Значит, покупателю был важен именно цвет! Он пожертвовал размером, дабы приобрести изделие колера «слоновая кость». Но все женщины знают – ни в коем случае нельзя брать блузку, если она велика. Однако «красавчик» схватил блузку из-за ее цвета. И ведь он проконсультировался с кем-то по телефону! На мой взгляд, ситуация очень странная.
Я взяла со стола салфетку и начала складывать из нее лодочку.
Редкий парень пойдет в магазин за одеждой для подружки. К тому же рыцари, если уж они решились на поход за тряпками, приобретают в основном белье. Они, наивные, желая сделать сюрприз, залезают тайком в гардероб, выуживают лифчик, тщательно изучают ярлычок и потом уверенно говорят продавщице:
– Дайте вон тот комплект, черный, размер восемьдесят «В».
Каково же бывает разочарование мужчины, когда дама отказывается носить презент: он неудобен, трет во всех местах и делает грудь плоской. Мысль, что бюстгальтер надо мерить, не приходит мужикам в голову.
Более ушлые из них поступают иначе, они дарят халаты, шали, платки. Сообразительный мужчина никогда не купит своей подруге косметику, духи или крем для лица, поскольку слишком велик риск не угадать с цветом и запахом. Но повторюсь, в «бабских» лавках представители сильной половины человечества ощущают себя неуютно. Если жена заруливает в магазин белья, муж предпочтет остаться на улице курить. И уж совсем редкая птица – парень, пожелавший приодеть любимую в «Рюи Блаз». Неважно, что изделия сделаны во Франции, блузки ужасны, они давным-давно вышли из моды.
– …вилки тащат, пепельницы, стул уперли, а мне плати! Гады! И ведь мы пометили их – ножки прижгли, а все равно уносят! Уже третий за месяц. Суки!
Я поежилась. Внезапно вспомнился кадр: Оксана, привязанная к белому пластиковому стулу, одна из ножек которого имеет круглую отметину, оплавленные края свидетельствуют о том, что к ней прикладывали горячий предмет. А что, если это не случайность, а клеймо? Наверное, пластиковые стулья часто воруют, и их метят подобным образом.
– Дряни! – раздался вопль над моей головой. – Мерзавцы!
Я вздрогнула. Официантка сердито поставила передо мной тарелку, из которой угрожающе торчал… рыбий хребет.
– Это что? – поразилась я.
– Суп-лапша куриная.
– А косточки-то не птичьи!
– Курица – не птица, – отбила подачу девица.
– Но и не рыба, – не растерялась я.
– Ну народ пошел! Все капризничают. В чем проблема? Скелет есть не надо!
– Я не избалована, просто хочу знать, из кого сварено первое? Если из несушки, то почему у нее голова и спина, как у окуня?
Официантка прищурилась:
– Где? Не вижу!
Я подцепила вилкой хребет, вытащила его наружу и продемонстрировала нахалке:
– Вот!
– Подумаешь, на кухне перепутали. Это завтрашний ланч, – не покраснев, сказала девица, – уха называется.
– Обед на завтра готовится сегодня?
– Ну?
– А сегодняшний вчера?
– Ну?
– Унесите суп и лучше дайте мне чаю, – сурово приказала я.
– К ланчу не положено.
– Не хочу обедать!
– А поздно, вы уже заказали!
Я заморгала и хотела было проявить миролюбие, мол, «ладно, ладно, но я хочу еще и чайку за отдельные деньги», но мне вдруг стало обидно.
– Вы обманщица. Обещали куриный суп, а принесли рыбный!
– Я сказала «лапша». Вон же, макароны плавают.
– И где курочка? – я попыталась настоять на своем.
– Тьфу прямо! – фыркнула официантка и ушла.
– Чай заварите, – крикнула я ей в спину и попыталась выстроить мысли в логическую цепочку.
На Оксане в момент смерти была блуза от «Рюи Блаз», светлая, сорокового размера. Точь-в-точь такую купил парень в фирменном магазине. Кофты продают только на улице Калашникова. Бондаренко в роковой день ушла из дома в белой блузке. Кондитерский мешок у Леры, мастерицы по тортам, порвался случайно. Оксана предполагала пойти на встречу и, расстроившись, едва не отменила ее, когда жирный крем шмякнулся на кофту. Приблатненный парень схватил блузку не того размера, он ориентировался на цвет.
Теперь, если сложить эти факты воедино, получаем такой расклад. Бондаренко попросили явиться на встречу в белом, но она приехала в бордовом, и именно в водолазке Леры ее и запечатлели на первом диске. Потом похититель спохватился и послал своего помощника за светлой блузкой. Следовательно, одежда в «Рюи Блаз» была куплена для Оксаны. Ее лишили жизни где-то неподалеку.
Почему я пришла к такому выводу? Сейчас объясню.
