— Я хотел бы с тобой посоветоваться.
— Чего тут советоваться? Вызвали, значит, надо явиться. Самое главное — не робей. Вот тебе и вся наука. А теперь выкатывайся.
Но Азат опять не ушёл. Ему хотелось откровенно поговорить с Мишей.
— Робеть не сробею, но вообще-то никакой я не смелый, — признался он.
— В таком случае лучше тебе не ходить в командирскую землянку, — сказал с сожалением Мишка. — Значит, не суждено тебе остаться в отряде.
Он не предполагал, какое большое впечатление произведут его слова. Новичок даже побледнел.
Желая как-то утешить его, Мишка-поварёнок с участием спросил:
— В бою, что ли, сдрейфил?
— Нет. Струхнул, когда полицаи схватили меня с чемоданом. А в чемодане полно типографского шрифта. Я решил, что мне конец. Даже слезу пустил.
— Перед полицаями ревел?!
— Что ты! — отпрянул Азат. — Когда в подвале один сидел.
— Один на один не в счёт, — авторитетно заявил Мишка, чуточку подумав.
Азат с ним не согласился. Он понимал, что добрый Мишка утешает его и поэтому говорит, наверно, против своей совести. Разве партизан может лить слезы? Окажись здесь Микола Фёдорович, он утешать не стал бы. Микола Фёдорович не признавал человеческих слабостей.
В тот день Азату не пришлось побывать в штабной землянке: командир снова участвовал в боевой операции. На второй день командование занялось срочной отправкой минёров на «рельсовую войну». Тут, конечно, не до Азата было. Лишь на третий день за завтраком Мишка шепнул ему:
— Может, сегодня побываешь у начальства. Командир нынче доволен: два вражеских эшелона «спят под откосом.
Сведения, которые Азат получил от друга, оказались точными.
— Ахтунг! Нас вызывает командир отряда, — проговорил дядя Ваня, как только появился в избушке.
— Я готов!
Дядя Ваня недовольно покачал головой.
— Совсем ты не готов. Мы же не лесные бандиты какие-нибудь. Партизан должен быть подтянутым.
Азат оглядел себя. Конечно, на нём не праздничная одежда. Только сапоги крепкие, а всё остальное — рвань, заплата на заплате.
— Микола Фёдорович! — окликнул своего помощника дядя Ваня. — Отдай-ка ему мою запасную пару. Великовата будет, но зато исправная одежда. Кроме того, вручаю тебе, Азат, карабин. Правда, он бывший кавалерийский, но в смелых руках отлично послужит и пехотинцу. Теперь запомни закон солдата: оружие любит смазку и ласку.
Микола Фёдорович точно исполнил приказ дяди Вани и от себя добавил ещё старую пилотку.
— Тут у нас лежал одни лётчик. Подарил мне, перед тем как вернуться на Большую землю. Получай…
— Спасибо.
— Чего благодарить? — нахмурился Микола Фёдорович. — Я не о тебе стараюсь, а о нашем отряде. Такого нигде больше нет.
ЭТО КОМАНДИР?!
Этой встречи Азат хотел и не хотел. За несколько дней он наслушался таких историй об отваге и удали командира, что-теперь ноги не держали его. «А вдруг я не понравлюсь командиру? — тревожился он. — Прощай, значит, отряд?»
Азат плёлся по тропинке, стараясь не отставать от дяди Вани. Лишь за его спиной он чувствовал себя в безопасности.
Но тот внезапно остановился, и Азат, шарахнувшись в сторону, отступился. Сперва он увидел начальника штаба, а потом рассмотрел женщину. Они стояли возле штабного блиндажа.
Начальник штаба был в знакомой в длиннющей шинели и с потухшей трубкой.
Про женщину можно было бы и не рассказывать. Ну, женщина как женщина. В полушубке, в шапке-ушанке. И сапоги обычные, кирзовые. Но что-то в ней всё-таки было особенное.
А что, Азат объяснить не мог.
Женщина между тем глядела на мальчика своими синими глазами. «Чего она меня так рассматривает?» — внутренне возмутился Азат.
— Это и есть знаменитый денщик из Холминок? — спросила она, пряча улыбку.
— Тот самый. Азат заметил, что дядя Ваня, отвечая ей, как-то преобразился: подтянулся, слегка поправил ремень. Вот те раз! Чего он так вытягивается перед ней? Чего так старается?
А женщина уже обратилась к начальнику штаба:
— Командиру группы вручили мою записку о шефе районной полиции?
— Да.
— Он пообещал быть на свадьбе?
— Да.
И начальник штаба с готовностью, чётко отвечал на все её вопросы.
— Как решили поступить с хромым старостой?
— Согласен сотрудничать с нами. Через день получим пудов пятьдесят муки и говядину.
— Не подведёт, как тот, Каменский?
