– Удачная мысль, – ответил Мерриэтт, – так мы отвлечемся от убийства. По-моему, все вы слишком увлеклись этим делом.
– Ладно, – согласился Ривз, – но тогда не внизу, а у меня. Что толку иметь собственный камин, если не разводить огонь в октябре?
Комната Ривза заслуживает, пожалуй, более подробного описания, нежели приведенное ранее. Некогда она была лучшей спальней вдовьего дома, а к моменту перестройки под клуб, когда другие комнаты разделили перегородками, ее по какой-то причине пощадили. В итоге бывшая спальня осталась почти не пострадавшим образцом архитектуры ранней эпохи Тюдоров: здесь были окна в частых переплетах, помещающиеся в глубоких нишах; темные несимметричные балки поддерживали оштукатуренный белый потолок; стены были обшиты дубовыми панелями, а открытый камин сложен из настоящего старого кирпича. Когда огонь в нем, нехотя после долгого бездействия, наконец разгорелся и принялся отбрасывать мерцающие отблески там, где электрическое освещение создало приглушенные полутона, возникшее ощущение комфорта будто бы рассеяло все мысли о сложностях расследования, об убийцах, безнаказанно разгуливающих по всему миру, и о разверстой могиле, ждущей на кладбище в Пастон-Отвиле.
Гордон пристроил фотографию на выступающий карниз стенной панели.
– Вот, Ривз, – объявил он, – садитесь напротив дамы и вдохновляйтесь, глядя на ее изображение. Не стану обнадеживать вас и обещать, что она улыбнется в ответ на ваши старания, но эта перспектива и вправду могла бы воодушевить.
Вскоре все присутствующие погрузились в почтительное молчание и сосредоточенность, которым способствовала игра, и портрет мисс Рэндолл-Смит почти не удостаивался их внимания, хотя, вероятно, и с самой дамой, присутствуй она здесь, обращались бы столь же бесцеремонно. Ривзу, однако, было сложно отвлечься от этого предмета, и когда ему, как «болвану», недолго приходилось бездействовать, его взгляд сам собой устремлялся на снимок. Может, это лицо и заманило Бразерхуда к его необъяснимой участи? И эта женщина даже была сообщницей, ныне обремененной хранением постыдной тайны? А может, в этом деле она потерпевшая, тщетно ждущая вестей от Давенанта и понятия не имеющая, что это Давенант ждет погребения в Пастон-Уайтчерче? Несчастная женщина, в любом случае казалось, что ее ноша слишком тяжела – гуманно ли причинять ей боль настойчивыми и докучливыми расспросами по расследованию? Ривз растоптал в себе росток слабости: другого пути нет, мисс Рэндолл-Смит придется поставить перед фактами. В отблеске огня в камине, заслоненное от яркого света лампы, это лицо казалось еще милее. Ривз подошел взглянуть на него как раз в тот момент, когда сыграл последний козырь.
– Боже милостивый!
Обернувшись в раздражении от прерванного хода мыслей, остальные увидели, как Ривз в ужасе уставился на фотографию. Быстро шагнув к лампе, Ривз повернул ее в сторону, чтобы она светила прямо в стену. И тогда все присутствующие тоже слегка побледнели. Дама на снимке улыбалась.
Конечно, это был лишь легчайший намек на улыбку, которому невозможно дать определение или обвести очертания. Тем не менее у всех четверых мужчин одновременно сложилось впечатление, что выражение лица, находящегося перед ними, и характер его обладательницы в целом изменились за то время, которое понадобилось, чтобы сыграть три партии в бридж. Неопределенным образом лицо стало более одушевленным и красивым, но почему – неизвестно.
– О, ради всего святого, давайте покончим с этим ужасом! – воскликнул Мерриэтт. – Ни к чему ввязываться в такие дела, неизвестно, с чем столкнешься. Ривз, я понимаю, что незаконченное расследование ранит ваше самолюбие, но, по-моему, продолжать его было бы ошибкой. Видите ли, Бразерхуд не производил впечатления благоразумного человека, я всегда чувствовал в нем какую-то ненадежность. Так что давайте на этом и остановимся.
– Это невероятно, – с расстановкой выговорил Ривз. – Видимо, все дело в разнице освещения; внизу свет не такой яркий. Забавно, как устроено воображение.
– Сам я никогда не бывал в домах с привидениями, – произнес Кармайкл, – но прекрасно помню, что колледжу принадлежала раньше земля в Латтеркомбе, знаете, где жили де Мамфорды, так вот наш старый казначей вечно уверял, что там по ночам он слышал вопли. Впрочем, я в такие вещи не верю; фантазия еще и не на такое способна.
– Но послушайте, мы же все заметили разницу, – возразил Мерриэтт.
