Я стояла с Юркой в коридоре, собиралась идти на химию. Мария Владимировна шла из 9-го класса «А» (уроки геологии ухудшаются для меня оттого, что она находится за стеной). Я остановила ее: «Мария Владимировна, мне кажется, что я вас лет пятнадцать не видела». — «И еще двадцать не увидишь, — засмеялась она, — то я занята, то ты». Мария Владимировна предложила мне прийти к ней в первый день шестидневки на шестой урок. Еще бы я не согласилась! У нас организовался кружок танцев. Первое занятие было 13 февраля. Другое должно быть 19 февраля в 7 часов 30 минут, так что шестой урок я была свободна. Но на это занятие я не попала. И ничуть не жалею. Танцы успеются, а такой вечер никогда не повторится... Хороший вечер. Сначала у Марии Владимировны были ребята, которые кончали лабораторную работу по изучению рефлексов у лягушек. Но после шестого урока они вскоре ушли. А Мария Владимировна не пошла на политкурсы, я — на танцы. Снизу раздавалась музыка, но вот и она смолкла... Нянечки принесли нам пальто и ботики, поздно... Мария Владимировна стала убирать класс после лабораторной работы, я помогала.
14 февраля мы с Гордоном делали лабораторную по физике. Долго возились, затем все наладилось. Я сидела с часами напротив амперметра на единственном в кабинете стуле, а Гришка примостился на каком-то чемодане и читал вслух письмо тов. Иванова тов. Сталину и ответ тов. Сталина (вчера по этому поводу у нас разгорелись страсти на уроке истории). Мы последними ушли из школы. 7 февраля я была на районной конференции СВБ... А 6 февраля я была в МГУ. Я, кажется, окончательно решила пойти на механико-математический. 5 февраля была встреча с выпускниками прошлого года, они много рассказали.
8 марта
Вот наступило 8 марта. А мы пишем сочинение. Темы: 1) Островнов — «культурный хозяин» (ой, вру! «Культурный» хозяин Островнов), 2) Преимущество Давыдова перед Разметновым. К сочинению я не готовилась — читала «Педагогическую поэму», поэтому писала первую тему. Писала неохотно. Получилось три с половиной страницы, ушла из класса до звонка. Перед пятым уроком получила небольшой букетик каких-то очень хорошо пахнущих цветов. Цветы у меня сейчас же растащили девочки, в руках у меня осталась лишь записка от Нади. Пошла в 8-е классы вести кружок. Собралось человек 25, но так активно себя вели, что я начинала раза три говорить, а потом увидела, что все мои попытки бесплодны, и пошла к себе на кружок.
7 апреля
15 марта было собрание 10-х классов с преподавателями. Об этом собрании Торчипский рассказывал после Лиде, что на нем повторялись все физические явления: Павел Васильевич был вибратором, а учителя резонаторами, он острил, а они смеялись. На самом деле было так. Из учителей были только Ольга Васильевна и Хана Давыдовна, Алексей Павлович и Михаил Михайлович, Иван Дмитриевич. Выступали по порядку. Сначала, конечно, Алексей Павлович. Он похвалил Рудневу, упомянул о ее последнем сочинении, в котором не было ошибок и поправок и которое он заставил меня прочесть в классе. Его я почти не слушала, сердце у меня уходило в пятки: что-то скажет Михаил Михайлович?! Уж у него-то мне похвалиться нечем: отметки у меня по математике дикие. Тем неприятнее мне было, что Алексей Павлович хвалит меня. Таким же образом меня подвел Балик на общерайонном комсомольском собрании 13 марта 1938 года. Выступает от нашей организации, рассказывает об успеваемости. Его спрашивают с места о том, кто у нас лучше всех учится. Он взял и бухнул: «Руднева». Поднялся шум, все повытягивали головы в мою сторону. А председательствующий Яша Шмарев дает пояснения насчет моей особы, потом обещает: «После Женя сама выступит и расскажет о том, как она добивается отличной успеваемости». Мне было ужасно стыдно: ведь у меня «пос» по тригонометрии за контрольную. Конечно, я выступать не стала.
18 мая
Я буду считать метеоры! Ура! Моя первая научная работа. Только теперь я не астроном, а инженер по кинофотопромышленности. Надо понимать — в проекте. Это нас Ольга Васильевна подстрекает. Она, по выражению Лиды, смутила покой наших душ. Было так. Прощальное собрание химического кружка состоялось 16 мая. С передовицей из «Правды» о значении химической промышленности выступал Грызлов Толя. Затем выступала я на тему «Химия и бандитизм» (Катя так и записала в протокол). Я прочла рассказ из «Нивы» «Тридцать граммов радия». Как внимательно они меня слушали! Затем говорила Ольга Васильевна. Нас премировали книгами. Официально вечер закончился элементарной пиротехникой и фотографированием. А потом продолжался частный разговор. Каждый говорил о будущей профессии. И тут-то вот Ольга Васильевна сказала нам, что если бы она начинала учиться снова, то пошла бы на новый факультет — кинофотопромышленность. Завтра решит все. Мы идем в институт тонкой химии.
