его взгляда, и каждый вдох проходит по трахее камнем, а на выдохе встаёт поперёк горла - липкий и горячий. Я упрямо стараюсь сглотнуть этот ком, но не выходит. Воспоминания мечутся в голове, и пока между нами протискивается потерявшая терпение сестра, я пытаюсь удержаться и не заткнуть уши, чтобы не слышать их эха.
Надеюсь, Драгош, ты его тоже слышишь.
Слышишь ведь?
Эхо встреченных у колыбели восходов, радость первому снегопаду, тёплое дыхание на замёрзших пальцах, счастливый смех, шепот, заблудившийся в полумраке супружеской спальни - пронзительный, тихий как стих, как молитва... Неужели не слышишь?! Как же так вышло, что ты внезапно оглох, и всё светлое между нами неожиданно рухнуло в пропасть? Что так ярко горит в твоём взгляде, неужели сожженныё над нею мосты?
Тенью, в полном молчании проходит и Жека, но мы с мужем остаёмся неподвижны, не расходимся и не шагаем друг другу навстречу. Между нами расстояние в пару шагов, а по ощущениям - прозрачная стена, и взгляды-пули горячие, шальные не могут пробить в ней хоть крошечной трещинки.
Драгош. Смотри на меня. Я надела лучшее платье, твоё любимое с открытыми плечами и заедающей молнией, которую ты за столько раз одним чудом не сломал от нетерпения. Неужели не видишь? На мне те самые серьги, твой подарок в первый день рождения наших крох. Ты ещё шепнул, что они сияют ярче звёзд, но в тысячу раз бледнее моих глаз. Неужели не замечаешь? Я останусь твоей, что бы ты ни решил, как бы больно не ранил. Мне даром не нужно другого - безоблачного, не с тобой - счастья. Покорно, с улыбкой отдамся на твою милость, но не от безысходности, а потому что иначе уже не смогу. Останусь тёплым воском в твоих руках, поцелуем на веках, улыбкой на губах. Только смотри на меня. Пробей эту чёртову стену.
Верь мне.
Не отпускай.
Я так тебя...
- Люблю, - выдыхает Драгош, стискивая в руке мои пальцы.
Это как броситься в омут головой, как получить удар под дых - замираю в секунде от боли, но мгновения текут, а тепло его ладони никуда не исчезает, и я кусаю губы, не веря в реальность прощения. Если верит, почему не сказал? Почему не...
- Ш-ш-ш... не пали контору, - он прижимает палец к губам, строго сверкнув взглядом из-под полуприкрытых век, и отпустив мою руку, быстро идёт вслед за Жекой. Чтобы не палить - как он выразился - контору, мне не приходится особо напрягаться. Шквал облегчения приносит за собой слабость и, судя по отражению в зеркале прихожей, мой измождённый вид достоин тысячелетнего упыря.
Ужин проходит в гробовой тишине. Застольем наше собрание даже сложно назвать, скорее то коллективная варка в котле собственных мыслей, когда элементарно кусок в горло не лезет под гнётом перекрёстных взглядов. Мадеев вяло ковыряет вилкой мясной салат, Зара задумчиво вращает вино в бокале, Драгош незатейливо барабанит пальцами по краю стола, резонируя на нервах тревожной рябью. Нас подавляет неловкость, но мы молчим и жуём... Жуём и молчим.
- Дружище, - первым не выдерживает Жека, и его беспечность выглядит примерно так же непринуждённо, как взяточник во время проверки на полиграфе. - Об кого кулаки стесал?
- Пустяки, - Драгош усмехается, подмораживая мою сестру немигающим как у гадюки взглядом. - Умник один пытался мне внушить, что я пока на юг мотался, успел жену бросить.
- И что, долго настаивал?
- Не особо. Парень хоть и бедовый, но не тупой оказался, - короткая ухмылка побледневшей Заре. - И на редкость болтливый.
- Глядя на твои руки, я бы не настаивал на его сообразительности, - замечает Жека, всё ещё пытаясь разрядить обстановку. Его как человека немедленных действий больше остальных тяготит этот фарс.
- А это бонусом, чтобы яблоньки свои к замужним дамам не подкатывал.
- Я тебя сейчас правильно понял? - недобро скалится Мадеев, воодушевлённо закатывая рукава, в то время как взгляд Зары затравленно мечется от него к Драгошу и обратно. - Ты нашёл его и молчал?! Какого чёрта не сказал?
- Рада, прости меня! Это всё зависть, - вскакивает с места сестра, и опрокинутый стул ударом гонга, знаменует начало конца. Начала для меня, а для неё - бросаю взгляд на окаменевшего Жеку - а для неё, очевидно, конца.
- Твоих рук дело? - на дне карих глаз Мадеева зарождается угроза. - Ты сестру... - он встаёт из-за стола - его... - ногой отшвыривает упавший стул, - меня... - сжимает руки в кулаки. - Всех! Подставила! - Ревёт, молниеносно срываясь в её сторону. - Ты о детях, сучка, подумала?!
- Хватает того, что ты о них думаешь не переставая!
Это последнее, что говорит Зара, потому что в следующий миг её лицо заливает кровью. Я ладонями затыкаю свой крик только и успевая подумать, что какой бы уродливой ни была её душа, все мы не без греха, а потому заслуживаем второго и даже третьего шанса, ненависти, презрения, но не боли. Только не физической боли.
- Драгош, зачем? - кричу, бессильно ударяя ладонью по его плечу. - Она же женщина!
- Не-е-ет, милая. Она - тварь, - на глазах меняясь в лице, рычит он и с неприкрытой завистью следит за траекторией занесённого Жекой кулака. - Но эта тварь - жена моего друга, и только он вправе вправить ей мозги на место. Поверь, он будет гораздо более милосердным.
- Останови его, - тихо всхлипываю, отворачиваясь, чтобы унять бунтующий желудок. Невыносимо видеть её беспомощно свернувшейся в углу и закрывающей руками разбитое лицо. - Умоляю.
- Жека, хорош! - с неохотой, но почти без промедления командует Драгош.
- С фига ли? - огрызается взбесившийся от вида крови парень, - Это мой недочёт. Моя женщина.
- И вы всё ещё в моём доме. Успокойся.
***
Получасовая исповедь, щедро сдобренная стенаниями, расставила всё по своим местам и если моё отношение к Заре по-прежнему неоднозначно, то Драгош категорически запретил ей любые контакты как со мной, так и с нашими детьми. Жека, выкурив полпачки сигарет созрел для обстоятельного разговора по душам и только ближе к рассвету, наверное, в сотый раз извинившись передо мной, засобирался домой. Сестра к этому времени уснула у него на руках. Может я и дура, но глядя на заплаканное лицо, беззащитно уткнувшееся в свитер Мадеева, что-то в груди заныло, будто отрезали кусок от
