– Я не понимаю! – ярился юноша. – Они не имеют права!
Артрин бессловно глядел вдаль, и глаза его были сухи и пусты.
В толпе начал нарастать гнев, и вот уже вся деревня обрушилась на человека: которому доверяла и за которым шла. Начали Эодвит и Эвайн, но очень быстро орали уже все – кроме Танфии, слишком потрясенной, чтобы кого-то винить. Девушка только радовалась, что этого не видят ни ее мать, ни Ферин.
– Такова царская воля, – твердил Артрин, умиротворяюще воздев руки. – Мы ведь говорим о нашем возлюбленном царе Гарнелисе. Разве бывало, чтобы он угнетал своих подданных? Это честь для тебя, Эодвит. Его воля…
– Да плевал я на царскую, язви ее, волю! – заорал Эодвит. – Родную дочь я им не отдам! Я отправляюсь за ними!
– Нет! – воскликнул Артрин. – Одумайтесь!
Но крестьяне начали выходить из толпы – вначале по одному, ведь немыслимое дело – противиться царским посланцам.
– Нас сотня, а их всего восемь! – крикнула Танфия. – Чего вы боитесь?!
И вот тогда за Эодвитом хлынули озлобившейся толпою все остальные. Иные забегали по дороге в дома, выносили вилы, топоры, луки, даже кочерги и кухонные ножи. Остались только дети да старики. Безоружные Танфия и Линден бежали рядом.
– Это безумие! – восклицал Артрин, поспевая за толпой. – Я запрещаю!
Но крестьяне устремились по дороге вслед за царскими солдатами, а управитель остался на околице, одинокий и безвластный.
Сбиться с пути было невозможно – тут конские копыта взбили дерн, там осталась куча навоза. Небо, ясное с утра, заволокли дождевые облачка. Времени прошло немного, всадники не могли проехать более мили – и действительно, спустя пару минут они показались за поворотом дороги, уходившей от реки в невысокие холмы. Кони шли неспешной рысью, и бегущие крестьяне постепенно нагоняли их.
У Танфии захолонуло сердце. Что сделают солдаты – остановятся и сдадутся? Перейдут на галоп? Ввяжутся в драку? Кто-то может пораниться. Но они должны отдать Имми. Против такой толпы им не выстоять.
– Стойте! – вскричал дядя Эвайн. – Верните нашу юницу! Стойте, или мы будем драться!
Всадники обернулись. Танфия отличила закутанную в плащ Изомиру, но лица под пологом увидеть не сумела.
– Пошли по домам! – рявкнул Бейн. – И не дурите!
Кто-то сгоряча пустил стрелу, пролетевшую над самой макушкой Бейна. Напряжение нарастало. Послышался стон обнажаемых мечей. Пятеро всадников отделились от группы и пустили коней вскачь, прямо на толпу.
Поначалу крестьяне рассеялись. Танфия видела, как ее дядя размахивает шестом, услышала стук, когда дерево столкнулось с солдатской кирасой. Солдат удержался в седле, но его лошадь, шарахнувшись, сбила с ног двоих женщин. Несколько мгновений царил хаос, потом крестьяне собрались, размахивая своим оружием неумело, но не без пользы.
Безоружная Танфия в драку не лезла. Она заметила, что и Руфрид держится в сторонке, сложив руки на груди и мрачно поглядывая на свалку, словно пытаясь сказать, какая все это неимоверная дурость. Девушка взвилась от гнева. Она ринулась к Бейну и его охране – к Изомире – не зная толком, зачем и что она будет делать, когда добежит. К ее изумлению, за ней увязался Линден и еще несколько человек деревенских, распалившихся и орущих что-то воинственное.
Бейн отдал приказ, и оставшиеся конники галопом двинулись прочь, легко обгоняя деревенских.
– Имми! – крикнула Танфия.
На нее упала тень. По небу проплывало низкое, темное облачко. Или… не облачко. Скорее то было сгущение воздуха, комья маслянистой мглы.
Отец ухватил ее за руку – он тоже увидел это – но вокруг продолжалась шумная свалка. Внезапно пятеро конников вырвались из толпы и галопом помчались за товарищами – будто знали, что сейчас случится, и спасались, пока есть время.
Пузыри тьмы лопнули.
И с неба обрушились чудовища. Тощие тела, перепончатые крылья, шипастые плети хвостов. Красная, как шрам, шкура, и гнилостно-зеленые пятна на ней. Уродливые головы – крохотные глазки, раззявленные клювы – и страшные когти, цепляющиеся за одежду и волосы, раздирающие плоть.
Отец швырнул Танфию наземь и та рухнула лицом вперед. В паре шагов от нее упал Линден. И слышался чей-то жуткий вопль.
Небо потемнело, как ночью. Пошел дождь. Только потом Танфия поняла, что это не вода льется с неба, а кровь, и едкая слюна тварей, обжигавшая щеку и руки, дырявившая платье.
Черный кошмар наполнял вселенную долго – минуту, или даже чуть больше вечности. Бичи хвостов метили ей в голову. Твари кружились, недосягаемые для шестов и топоров, неуязвимые, и когтили беззащитных до тех пор, пока последний из крестьян не рухнул наземь, признавая поражение.
Танфия заставила себя поднять голову. Ей показалось, что в отдалении она видит смутную фигуру, словно часть поля битвы сложилась в подобие человека. Фигура медленно обернулась к ней, и из-под капюшона на нее глянул голый череп. И девушка вновь зарылась лицом в землю.
Медленно-медленно наступила тишина. Потянуло свежестью, посветлело, хотя верховые облака еще затягивали небо. И чудовища, и всадники исчезли.
Помогая друг другу, Танфия с отцом встали. Эодвит хромал – слабая нога подвела его.
– Тан, ты в порядке? – спросил он.
Она кивнула.
– Кажется.
Девушка попыталась вытереть лицо, но Эодвит удержал ее.
– Глаза не трогай. Их слюна обжигает. Можешь ослепнуть.
Вокруг поднимались на ноги потрясенные соседи. Подавленный Линден сидел на траве, опустив голову и повесив руки. В волосах его блестела кровь, и стекала струйкой по подбородку. Танфия двинулась было к нему.
Но один из упавших так и не встал. Эодвит подошел к мертвецу, перевернул тело и завыл от отчаяния.
Это был его брат. Танфия смотрела на лицо любимого дяди Эвайна, белое и пустое. На голове и плече виднелись страшные раны, нанесенные громадными когтями. Все тело залило кровью.
В бестеневой, серой мгле запахло смертью. По лицу Танфии потекли слезы. Она вцепилась в отцовское плечо, но оба молчали.
– Кто-нибудь принесет из деревни носилки, и мы его отнесем домой, – мягко проговорил их сосед, только позавчера помогавший им собирать урожай. – Пойдем, Эодвит.
– Нет, – ответил отец Танфии. – Я останусь с ним. Иди с Линденом, Тан. Я потом.
Девушке не хотелось бросать отца, но ослушаться она не посмела. Ему надо было побыть с братом.
Танфия поставила Линдена на ноги.
– Это дядя Эвайн, – прошептала она, когда парень покосился на склонившегося у теля Эодвита. – Как же я маме-то скажу?
– О боги! Мне так жаль…
– Пошли к нам, – предложила Танфия. – Я промою и перевяжу твою рану.
Линден кивнул.
– Они сожрали нашу рыбу, – прошептал он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
