Тогда придумался план Б: пусть перед выездом с врачом волонтер фотографируется на фоне автомобиля с госномером. Чтобы в группе знали в лицо того, с кем поехал врач, – будет что в полицию передать. Это правило появилось в закрепленном сообщении.
И это сработало: водители стали закидывать фотографии, а постепенно и удостоверения. Даже те, кто возил давно, говорили: «Ну а что такого? Правило есть правило!»
Среди волонтеров попадались и такие активисты, которые брали по девяносто вызовов в день. Для Ромы – цифра недостижимая. И трудно было представить, что кому-то из врачей и сестер под силу обойти такое количество адресов пешком.
Несколько человек возили врачей ночной смены. Они прозвали себя «Ночной дозор». Однажды Рома в шутку написал их координатору Вике[21]:
«Ты почему другим людям не даешь поездить ночью?»
«А кто согласится-то?» – парировала она.
«Ну, давай я».
«Хорошо, завтрашняя смена твоя».
«Блин, завтра-то я не могу…»
Вика засмеялась: «Так никто не может, не хочет. А мне проще по пустой дороге летать».
В начале пандемии от коронавируса умер Викин папа. Ему было не помочь: не было ни тестов, ни выстроенного терапевтического процесса, ни лекарств… Когда Вика увидела по телевизору ролик о волонтерстве, тоже сразу записалась.
Благодаря ей сделали несколько тысяч выездных анализов. Но днем работать было неудобно. На работе сообщить о новом хобби она не рискнула: одна знакомая едва не лишилась места, когда начальство узнало о ее волонтерской работе с ковид-бригадами. Вика стала ездить ночью, никого в свои тайны не посвящая. Потом ушла в отпуск и тогда уж оторвалась по-настоящему: возила практически круглые сутки.
В один из таких дней познакомилась с Романом – была какая-то невероятно долгая смена, часов на шестнадцать. Он пошутил, что Вика сверхчеловек, а та, закурив, призналась, что два дня назад откатала двадцать три часа. Ребенка пришлось сдать маме.
Люди среди волонтеров были очень разные. Кто-то менеджером работал, кто-то в полиции, кто-то журналист, а кто-то слесарь. С кем-то Рома пересекался, забирая медработников из поликлиник, но с большинством знакомился на встречах-перекличках, которые устраивал администратор чата Денис. Однажды он написал: «Может, как-нибудь утром встретимся возле торгового центра? Хоть увидим друг друга не на бегу».
И это стало отправной точкой для целой серии встреч. Среди ребят нашлись те, кто вызвался за свой счет организовывать фуршет; те, кто приглашал единомышленников в свой загородный дом. Однажды даже устроили вечеринку под открытым небом на ферме среди животных.
Вскоре у волонтеров образовалась и своеобразная система взаимопомощи. В ранние утренние часы волонтеры приносили друг другу горячий кофе прямо к окошку машины. Помогали выстроить запутанный маршрут для нескольких десятков вызовов. Присылали горячую еду с курьером после смены. И Рома, поначалу державшийся особняком, оттаял и решил, что есть такие люди, которым все-таки можно доверять.
![]()
Как-то к нам ворвалась женщина со скорой. Сказала, что у нее умирает пациент в дальнем конце очереди. И мы побежали… Был такой момент, знаете, как показывают в американских сериалах. Хлещет дождь, ты тащишь пациента на каталке по пандусу вверх, рядом бежит медсестра с кислородом.
Андрей Невский, поисково-спасательный отряд «Экстремум», Санкт-Петербург
Однажды во время пандемии на внутреннем форуме поисково-спасательного отряда «Экстремум»[22] Андрей прочитал сообщение от руководителя: всех, кто находился в городе и у кого не было дома пожилых родственников, звали волонтерить в «красную зону» одной из крупнейших городских больниц Санкт-Петербурга. Требовалась помощь с оформлением и транспортировкой пациентов внутри больницы. Андрей сразу же отправил анкету с припиской: «Хочу участвовать, готов выходить хоть завтра».
