Ричард, мой друг-архитектор, поехал со мной в Лаос на День благодарения. Мы катались на мотоциклах по улицам Вьентьяна, сплавлялись по реке Намсонг в Вангвианге, но потом мятежники захватили аэропорт в Бангкоке и Ричард уехал домой раньше намеченного, опасаясь из-за задержки застрять в Юго-Восточной Азии с просроченной визой. Оставшись один, я поймал автобус и десять часов ехал на север страны в Луангпхабанг, чтобы там встретиться с Ти-Си и подыскать деревню для нашей первой школы.
Когда я прибыл на маленький автовокзал в горах северного Лаоса, было около часа ночи. Сверху на меня смотрело звездное небо. Я взял тук-тук[19] в город и нашел место для ночлега под названием Rattana Guesthouse, где за 12 с половиной долларов за ночь мне предложили комнату с кондиционером и горячий душ. Хозяйка неплохо говорила по-английски, а место было идеальное, прямо в центре города, рядом с ночным магазином.
В следующие несколько дней Ти-Си показал мне, почему многие считают Луангпхабанг особым местом. Этот очаровательный городок, расположенный у слияния двух рек – Меконга и Кхана, – в конце XIX столетия колонизировали французы, а в 1995 году он был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Древние дворцы соседствуют с французской колониальной архитектурой, каждое утро на рассвете на улицы выходят собирать подаяние монахи в ярко-оранжевых одеждах, по разбитым дорогам катаются на велосипедах детишки с розовыми зонтиками от солнца. Кажется, будто время здесь замерло. Я сразу начал называть это место «краем тысячи улыбок». Никогда в жизни не встречал такого мирного, мягкосердечного народа.
Но, несмотря на идиллические пейзажи и чудесных людей, меня ждала суровая реальность: большинство сельского населения ютилось в бамбуковых хижинах и было совсем или почти совсем неграмотно. Многие не зарабатывали и двух долларов в день. Повсюду в этих местах царила невероятная, удручающая нищета, но мне надо было начать где-то конкретно, нужно было выбрать одну деревню, в которой будет построена первая школа.
К счастью, Ти-Си был в близких отношениях со многими чиновниками в Министерстве образования провинции и пригласил меня с ними встретиться. Чиновники были милы и учтивы, но совершенно не говорили по-английски. Когда они не смогли выговорить мое имя, я решил упростить дело и воспользоваться инициалами.
– Зовите меня Эй-Би, как в азбуке, – сказал я.
Ти-Си перевел, и это их очень обрадовало. Мы получили список из десяти самых нуждающихся деревень c информацией о том, сколько требуется классных комнат, детей какого возраста будет обучать школа, как далеко селение находится от города.
Когда подошел мой последний полный день в Лаосе, оставалось посетить три деревни из списка. Мне хотелось посмотреть на работу действующих классов, встретиться с детьми, которые уже ходят в школу, и с теми, кто пока не имеет такой возможности. Но было воскресенье, и все школы были закрыты.
Разочарованный, я отправился в последнюю деревню, Пхатхенг, которая была отмечена в списке как самая нуждающаяся в дошкольном образовании (включая детский сад) для детей от трех до пяти лет. Мы шли через покрытые буйной растительностью горы и ярко-зеленые рисовые поля и махали проходящим мимо детишкам. Добравшись до места, свернули с проселочной дороги в деревушку на берегу реки и увидели здание школы: три комнаты для первого, второго и третьего классов и бамбуковую пристройку для четвертого. Для самых маленьких ничего не было.
Я заглянул в бамбуковую комнату. У доски стояли три девочки и упражнялись писать буквы. Меня они не заметили. Старшая шепотом диктовала слова, а подружки старательно их выписывали. Потом она поправляла ошибки и подбадривала учениц. Они выглядели точно как девочки, рядом с которыми я сам сидел в четвертом классе, и мне подумалось, насколько иначе сложилась бы их жизнь, родись они в другом месте. Потом я вспомнил, что всего пару поколений назад моя семья тоже жила в маленьком селе. Когда я подошел к доске, девочки сразу сбились в кучку и смущенно захихикали, прикрыв ладошками рты.
Сначала я написал им мелом свое имя – «Адам», – но они, видимо, не поняли. Вспомнив, как я нашел общий язык с чиновниками в Министерстве образования, я ткнул себя пальцем в грудь и сказал по-лаосски:
– Кхой сы Эй-Би. – Меня зовут Эй-Би.