— Не думаю.
Мальчик, следя за их разговором, всё больше и больше поражался: «Она всё-всё знает: и про хромого старосту, и про свадьбу у начальника полиции».
— Товарищ командир, — обратился к ней начальник штаба, — разрешите идти? Меня вызывает запасной аэродром..
Кто же мог предположить, что отрядом командует женщина! И никто, даже Мишка-поварёнок, не предупредил его.
«Неужели на пост командира не могли подобрать кого-нибудь из мужчин? Наверно, она была назначена на эту должность ещё в то время, когда в отряде не было ни Артиста, ни дяди Вани?» — размышлял Азат.
— Как тебя звать-то? — обратилась командир, отпустив начальника штаба.
— Азат Байгужин.
— Родители живы?
— Были живы.
— Как тебя понимать?
— Отец воюет. Мать увели гестаповцы.
— А сам попал к полицаям?
— Попал по глупости…
— И не пытался убежать?
— А куда? — Мальчик поднял глаза на командира. — А потом на. моём попечении оказался чемодан со шрифтом…
— Что же мне с тобой, горемыка, делать? — спросила женщина. — Ну, что ты умеешь?
— Всё. Денщик из солдат — на все руки мастак.
— Таки-таки на все?
— Стирать могу. Умею свистеть и подражать всяким птицам. Стряпать приучен. Или там разжигать костёр…
— И, несмотря на такую разностороннюю одарённость, придётся тебя, мой мальчик, отправить на Большую землю, — задумчиво произнесла она. — Надобно тебе учиться.
В безвыходном положении человек хватается за соломинку.
— А Микола Фёдорович? Мишка-поварёнок? — задыхаясь от волнения, спросил он. — Они же не сидят за партой!
Сказал и испугался: вдруг рассердится? С командиром торговаться не положено. Это ему, сыну комбата, очень даже хорошо известно.
— Они другое дело, — спокойно ответила женщина, но при этом внимательно посмотрела на него. — Каждый из них, по существу, заменяет на своём посту взрослого.
— А я этих ваших ребят на лопатки положил! — выпалил Азат. Он понимал, что и этого не надо было говорить. Он вовсе не хотел хвастаться. Но что поделаешь, когда у тебя такое отчаянное положение?
— Как обоих? — От удивления у командира даже брови поднялись.
— Не сразу, по одному.
— А почему ты вдруг стал с ними бороться? -
— Они сказали, что без этого нельзя.
При этих словах женщина залилась заразительным смехом, что даже дядя Ваня не выдержал.
— Ох, уморил! — проговорила она, вдоволь насмеявшись. — Но что же все-таки с тобою делать?
И тогда дядя Ваня сказал:
— Забыл вам доложить, что он один, по собственной инициативе, выпустил листовку. За это его голова в гестапо оценена в тысячу марок…
РЫЖИЙ
Вот какая важная шишка Азат! Если за твою голову дают тысячу марок, то волей-неволей вообразишь о себе невесть что.
Только было Азат подумал, что, наконец, его судьба решится, и он останется в отряде, как неожиданно появился Артист — начальник разведки.
— Привёл «языка», — с усмешкой доложил он. — Всякий фриц попадался: злой и добрый, храбрый и плаксивый, но такой экземпляр — первый раз. Как только узнал, что пути назад нет, кинулся в объятия, точно родственничек. Так радовался, что я глазам своим не верил. Может, думаю, по ошибке своего брата, советского разведчика, в плен взял?
И про Азата забыли…
Теперь была самая, пора ему исчезнуть, хотя бы за спину дяди Вани спрятаться, чтобы не торчать на глазах командира. Ведь взрослые, когда им чуть что не так, всегда в первую очередь избавляются от мальчишек.
— Веди сюда, — распорядилась женщина-командир. — Допросим твоего оригинала по всем правилам в землянке и заодно узнаем, чему он так обрадовался.
Вслед за ней в командирскую землянку спустился и дядя Ваня. Он, наверно, был нужен как переводчик.
«А я? — подумал Азат, в нерешительности топчась на месте. — Может, мне тоже идти за ними?»
Но пойти не рискнул. С таким командиром шутки плохи…
Неожиданно из землянки выглянул дядя Ваня.
— Где ты, хлопец, запропастился? Иди сюда!
Азат уже немало повидал подземных убежищ. В городе от бомб и снарядов спасаются в подвалах. Дело знакомое. И тут за три дня в лесу успел побывать в нескольких землянках.
Командирский блиндаж отличался от всех подземных жилищ, которые он до сих пор видел.
Справа — нары, слева — стол, поставленный на трёх кривых ножках. В дальнем углу притулилась чугунная печка. На столе полевой телефон, планшет, советские и немецкие гранаты — словом, всё, что полагается командирскому блиндажу.
