22 февраля
26 января я ездила в Кусково на полигон стрелять из пулемета.
Приехали, а стрелять пришлось из ручного пулемета, я его все время держала на руках; разумеется, из 25 патронов ни один в цель не попал, и мой фашист остался невредимым. Это весьма прискорбно. Решила лучше изучать «максима» и обязательно сдать нормы.
Время мчалось. Я смотрела у нас в клубе пьесы «Пограничники», «Профессор Полежаев» и кино «По щучьему веленью».
Алгеброй только начала заниматься, зато налегла на английский язык. Как раньше с нетерпением я ждала каникул, с таким же нетерпением я ждала их конца.
Физкультурой теперь мы занимаемся на Ширяевом поле в Сокольниках, «катаемся» на лыжах. Катаемся в кавычках, потому что регулярно по первым дням шестидневки тает, на улицах лужи. Один студент даже спросил у физкультурника перед походом на лыжах: «А что, если я плавать не умею?» Дни побежали. Три дня подряд были собрания комсоргов (10-го — факультетское собрание).
Я продолжаю заниматься в коллективе наблюдателей. 10 января я свезла в обсерваторию обработку пионерских наблюдений, договорилась с Натальей Яковлевной Бугославской, что приеду к ней 13 января после аналитики. Но кончила я ее поздно, позвонила Наталье Яковлевне, ее не было дома, и я поехала к Лиде отвезти ей билет (мы вместе слушаем у нас в Комаудитории лекции по эпохе Возрождения). 21 января я у нас в читалке занималась арифметикой — помогала Зверькову. 28 января пришла на собрание отдела Солнца и опять 3 часа подряд занималась делением. Когда закончила — вздохнула с большим облегчением. Отдел готовился к Солнечному пленуму. 29 января я поехала к Наталье Яковлевне домой... Работала я у нее недолго, получила новый материал — «письма в газету «Колхозные ребята». На прощанье Наталья Яковлевна подарила мне книгу Аббота «Солнце». Впервые я получила книгу от переводчика. Тогда я не обратила большого внимания на эту чрезмерную любезность, забыла слова Козьмы Пруткова: «Увидя на клетке слона надпись «Буйвол», не верь глазам своим».
10 февраля Наталья Яковлевна сидела со мною на факультетском собрании и ничего не сказала, а 11 февраля, когда я куда-то мчалась по коридору, меня остановил Бронштен: «Ты знаешь о том, что ты баллотируешься в заведующие отдела Солнца?» — «А ты не болен?» И я пощупала его лоб, на что наш заместитель председателя коллектива очень обиделся: в президиуме коллектива сидят, дескать, люди здравомыслящие, они сначала думают, прежде чем выставлять кандидатуры. И он объяснил мне, что все отделы перестраиваются по образцу отдела Переменных звезд: в каждом отделе будет научный руководитель (у нас Бугославская) и заведующий, ведущий организационную работу. Собрание с докладом профессора Орлова о происхождении комет (его исследования) и перевыборами коллектива наблюдений было 16 февраля в 8 часов 30 минут вечера, а в 5 часов 30 минут началось комсомольское собрание факультета. Верменко как официальное лицо — комсорг общества — подал петицию в президиум, чтобы после обсуждения тезисов тт. Молотова и Жданова (был перерыв) нас, 4 человек, отпустили с обсуждения персональных дел. Отпустили Верменко, Бронштена, Пикельнера и меня. Приехали в ГАИШ. Ко мне подходит председатель коллектива Шрейдер и говорит о том, о чем и Бронштен. Я спросила, не найдется ли лучшего председателя. Говорит, что нет, а они все мне будут помогать. Начались выборы. В отдел Солнца другого кандидата не выставили. Меня не знают в коллективе. Но выступает Наталья Яковлевна и дает мне характеристику. Разумеется, ее авторитет решает исход выборов.
18 февраля я ездила к ней и убедилась, что работы много. Но ведь я состою и в отделе Переменных звезд, где я недавно, но откуда мне вовсе не хочется уходить. Там очень интересно, там такая хорошая обстановка! Я не могу быть гостем в отделе. 2 марта я делаю доклад о вычислении орбит двойных звезд. Мне не хотелось брать именно этот доклад, но отказаться было нельзя: от первого доклада по двойным звездам я отказалась (мне надоело в школе делать вступительные доклады), второй доклад был очень интересным: «Спектроскопические двойные звезды», но я была занята солнечной обработкой, так что от этого доклада никак отказаться было нельзя. Мне его будет трудно сделать не столько из-за математики, сколько из-за того, что я не знакома с элементарными понятиями из учения о двойных звездах. Павел Петрович Паренаго посочувствовал мне, когда узнал, что меня выбрали заведующей, и в утешение подарил мне свою книгу о достижениях астрономии за 37-й год. Вот я и получила книгу от автора, но сейчас меня это мало утешает. Вчера он дал мне книгу Модестова, буду по ней готовить доклад.