Андрей был старожилом движений добровольных спасателей, – ему была интересна тема чрезвычайных ситуаций. Перепробовав несколько подобных организаций, он остановился на питерском «Экстремуме» – они проходят государственную аттестацию, и их деятельность оценивается как профессиональная. Когда-то Андрей ездил с ними на ликвидацию наводнения в Крымск и до пандемии искал заблудившихся в лесу.
В первый день, когда он вышел на дежурство, команду волонтеров встретил замглавврача. Увидев сильных парней-спасателей, он обрадовался: предполагалось таскать, носить, переворачивать людей. В тот день больницу только перепрофилировали под коронавирус, и ребята видели единичных пациентов. Большинство из них выглядели почти как здоровые и ходили сами. Андрей подумал, что, возможно, зря пришел. Но уже через пару дней картина изменилась.
* * *
– Мам, знаешь, что там самое страшное? – Вечером после смены Андрей позвонил матери. Она жила в другой стране и скептически относилась к средствам защиты. Сын беспокоился и всеми силами старался убедить ее заботиться о себе.
– Вряд ли ты чем-то меня напугаешь, но попробовать можешь.
– Самое страшное – это когда стоит огромная очередь из скорых, штук двадцать. И продолжают прибывать. А ты сидишь в приемном покое и понимаешь, что всю эту очередь никак не ускорить. Волонтеры, конечно, помогают оформлять пациентов, но все равно это время. Потом первичные обследования, осмотр… Мам, люди в машинах ждали по восемь часов.
– Почему так долго?
– Мы старались быстрее. Я потом пошел вдоль очереди и говорил всем, что можно хотя бы зайти в больницу в туалет.
«А знаешь, мама, что самое сложное?» – так начался следующий телефонный разговор. На этот раз самым сложным оказалось носить чертов «противогаз» много часов подряд. Носить противогаз Андрею никогда не нравилось, но в больнице пришлось привыкать к СИЗам: в них удавалось даже спать. Находишься будто в душной камере без единого окна. И пекло от собственного тела – как в Таиланде.
* * *
Большая часть смен длилась от четырех до шести часов. Пока больница заполнялась пациентами, были дежурства в приемном покое и «транспортное» обслуживание: перевозить пациентов между медсестрами и врачами, отправлять на КТ, затем перекладывать с каталки на койку.
Здесь на первый план выходила выносливость, а еще решительность и скорость реакции: бывало, что человеку становилось плохо прямо на руках у волонтера. Так прямо при Андрее потерял сознание один крепкий парень, не меньше него самого. Он совсем не выглядел больным, но пульсоксиметр[23] показал критически низкую сатурацию. Из терапевтического отделения Андрей мгновенно вывез его в реанимацию – там уже встречали врачи.
– Мама, ты носишь маску?
– Ну что ты меня мучаешь, ношу, конечно… Нас без нее уже и в магазин не пускают.
– Я никогда не видел такого количества людей в тяжелом состоянии, как здесь. Раньше, в «Экстремуме», мы находили людей в лесу. Стариков находили, детей… Им плохо было, конечно, их было жалко, но обычно это был один человек, а нас целая бригада. Мы отдавали ему все свое внимание. А тут, мам, их полные отделения. Люди лежат в палатах потерянные, беспомощные. Женщина сегодня шла, шла по коридору и вдруг схватилась за стенку: не хватает сил десять метров пройти. А ведь молодая еще. Мама, носи маску. Пожалуйста!
* * *
Наступало утро. Андрей приходил в больницу, облачался в СИЗ, надевал свежие перчатки, брал пульсоксиметр и отправлялся в палаты. «Здравствуйте, доктор», – говорили ему. «Я не доктор, здравствуйте», – немного растерянно отвечал Андрей. На груди, прямо на СИЗе, маркером писал имя и добавлял слово «волонтер». Иногда времени не хватало даже на то, чтобы написать нормально, писал «ВОЛ». С ребятами в ординаторской шутили, что не волонтерский труд, а воловий.