Я написал на доске большими буквами AВ и вручил мелок старшей девочке. К этому моменту в бамбуковой хижине уже столпилось около пятнадцати местных ребят, и все они не могли сдержать смеха, когда я сказал:
– Теперь ты. – И кивнул на доску. Несколько раз примерившись, девочка быстро вывела на доске красивые лаосские буквы и отдала мне мелок.
– Кантонг, – сказала она, и дети снова взорвались смехом.
После нее еще одна девочка написала свое имя, потом еще и еще. В воскресенье у реки, где их матери стирали белье, а отцы рыбачили, эти дети собрались в импровизированной классной комнате и принялись жадно впитывать знания. Хотя они были возбуждены появлением незнакомца в родной деревне, мне кажется, меня они взволновали еще больше. Я нашел место для первой школы «Карандашей надежды».
На следующий день я улетел обратно в Нью-Йорк. Оставалась неделя до нашего благотворительного маскарада, и Мими c друзьями заканчивали подготовку. Мы решили провести вечер, на который можно будет прийти в парадной одежде, потому что в то время у молодых специалистов редко появлялась возможность посетить официальное благотворительное мероприятие: билеты обычно оказывались им не по карману.
Мы были одной из первых благотворительных организаций, рекламировавшей себя только в Facebook и с помощью роликов на YouTube, поэтому у нас получилось продать билеты намного дешевле обычного. Мими нашла спонсоров, предоставивших алкоголь, и это тоже резко снизило затраты. У нас получилось: было продано больше 600 билетов. Поскольку весь наш персонал состоял из добровольцев, после вычета минимальных затрат за ночь мы собрали более 20 тысяч долларов.
До конца года мы получили дополнительные пожертвования от людей, которые узнали о нашей идее и решили нас поддержать. Всего за три месяца с момента открытия банковского счета с 25 долларами было собрано 35 тысяч от более чем тысячи жертвователей. «Карандаши надежды» стали восприниматься не как личный проект, а как движение.
Разница между сумасшедшим и лидером заключается в том, что у последнего есть последователи, готовые его поддержать. Изначально «Карандаши надежды» были моей идеей. Благодаря поддержке друзей первый Хеллоуин помог нашей организации встать на ноги. Мими вложила душу в маскарад, Дори и Ти-Си познакомили меня с чиновниками из Министерства образования Луангпхабанга, а Ричард сел в самолет и полетел со мной в Лаос. Все вместе мы двигали «Карандаши надежды» вперед, хотя другие утверждали, что у нас ничего не выйдет. В нашей культуре слишком любят превозносить основателей и CEO, хотя на самом деле успех компании обеспечивает вклад первых последователей и проповедников.
В самом начале мы представляли собой довольно разношерстную компанию, связанную одной общей нитью: верой в невозможное. Мы хотели нарушить правила, которые ставили перед нами другие, и сделать мир лучше того, который унаследовали. Благодаря командной работе и преданности общей идее сказка стала былью. «Карандашам надежды» оставалось всего несколько месяцев до постройки своей первой школы.
Но не успел я почувствовать уверенность в наших силах, как оказалось, что меня вот-вот уволят с работы и все, над чем мы так упорно работали, пойдет прахом.
Мантра 10
Будь смиренным, умерь гордыню
Из Лаоса в Нью-Йорк я вернулся сияющим: там все сложилось отлично, сбор средств тоже шел прекрасно. Но вскоре стало ясно, что в самом Нью-Йорке все вокруг меня рушится: компании пачками увольняли сотрудников, безработные тщетно пытались найти себе место под солнцем, предприятия с угрожающей быстротой сворачивали деятельность. Время было смутное, и Bain созвала всех своих консультантов третьего года на большое совещание. Ходило много слухов, но никто не знал, чего ожидать.
Партнеры расселись в большом конференц-зале на двадцать пятом этаже и объявили, что речь пойдет о возможных изменениях программы стажировки. Я уже отсчитывал дни до возвращения в Лаос и разработал по-военному точную стратегию поездки, чтобы получить согласие компании. Теперь у меня появились опасения, что все это под угрозой.
Мы заняли места вокруг стола, за которым сидела Ребекка, наш менеджер по персоналу. Я грыз ногти от волнения. Ребекка смотрела на нас серьезно.
– Практика обычно длится полгода, но в сегодняшних условиях мы разрешаем вам при желании уйти на девять месяцев, – объявила она.
