Странные люди расселись по столам, прозвенел звонок, и три толстые женщины в белых халатах начали бегать по залу, расставляя на столах большие алюминиевые кастрюли, на которых красной краской было написано «Блюдо №1». Околоноля заметил, что за каждым столом есть мужчина или женщина с красной повязкой на рукаве — очевидно, дежурный, и все, кто сидит за столом, протягивают этому дежурному свои тарелки, а он большим половником наливает каждому суп, и процесс разливания супа выглядел тоже очень странно — то ли всерьез опасаясь, что не достанется, то ли просто, чтобы повеселиться, люди за столами, хохоча и что-то выкрикивая, толкались локтями, дергали друг друга (чаще всего - мужчины женщин) за волосы, кто-то плакал — и Околоноля подумал, что это, наверное, пациенты сумасшедшего дома.
— Ну ты видишь — обычные люди из регионов, — положил ему руку на плечо начальник. — Я сначала тоже привыкнуть не мог, но потом ничего, даже подружился с ними. Они очень хорошие, правда. Ты же и сам знаешь — модернизационное большинство. А что характером как дети — так от тебя и зависит, чтобы они быстрее повзрослели.
Околоноля молчал, начальник тоже молчал, вглядываясь в лицо будущего лектора, будто сомневаясь — выдержит ли, потом взял Околоноля за руку — ладно, мол, сегодня отдыхай, работать будем завтра. Пришла какая-то женщина, повела Околоноля в четырнадцатый корпус - двухэтажный домик, на втором этаже которого для Околоноля уже был готов двухкомнатный номер. Он принял душ — на полотенце было написано «Мечты сбываются» и стоял логотип госкорпорации, — забрался под одеяло и заснул. Снились, конечно, кошмары.
А начальник в ту ночь долго не мог заснуть. Налил себе вискаря, вышел из номера — двенадцатый корпус, напротив четырнадцатого, — сел на скамейку, выпил. Самое мерзкое было — что никакой особенной нужды в этом модерниза- ционном большинстве сейчас не было, да что сейчас — и в седьмом году без него ведь тоже прекрасно обошлись, и Лужники нашлось кем заполнить, и при необходимости даже Тверскую заполнили бы всю — от Манежной до Белорусского вокзала. Такое ощущение, что там — начальник даже показал себе жестом, вон там, - просто решили поиграть с этим идиотским изобретением, им, блядь, интересно, что получится, если вколоть вот это говно детям. Лучше бы иностранцам каким-нибудь бездетным их отдали, в самом-то деле - а сейчас все равно ничем хорошим это уже не закончится. Начальник злился, сходил за вискарем еще, потом посмотрел в небо, достал телефон и набрал дежурную по женскому корпусу.
30
Околоноля никого ни о чем не спрашивал, но давно уже сам догадался, что имеет дело с людьми, которые по какой-то причине остались в своем развитии на уровне школьников начальных классов - именно остались, не остановились. Каждая встреча с детьми (он так и называл их — дети) оставляла у него странное впечатление, ему нравилось разговаривать с ними, рассказывать — о президенте, о премьере, о России, о, черт подери, модернизации, — и видеть, как, раскрыв рты, они внимательно его слушают, запоминая, что он говорит. Феноменальной памяти своих учеников он сам мог бы позавидовать, а они явно завидовали ему — такому умному и взрослому, и он, хоть и понимал, что есть в этом что-то нехорошее, начинал себе нравиться. Вечерами, выпивая в одиночестве у себя в номере, он думал, что, если уж появились откуда-то такие кидалты, — вот да, нет на свете существ, более подходящих под это определение, — если уж они откуда-то взялись, то разумнее было бы готовить из них, ну, не знаю, каких-нибудь универсальных солдат, террористов-смертников, в конце концов. Армия бесстрашных самоубийц, готовая завоевать мир — вот это было бы здорово, а так — ну зачем они, кому нужны? Околоноля улыбнулся - вчера он поручил Кате и Маше, эти девочки неплохо для своих лет рисовали, сделать плакат для столовой: флаг и надпись «Россия, вперед!» Они сделали, и даже красиво вышло, по-взрослому, только надпись получилась — «Роисся вперде!» Он отнес плакат начальнику, тот смеялся, потом попросил оставить плакат ему — покажет в Москве, повеселит кого следует.