Я уже сдала нормы по стрельбе из «максима» — 4 из 5 возможных. Два патрона попали фашисту в лицо, два в шлем, а пятый исчез. 20 февраля мы после некоторого скандала стреляли в тире. Чувствуется, что я давно не стреляла — 35 из 50 возможных.
19 марта
Нужно сейчас написать статью по обработке солнечного затмения 19 июня 1936 года. Неудобно: заведующая отделом задерживает обработку (громко звучит!). Затейщиков сообщил мне, что отдел Переменных звезд — переменный отдел — и сейчас переживает III максимум. Чтобы не огорчать меня, он выразил надежду, что минимум наступит не скоро. Кажется, что он наступает. На собрании 17 марта было рекордно мало народу. Поразмыслив, отдел пришел к выводу, что нужно опять отчасти вернуться к докладам славной четверки. Следующий раз доклад делает Борис Васильевич Кукаркин (об обсерваториях и астрономической литературе), наряду с ним Николаев расскажет о наблюдении Цефеид.
Павел Петрович сказал, что разыскивать переменные звезды на фотопластинках — такое удовольствие, больше которого трудно себе представить. Мы засмеялись. Он поправился: «Конечно, можно найти, но трудно». 21 марта я с Марковским приступаю к этой работе. А ночую в этот день в университете: дежурю всю ночь. Ведь сейчас у нас в Союзе происходит знаменательное событие: с 10 марта в Кремлевском дворце происходит XVIII съезд партии большевиков. Во всей стране подъем, но что делается за границей?! В Испании — мерзкое предательство: Миаха оказался Иудой, республиканской Испании фактически уже нет. Чехословакия проглочена Германией, скоро это же будет с Румынией... А все при помощи «демократов» — Англии и Франции. Мерзко!
Сегодня у меня неудачный день: целый день неполадки. Сергей Николаевич ушел с лекции, объявив, что он не граммофон. Я была оскорблена, возмущена, и мне было ужасно стыдно перед ним — членом-корреспондентом Академии наук, над которым издеваются шпанята с первого курса. Отличился Гуттенгог (комсорг!): он сидел в первом ряду и болтал. А затем целый день у меня были мелкие неполадки.
13 апреля
Ой, как много мне писать нужно! Давно не писала. Я написала статью по затмению Солнца, но как? Все данные я давно выписала в таблицу, а оформила их в статью только в тот вечер, как шла к Наталье Яковлевне проверять ее. Теперь осталось только оформить ее для печати.
22 марта я дежурила со старым дежурным, так как мой старший дежурный не пришел, он перепутал дни. И так я спала только с 6 до 7 часов утра. Но я довольна: если бы я не видела университета ночью, не чувствовала бы его (ночь, темнота, таинственные скрипы, которые гулко раздаются в пустом здании, и я, бродящая вокруг «колодца»), у меня было бы о нем неполное представление.
XVIII съезд окончился. ВКП(б) приняла новый Устав, в партию принимают с 18 лет.
А за границей-то... Албанию проглотила Италия — и не подавилась, проклятая!
17 октября
Мне сейчас трудно писать по порядку, но я постараюсь. Исключение будет только для последнего события: 15 октября я была в Салтыковской школе. 5-й год! Я училась в здании в парке. Теперь там семилетка. Для десятилетки построили новое здание на Разинском шоссе. Большое здание, хорошее. Но мне бы хотелось побывать и там, в белой школе с темными низкими коридорами, но такой родной!
В этот день у меня было такое расписание: с 9 до 11 часов утра практические упражнения по анализу, и все! Зато через шестидневку в третий день мы будем заниматься 8 часов с «окошком» в один час.
В начале первого я была уже в новой школе. Захожу к директору — директором сейчас работает Николай Степанович Кудасов, — вид у него важный и неприступный. «Здравствуйте», — говорю я. Он отвечает, не поднимая головы, и продолжает писать что-то. Я остановилась у стола, он пишет. «Я училась в этой школе...» — «Женя!» Оказывается, он думал, что кто-то пришел поступить в школу, и решил встретить его с соответствующим видом. Я долго у него просидела. Школа у нас третий год держит районное Красное знамя. А затем впечатления посыпались такие необыкновенные, что я не могла прийти в себя. Была на уроке у Марьи Ивановны в 7-м классе. Невольно у меня вырвалось: «Неужели мы были такими дураками?!» Сразу же после урока состоялся небольшой митинг, я высказала свое мнение об этом классе. 8-й класс меня очаровал — они старше на один год, но серьезнее намного. Хотя, может быть, это зависит от педагога, дающего урок. Здесь я была на физике у Василия Тимофеевича. Нужно быть исключительными людьми, чтобы не быть захваченными его ректорскими способностями. Он все такой же — замечательный, трудно охарактеризовать его одним словом — все какие-то неподходящие. Я рассказала ему о том, что на него был чрезвычайно похож наш математик.
