вкусным.
Дежурю около его кровати, почти не отрываясь. Наблюдаю, как он дышит, как дергаются его глаза, спирт закончился, и теперь полотенце приходится смачивать обычной водой, чтобы сбивать подскакивающую то и дело температуру.
В какой-то момент понимаю, что просто сижу и любуюсь им. Его исполосованным вдоль и поперек телом. Его шрамом на лице. Приоткрытыми глазами и тонкими губами. Сильными руками и мощным торсом.
Крохотная бабочка внутри расправляет крылья, но я моментально смахиваю головой, пытаясь прогнать это наваждение. Что я вообще делаю…
Ближе к вечеру раздается звонок в дверь. В звуках болезненной тишины, которой наполнена моя квартира, он звучит как сирена. Резко подрываюсь к двери, пытаясь сообразить, какие непрошеные гости ко мне пожаловали.
-Кто? Кто там?
-Это я, детка!
Боби. Твою мать.
-Что тебе надо? Зачем ты пришел?
Умнее вопросов не придумала?
-Открой, поговорить надо.
Судя по голосу, Боби изрядно пьян. Пришел мириться? Как не вовремя, только не сейчас! Если бы он провалился прямо сейчас сквозь землю, я была бы только рада.
-Нам не о чем разговаривать! Я не буду тебе открывать! Уходи! Все кончено, Боби! Уходи!
Повисает тишина, в которой я одновременно пытаюсь услышать, что происходит за дверью и дышит ли в спальне немой.
А затем Боби начинает колотить в дверь, грозя вынести ее с петель.
-Открывай! Я только поговорить хочу!
Твою мать, твою мать! Он его разбудит.
Черт с тобой. Открываю засов, оставив лишь цепочку ограничитель. Боби еле стоит на ногах, алкоголем от него разит на три километра. Стоит, упершись рукой в дверной косяк, и пытается сфокусировать взгляд на моем лице.
-Чего пришел? – стараюсь сохранить максимально невозмутимый вид, ведь Боби в таком состоянии бывает очень агрессивен.
-Детка, привет, - пытается просунуть руку в щель двери. – Я скучал по тебе. А ты?
-Нет, говори, зачем пришел.
-Помириться, детка! Мне тааааак плохо без тебя, давай снова сойдемся. Прости, я был тогда зол и неправ. Ты же простишь своего парня?
Бывшего парня.
-Боби, между нами все кончено. Мне твои извинения не нужны. Пожалуйста, уходи.
Приваливается к косяку двери и кидает взгляд мне за спину. В спальню.
-Это кто?
Ну, конечно, он его заметил. Немой занимают всю мою кровать, и Боби не мог не заметить его. Он моментально меняется в лице, фальшивое дружелюбие сменяется бешенством.
-Я не понял, Джес. Кто это?!
-А тебе какая разница? – чувствую, как напрягается его голос. –Мы же расстались, помнишь?
-Сука, это ты так меня любила?! Не успел я уйти, как уже другого притащила в нашу постель! Сука!
-В мою постель! И тебя это никаким образом не касается!
-Я убью его! – кричит Боби и начинает ломиться в дом. Слава Богу, мне хватило ума не снимать цепь ограничитель. –Пусти меня, тварь! Я его задушу! А следом задушу и тебя! Мелкая шлюха! Безродная сука!
Наваливаюсь всем телом на дверь, пытаясь не дать ему просунуть даже руку. Пульс подскакивает и бьет набатом по вискам, а в ушах шумит.
-Уходи, твою мать!
