Впрочем, первая смена началась нормально. Мы даже поболтали. Выяснилось, что до этого Ванечка работал продавцом в ларьке на выезде из города к Еловскому водохранилищу. Кроме спиртного и сигарет, он продавал бутерброды, и «крутики», подъезжавшие к ларьку по ночам, постоянно доставали его, требуя, чтобы он продал им сосиски.
– Объясняешь им, что сосиски у тебя с булочками по счету, объясняешь, все без толку… Продай, в натуре, сосиски и все! Я ему говорю, мол, покупай вместе с булками. А он: «На хрена мне твои булки, я мяса хочу!» Ой, нах… Как они меня достали…
Оказалось, что он женился на круглой сироте «по залету». Жена Оксана была похожа на худенькую, несчастненькую обезьянку. Казалось, что не она катит коляску, а коляска катится сама по себе и увлекает за собой случайно уцепившуюся за нее девочку. В коляске сидела двухгодовалая дочь. Впрочем, у Оксаны было достоинство: она была обладательницей квартиры, в которой они с Ванечкой жили. А еще у Ванечки была мама, которую он тут же охаял.
– Ты знаешь, она у меня такая дура, что просто не верится, – Ванечка торопливо проглатывал некоторые буквы, с губ летела слюна, – работает в больнице, такое рассказывает… Говорит, нах… Что лишай у кошек проверяют в темноте. Он, мол, в темноте светиться начинает. Прикинь? А один раз я к другу собрался идти, а она мне говорит, мол, ты, сынок, никуда не ходи, сегодня мафия будет всех, кого на улице увидит, нах-х… убивать. Мне, говорит, бабка Люда по секрету сказала. А бабка Люда тоже у них в больнице санитаркой работает, дура-дурой. Нет, ты прикинь? Ведь в натуре, верит!
Он говорил, говорил, говорил…
К вечеру он рассказал мне почти всю свою жизнь. Я старалась улыбаться и не показывать, что мне надоело. Вроде нашла нормальную работу, цены накручивать не надо, обещанных шести процентов от выручки с лихвой хватит на жизнь, но как, скажите мне на милость, я буду работать с этим болтуном? Все время слушать трепотню? Нет в мире совершенства, это точно!
Но болтливость Ванечки оказалась цветочками по сравнению с тем, что ждало меня впереди. К ночи он решил, что «мосты наведены» и перешел от разговоров к более решительным действиям. Мы с ним договорились, что работать будем по очереди. Ночью тот, кто свободен, может четыре часа поспать на лежанке у дальней стенки. Но мне Ванечка не дал даже вздремнуть. Он сел рядом и в прямом смысле слова стал ронять надо мной слюни.
– Слушай, давай станем тайными любовниками, – бормотал он. – Ну правда нах-х… Никто не будет знать, что мы с тобой любовники. Ты такая красивая… – тут он начал гладить меня по плечу.
Я вскочила, дала ему по голове подвернувшимся под руку блоком сигарет и отгородилась от него ящиками, громко заявив, что он несет бред.
– Ты что, не врубаешься, что ты на работе? Или тебе работа не нужна? Или тебе жены мало?
Он непонимающе смотрел на меня и облизывал губы. Маленький, мерзкий ублюдок. Меня трясло от брезгливости. Я еле дождалась утра. Утром я заехала в офис и обсудила создавшееся положение с Вероникой.
– И на что ты хочешь пожаловаться? – спросила она меня. – На то, что этот придурок к тебе пристает? Да они только посмеются над тобой, и все. Слушай, я сама вижу, что этот Иван – полный кретин, но не я принимала его на работу, а Сергея не убедить, бесполезно. Я с ним уже разговаривала по этому поводу.
Все, что мне оставалось, это скрипеть зубами. Я и на более привлекательных мужчин смотреть не могла, а тут какой-то Ванечка со своим «перепихоном» в ларьке. После смены меня мутило двое суток, но на третий день я снова вышла на смен. Деваться мне было некуда, не увольняться же.
Ванечка повел себя более осторожно. Он немного поболтался в ларьке с утра, потом уехал на обед, и я не видела его до самого вечера. Вечером он сменил меня у прилавка. А ночью, когда уже стемнело, вдруг попросил у меня взаймы тридцать тысяч. Это надо же!
Конечно, я ему отказала. И конечно, он разъярился на мой отказ. Всю ночь мы сидели с ним в разных углах ларька, и он поливал меня грязью в самых изощренных выражениях. Я отмалчивалась. Конечно, кто-то спросит, как можно было все это терпеть? Однако выбор был невелик: я могла, во-первых, затеять с ним драку, но это ни к чему бы не привело, потому что кулаки есть и у Ванечки и более увесистые, чем у меня. Впрочем, были моменты, когда мне казалось, что он на меня вот-вот бросится, и я придвинула поближе острую открывашку и была готова ко всему.