Итак, у нас никогда больше не будет химического кружка. Мне вспоминается, как спешно проводили мы антирелигиозный вечер 26 апреля...
У нас никогда больше не будет уроков... Итого — 10 лет! Порядочно! Сейчас бы только не ошибиться в выборе профессии. А там — вся жизнь впереди. Хотя школьные годы уже не повторятся...
4 июня
Была я в МГУ. Наверное, туда мне дорога лежит. Странно: я представляю себя студенткою различных вузов и ничего особенного в этом не вижу, но когда подумаю, что я — я! — могу быть студенткой университета, мне что-то не верится, уж слишком большое уважение питаю я к университету. Скорее всего, что меня туда и не примут. 30 мая я окончательно поняла, что отличничество ощущаемой пользы мне не принесет — отличнику тоже весьма и весьма трудно попасть в вуз. В прошлом году на мехмате МГУ было четыре отличника на одно место.
Хроника:
В Брюсселе был Международный конкурс пианистов имени Изаи. Победитель — Эмиль Гилельс. Яков Флиер занял третье место. Большая радость: ведь это наши, наши пианисты, это наша общая победа!
Ночь на 21 июня
Все! Все! Все!
Даже не верится, что сдано уже 13 испытаний и что завтра, послезавтра и через два дня ничего не предстоит сдавать. «Жизнь прекрасна и удивительна»...
25 июля
Мальчики уехали раньше нас в институт тонкой химии. Мы мчались, торопились, намного опоздали, но, спасибо ребятам, нас подождали. Заместитель директора водил нас по всем лабораториям, затем стал с нами беседовать. Меня расхолодила эта беседа: инженеры фотокинопромышленности будут стряпаться в этом институте, но когда — неизвестно. Лида решила идти сюда, но инженером она то ли будет, то ли нет. То есть инженером-то она будет обязательно, но каким — это вопрос. Быть инженером по органическому синтезу я не хочу. После беседы хотели пойти в анатомичку при мединституте, но не удалось. Дальше дни помчались с быстротой оленя, убегающего от собак. (Образно?! Не особенно.)
...Вот наступило 24 июня. Я знала, что выпускной вечер будет в этот день, но во сколько времени? Для меня это было важно, так как платье еще не было готово. Мне не повезло: я иззвонила 50 копеек, пока, наконец, добилась у Гали, что вечер будет в 8 часов вечера. Настроение у меня было прекрасное, омрачалось лишь тем, что Анна Ивановна подвела меня с платьем. Но могла ли такая мелочь иметь для меня значение, когда я узнала, что Машенька — кандидат в депутаты Верховного Совета Осетинской АССР от города Орджоникидзе? Когда выбирали других, я все знала (умом), но когда выбрали мою двоюродную сестру, я почувствовала (сердцем), что действительно наша Конституция самая демократическая в мире.
Вечер начался почти в 10 часов вечера. Столы стояли в пионерской комнате, рояль и диваны в 10-м классе «А». Мы рассадили всех-всех по запискам. Между нами (Валей Мигуновой с одной стороны и мною, Лидой и Идой — с другой) сидел Яша Шмарев. Мы сидели в самом центре, сзади нас стоял столик с аттестатами и грамотами. Вот все уселись. Договорились, кто будет выступать. Я говорю Павлу Васильевичу: «От учителей одна Хана Давыдовна присутствует, хорошо бы она выступила». — «Вы спросите ее». Хана Давыдовна сидела недалеко от нас с ребятами из 10-го «А». Я подошла к ней и попросила выступить. Она долго отговаривалась. Наконец я пообещала сказать Павлу Васильевичу, что она выступит, и направилась к своему месту. Она пригрозила, что уйдет, и я сейчас же сдалась. Но она уже ушла. Павел Васильевич начал говорить. Мне пришлось выйти упрашивать Хану Давыдовну, чтобы она на любых условиях вернулась обратно. Она вернулась, но я не могу поверить, что она, прекрасный преподаватель, не может пожелать нам счастливой будущности. Об этом будущем счастье говорили все выступавшие: директор, Яша, Надя, я, Бамик. Особенно хорошо говорили Яша и Бамик. Я была счастлива в полном смысле этого слова, счастлива второй день в своей жизни — первый был днем вступления в комсомол, 21 июня 1936 года. «Третий день счастливый будет тогда, когда Калинин вручит тебе орден», — заметил Люсик, сидевший напротив меня. Не знаю. Но ведь счастье так возможно в нашей стране!