Начальник — это был единственный, с кем Околоноля в этом пансионате общался. Еще, конечно, был мальчик Костя, который, оставшись однажды дежурить после лекции (надо было полить цветы, вытереть доску и подмести полы в аудитории), вдруг спросил Околоноля, который тоже почему-то не ушел сразу после звонка, есть ли у него мама. Околоноля ответил, что есть, мальчик сказал, что у него тоже. Скорее себе, чем мальчику, Околоноля возразил: странно, мол, я думал, тут все сироты. Костя знал слово «сирота», и объяснил, что вообще-то да, ни у кого здесь нет ни мамы, ни папы, но у него нет только папы, папа умер, когда Костя был маленький, а мама есть, просто она выпивает, и однажды, когда Костя ушел гулять, он потерялся, и его забрал милиционер, и три дня Костя сидел в милиции, а Мама так и не пришла, и тогда его отправили в детдом.
— Это сколько лет назад было? — спросил Околоноля Костю, которому на вид можно было дать лет тридцать пять. Костя не понял вопроса, сказал — зимой, и Околоноля о том разговоре забыл. Однако после этого он начал как-то выделять Костю среди остальных, спрашивать, как у него дела, говорить на лекциях что- нибудь, обращаясь персонально к Косте, но только сейчас до него дошло — черт, а если это и правда было этой зимой?
31
Костина мама, Надя, обижалась, когда ее называли алкоголичкой. То есть пенсию, положенную ей после гибели мужа во вторую чеченскую, она действительно пропивала, иногда уходя в несколькодневный запой, но деклассированным элементом себя не считала — дома был порядок, внешне тоже — совсем не бомжиха, заработки — сутки через трое медсестрой в районной больнице Нового Иерусалима Тверской области — позволяли кормить и себя, и Костю, который в этом году должен был пойти в школу, но так и не пошел. В тот раз она пила восемь, кажется, дней, — и когда водка кончилась, и денег тоже не осталось, она позвала: Костя, малыш! — а Кости не было. Вышла во двор — нет, никто не видел. Соседские дети играли во дворе, спросила: не видели? — нет, не видели. Пошла в милицию.
Ей бы знать, что Костя, когда ушел гулять, вышел на трассу и шел, шел, шел, пока не устал. Присел на автобусной остановке, заснул, а проснулся уже в какой-то комнате с большим окном, и милиционер — хороший, судя по всему, дядька, кому-то рассказывал про него, про Костю, что, мол, так бы и замерз пацан, если бы не надо было милиционеру именно сегодня ехать с дачи на дежурство. Костя заплакал, милиционер и тетя в обычной одежде (потом оказалось, что она тоже милиционер) стали у Кости спрашивать, где его мама, и он честно ответил, что в запое, они смеялись, дали Косте какой-то бутерброд, он съел и заснул дальше. Если бы ему сказали, что он в Москве, он бы удивился, но это действительно была Москва, ОВД района Левобережный, если уж совсем точно.
Были праздники — двадцать третье февраля и перенесенный выходной, три выходных подряд, и инспектор по делам несовершеннолетних вышла на работу только в понедельник, когда за Костей уже приехали из Ярославля — я обещал, что в этой истории будет много неприятных совпадений, вот вам еще одно: в Ярославле пропал детдомовский мальчик Костя (на самом деле — утонул, но это не имеет значения, все равно его не нашли), и заведующая, когда ей позвонили из милиции, действительно решила, что тот Костя, которого нашли в Москве, — это ее Костя и есть. Отправила за Костей детдомовского завхоза, тот привез — оказалось, мальчик не тот, но не везти же назад, оставила.
В больших системах всегда проблемы с логистикой.
32
Надю действительно нельзя было назвать алкоголичкой. Впервые она по-на- стоящему напилась, когда пропал муж, а когда пропал сын — бросила пить. Она, между прочим, верила в Бога, не так, чтобы в церкви поклоны бить, но верила, по-настоящему, и Библию читала, хоть и не всю. И у нее была своя молитва, на обычном русском языке, четырнадцать слов, и она верила, что Бог слышит именно эти слова, которые значили для нее гораздо больше, чем для какой-нибудь воцерковленной бабки «Отче наш».
Она молилась, она ходила в милицию, она отправила фотографию Кости в программу «Жди меня» на Первый канал (но редактор Инна, работавшая в нескольких ток-шоу, выбирая между фотографиями какой-то пропавшей девочки и Кости, выбрала девочку, потому что у Инны была дочка), написала в «Одноклассниках» в графе «статус» большими буквами «У МЕНЯ ПРОПАЛ СЫН», и, говорят (сама она не очень хорошо представляла, что такое ЖЖ), кто-то из знакомых знакомых написал о Косте в ЖЖ, и пост с фотографией даже попал в топ Яндекса, но и на это никто не отозвался. И хорошо, что Надя не читала комменты под тем топовым постом, потому что некоторые комментаторы даже писали, что ничего страшного — просто, когда пропадают дети, нужно побыстрее рожать новых, и вообще чайлдфри рулит.