Во-вторых, я могла бы с ним переругиваться, что тоже было мало результативно, потому что разговаривать на уровне «сам дурак» я плохо умею. В-третьих, я могла уволиться. Теоретически. Практически же это было невозможно, потому что это означало признать правоту Ванечки, признать то, что он сильнее меня и имел большее право работать и получать нормальные деньги, а этого я допустить не могла. Он тявкал на меня из угла, иногда срываясь на щенячий визг, а я скрипела зубами, ожидая, когда же он иссякнет в своей злости. Боже! А еще говорят, что нет ничего опаснее отвергнутой женщины! Да нет, мужчины и тут переплюнут слабый пол!
Утром я не выдержала и пожаловалась Сергею. Все, что я увидела в ответ – это глумливую улыбку.
– Лиана, ты же взрослая девочка, неужели не справишься с пацаном?
Черт подери все, если бы я знала, как справиться с этим сопляком, я бы и сама это сделала! По идее, нужен был кто-то, кто мог вступиться за меня, то есть попросту надавать Ванечке по шее. Однако такого человека не было рядом со мной даже тогда, когда я была замужем, что уж говорить про мое теперешнее положение?
Наверное, Ванечка таким образом проверял, а не уволюсь ли я, потому что, убедившись, что я никуда не уйду, он резко изменил тактику, стал мало разговаривать, чему я была только рада, и вообще держался на расстоянии. Впрочем, конфликты у нас периодически возникали, однако я могла очень долго жить в обстановке затяжного конфликта, и на мне это особо не сказывалось – помогла школа Ильи.
Глава тринадцатая
Пили, пьем и будем пить
….Только теперь я осознала масштабы пьянства в городе. Ларек был установлен в очень удобном месте, и к нему со всех концов района стекались покупатели «огненной воды». За смену исчезало по тридцать ящиков водки. За водку несли все: кольца и цепочки, часы и ковровые дорожки, книги и магнитофоны, куртки и кофты. За водку были готовы заложить душу.
Если ранним вечером к ларьку подходил и покупал бутылку хорошо одетый представительный мужчина с неясными признаками начитанности на лице, то ближе к утру его можно было увидеть ползающим в соседней луже. За смену перед нашими взорами разыгрывались многочисленные трагедии: и соблазнение, и измены, и месть. Самыми почитаемыми женщинами здесь были проститутки, самыми отвергнутыми – верные домохозяйки. Королями были бичи, умеющие раздобыть деньги на выпивку, а бандюки, те и вовсе были вознесены в ранг царей небесных, которые повелевали простыми смертными и знали, где проходят потоки денег, и могли приобщиться к изобилию.
Однажды вечером у ларька появилась женщина. Ей было, наверное, чуть за тридцать. Изможденное лицо, куртка из кожзаменителя, длинная, неряшливая юбка. Она опустилась недавно и еще не успела растерять всей своей красоты. Ей нужно было одно – выпить, денег у нее не было, и все, что она могла предложить за выпивку, было у нее с собой. Бичи быстро ориентировались. Сперва ее утащил какой-то старичок, взявший пару бутылок самого дешевого вина, но этого, по-видимому, было мало, и через час она появилась снова.
Уже стемнело. На этот раз она стала добычей двух сомнительных личностей – парню было лет двадцать пять, мужику – около пятидесяти. Держась руками за бетонный парапет, она доползла до ларька в третий раз уже часов в двенадцать, села напротив окошка и тут же упала. Кое-как поднялась и упала снова. Ей было плохо. В очередной раз она сумела сесть, упираясь руками в бетон. Ее вытошнило прямо на юбку. Она тупо посмотрела вниз, но выражение ее лица не изменилось, и с места она не сдвинулась.
В этот момент у ларька появился парень. Ему было лет двадцать пять, и он уже не первый раз подходил за выпивкой. Это был симпатичный, спортивный крепыш с приятным, открытым лицом. Он был сильно пьян. По-видимому, он оторвался от своей компании и сейчас искал, где бы провести время. Он попытался заговорить с кем-то из покупателей, но ему не ответили. Он стоял у витрины, выбирая, чего бы еще эдакого купить, когда она свалилась с парапета в четвертый раз. Он кинулся к ней, поднял, кажется, попытался отряхнуть юбку, что-то говорил, утешал. Потом спросил, что она будет пить. Она промычала в ответ что-то невнятное, он быстро подошел к ларьку, купил водки, шоколад, сигареты… Потом он обнял ее и они ушли. Когда они уходили, я увидела, что юбка у нее мокрая – она обмочилась, пока сидела. Я представила себе, что будет с парнем завтра, когда он проснется и обнаружит рядом с собой это…
Как-то вечером у ларька долго ошивался подросток. Он не смотрел на витрины и никого не ждал. Он смотрел на меня и мялся. Когда у ларька никого не осталось, он подошел к окошку, и заикаясь и стесняясь, спросил о том, что его так маяло. Парню было невтерпеж.