В центральной части столицы трудно купить батон хлеба, там мало гастрономов, а те, что есть, очень дорогие, пафосные. Но и на окраине, если вы желаете приобрести яйца, вам придется топать до супермаркета, ларьки начинают исчезать с улиц, а в ассортименте тех, что остались, есть лишь лимонад, сигареты и чипсы. У нас нет крохотных частных продуктовых магазинчиков, зато «точек», где торгуют одеждой, навалом. Встаньте на любой улице и оглядитесь. Да вот хоть сейчас…
Я высунулась из-под зонтика над столом. Ну-ка, что тут у нас имеется? «Обувь из Италии», «Одежда для всех», «Женское счастье», «Чулки, колготки», «Мода Парижа»… На дворе лето, так что, думается, в каждой лавке найдется светлая одежда. Был ли смысл рулить в «Рюи Блаз»? Никакого. Умирающий от отсутствия клиентов магазин просто первым попался парню на глаза, когда он мчался к проспекту…
Я откинулась на спинку стула. С чего я решила, что парень шел к шумной магистрали, а не от нее?
Вскочив с места, я бросила на столик деньги и, так и не дождавшись чая, побежала к большому серому дому, густо украшенному вывесками.
Через полчаса стало понятно: в каждом магазинчике полно светлых вещей, никакой необходимости идти на улицу Калашникова не было. Значит, тот рязанский красавец двигался к проспекту, а не от него. Но жилых домов на Калашникова нет.
Внезапно меня охватил азарт, и я, не чуя под собой ног, полетела назад к «Рюи Блаз».
Так, дальше «бутика» сексуальный маньяк не пошел, значит… Что это значит?
Справа высится ржавый остов какого-то здания, слева двухэтажная развалюха с выбитыми стеклами, чуть далее ряд покосившихся сараев, вероятно это гаражи, а затем зеленеет лес, где раскинулись «Лучшие времена». Если же вспомнить бумажку, найденную мной на дне ящика… телефон и имя… Ой, а ведь Оксана не ошиблась, написав «спросить Владимир»! Ей не человек требовался – нужна была изба.
Я развернулась и снова побежала на проспект. Пока не могу ответить на вопросы: кто и за что убил Оксану, но, кажется, догадалась, где это случилось!
Деньги на то, чтобы снять «Марфу», я получила через полтора часа – пришлось опустошить ближайшие банкоматы, которые, как назло, выдавали на руки очень маленькие суммы. У всех членов бригады есть специальные кредитки, если внезапно потребуются рубли, их можно обналичить в необходимом количестве. Я не знаю, кто пополняет мой счет и сколько презренного металла лежит в банке. Чеслав лишь предупреждал: «Если предстоит большой расход, сообщи мне».
Я кивнула и буквально на следующий день звякнула ему с сообщением:
– Требуется повести в ресторан домработницу одного…
– Действуй, – оборвал меня на полуслове Чеслав.
– Та любит выпить.
– И что?
– Придется заказывать алкоголь.
– Никак не пойму, в чем проблема, – как всегда, ровно откликнулся Чеслав.
– Выпивка дорогая.
– И?
– Надо взять деньги.
– Бери.
– Тысячи три, не меньше.
– В долларах?
– Нет, конечно, в рублях!
Чеслав вздохнул.
– Вы просили сообщать о расходах, – стала оправдываться я.
– О крупных, – уточнил он. – Соберешься приобретать машину, звякни.
Вечером я показала боссу квиток.
– Это что? – искренне изумился Чеслав.
– Квитанция из банкомата, подтверждающая изъятие суммы. А вот счет из ресторана. Видите? Домработница пила как верблюд, и…
– Зачем мне эти бумажки? – усмехнулся Чеслав.
– Но… как же… – растерялась я. – Ведь это большие деньги… вдруг вы подумаете, что я истратила их на себя…
Чеслав выдернул у меня чеки, смял их, швырнул в мусорную корзинку и сказал:
– Правило первое. Я верю члену бригады всегда и во всем. Если требовалось потратить энную сумму на дело, ты ее израсходовала. Финансовых проверок не будет. Если я перестану тебе доверять, то…
– Что? – пролепетала я.
Чеслав стал перелистывать свои бумаги.
– Что? – повторила я.
– Если перестану доверять, то мы не будем работать вместе, – спокойно, словно учитель, растолковывающий первоклашке правило написания жи-ши, закончил Чеслав.
– Извините, – прошептала я.
– Правило второе. Никогда не извиняйся.
Я окончательно растерялась.
– А как же? Если я совершила глупость…
Чеслав оторвал взгляд от документов.
– Выпрашивать прощение унизительно. Лучше сказать: «Поняла, это более не повторится».
– Поняла, это более не повторится, – эхом отозвалась я.
– Уже лучше, – кивнул Чеслав и снова занялся документами.