– Ну, есть такая штука, как групповая галлюцинация. Кто-нибудь говорит нам, что некое лицо выглядит мрачно, и наше воображение приписывает ему мрачность; потом кто-то другой утверждает, что лицо изменилось, и мрачности на нем мы уже не видим.
– Вот-вот, – поддержал Ривз, наливая себе крепкого виски с содовой. – Это групповая галлюцинация. Не иначе.
Гордон действовал типичным для него образом: не высказывая никаких мнений, он единственный из четверых с готовностью поднялся и взял снимок. И теперь держал его на свету, разглядывая под разными углами.
– Провалиться мне на месте, если он не выглядит по-другому, – наконец высказался он. – Симпатические чернила? Нет, это же абсурд. И все же чертовски подозрителен этот случай со снимком: хотел бы я знать, может, от тепла в комнате проступила какая-то тень на лице, которой мы прежде не замечали?
– Скорее было какое-то влажное пятно, – предположил Ривз, – которое поблекло. Снимок ведь находился довольно близко к огню. Но к чему терзаться напрасными вопросами? Идемте спать. А снимок я запру здесь, в ящике комода, и мы снова рассмотрим его утром. Сейчас все мы переволновались.
– Вот именно, – согласился Кармайкл, открывая дверь. – Помню, однажды в Восточной Румелии… – Но, к счастью, воспоминания оказались забытыми, как только он вышел в коридор.
Глава 10. В которой книга оказывается разговорчивее дамы
Утром, как и следовало ожидать, мнения разделились. Теперь Мордент Ривз не находил разницы между тем, каким он видел снимок в настоящий момент и за ужином накануне вечером. Кармайкл соглашался с ним, хотя продолжал разглагольствовать о групповых галлюцинациях. Гордон никак не мог принять решение, и только Мерриэтт был убежден, что фотография все-таки изменилась. Как бы там ни было, Ривз положил недавно ужаснувший его предмет в карман и после завтрака отправился в путь в коляске мотоцикла Гордона. Гордон вызвался подвезти его, хотя решительно заявил, что в дом мисс Рэндолл-Смит ни за что не войдет; Кармайкл пытался отговорить их, прибегая к мудрым изречениям и современным примерам, но его оставили в дверях клуба, multa volentem dicere[17].
Следует признаться, что Ривз испытывал некоторые опасения, ожидая в гостиной мисс Рэндолл-Смит. Интерьер отражает характер хозяина, и эта гостиная говорила о волевой натуре; со стратегической точки зрения обстановка была идеальной, цветы расставлены продуманно, книги явно коллекционировали, а не просто накапливали. Как впоследствии сказал Ривз, в этой комнате пахло так, словно в ней никогда не курили. Хозяйка дома подтверждала первое впечатление о нем. Ее красота по-прежнему была несомненна, но обезоруживала отнюдь не она. Сразу же чувствовалось, что эта женщина и добра, и властна, но если бы она могла выбирать, то предпочла бы скорее властность, чем доброту. Ей пришлась бы впору должность старшей медсестры в большой больнице – вместо положения праздной домовладелицы в провинциальном городке.
– Доброе утро, мистер Ривз, – заговорила она, – с вашей стороны было очень любезно навестить меня. Мы ведь, кажется, не знакомы? Разумеется, я знаю секретаря клуба и еще нескольких членов, но мы здесь почти не соприкасаемся с миром гольфа. Однако моя горничная говорит, вы хотели увидеться со мной по срочному делу – прошу, объясните, чем я могу быть вам полезна.
С непостижимым чувством, будто из следователя он вдруг превратился в подследственного, Мордент Ривз вынул из кармана снимок и драматическим тоном спросил:
– Прошу прощения, мисс Рэндолл-Смит, вы узнаете эту фотографию?
Последовала краткая пауза, еле заметный намек на изумленный возглас. Потом женщина ответила:
– Ну конечно! Правда, не знаю, способно ли мое зеркало… но ведь без ведома человека это невозможно, верно? Кажется, снимок был сделан, когда я приезжала сюда раньше, еще при жизни моего отца. Что вы хотите узнать о нем?
– Боюсь, мои расспросы могут показаться неслыханной дерзостью, но речь идет о чрезвычайно важном деле. Думаю, лучше будет изложить ситуацию полностью. Вы, конечно, слышали прискорбные известия о бедном старине Бразерхуде из Пастон-Уайтчерча?
– Разумеется, я читала о нем в газете.
– Так вот, некоторые его друзья, то есть знакомые по клубу, недовольны позицией, которую заняли полицейские. По мнению этих друзей… то есть по нашему мнению, полиция слишком легко поверила в версию о самоубийстве, не изучив все факты, и… словом, нам кажется, что тут не обошлось без нечестной игры.
