Елизавета Николаевна как-то в порыве откровенности сожалела, что лишила меня части дара. Если бы не те несколько дней…
Мне вполне хватало моего четвертого уровня. Тот, не случившийся пятый или шестой, не вызывал у меня никакого воодушевления.
– А почему она тебя удочерила?
Вопрос Сэма заставил меня вздрогнуть…
Почему?
А услужливая память уже суетилась, подбрасывая картинки давно ушедшего прошлого… Вот матушка учит меня держать ложку… Вот – заплетает косы… Вот – вновь и вновь повторяет одно и то же слово, добиваясь, чтобы я произнесла его правильно.
Когда пришла в себя, была столь же беспомощна, как и младенец. Ничего не помнила, ничего не умела… Навыки вернулись быстро, речь – лишь спустя несколько месяцев. Понимала все, что говорили, но… язык, на котором ко мне обращались, был чужим.
Каким был тот, родной, я так и не узнала. Забыла, когда впервые назвала матушку мамой. Так, как называют в Аркаре.
– А об этом лучше спросить у нее, – глядя в пустоту, протянула я. Потом сладко зевнула, посмотрела на Сэма жалобно: – А давай все остальные вопросы ты задашь утром?
– А – давай! – неожиданно легко согласился он. – Тебя отнести?
– И раздеть! – милостиво разрешила я.
Тот засмеялся – шутка была бородатой, но весело ему не было. В глазах застыла грусть, да и сам он как-то поник.
– А, может, – я соскочила с кресла, подошла к Сэму, – мне на тебе жениться?
– Замуж выйти, – поправил он меня и… посмотрел странно-странно. – Отец будет…
– Как запасной вариант, – оценив масштаб возможных разрушений в округе дома графа Джакса, лукаво усмехнулась я. – Если не придумаем ничего другого.
– Договорились! – уже задорнее отозвался Сэм. Знакомство с… невестой его явно не радовало. – Ну что, подруга, теперь спать?
И мы побрели. В слабой надежде на то, что утро будет более оптимистичным, чем прошедший вечер…
В шесть меня разбудила охранка. Тренькнула и… стыдливо замолчала, извиняясь, что зря побеспокоила.
Извиняться было не за что, маячок на амулет матушки я нацепила специально. Не сказать, что опасалась ее неожиданных визитов, просто считала этот дом своим и предпочитала быть в курсе происходящего в нем. Насколько это возможно.
Отправив на уточнение заклинание и получив отклик, перевернулась на другой бок, благополучно заснув вновь. Вопрос с завтраком был решен без моего участия.
Когда в восемь спустилась в гостиную, Сэм находился уже там. Сидел за столом, мрачно глядя на коробку из кондитерской и корзинку с цветами.
– Госпожа Анастасия, – «выпорхнула» из кухни Светлана, одна из девушек матушки. Несмотря на то что лишь слегка уступала Маркони в размерах, двигалась она легко… если забыть, что это была легкость летящего на вас шкафа, – Елизавета Николаевна приказала о вас позаботиться.
Смотрела добродушно, но взгляд был острым, проницательным…
– От кого? – устраиваясь напротив Сэма, уточнила я. Не у него, у нее.
– Пирожные от господина Сванетти, – не разочаровала меня Света. – Цветы от князя Северова.
– Становится традицией, – рассматривая почти прозрачные бледно-розовые лепестки, мило улыбнулась я Самюэлю. Все его недовольство было направлено на меня. – Интересно, им уже известно о наших ночных приключениях?
– Вряд ли, – качнул головой Сэм, слегка приободрившись. – Реакция не та.
Думала я над его словами недолго. Сэм был прав. Узнай Николас о случившемся, был бы уже здесь. И не он один… Князь оставался для меня большим знаком вопроса, но что-то подсказывало – этот из тех, кто больше делает, чем говорит. Ну а какие действия в таких ситуациях…
Дойдя до этой мысли, жалобно посмотрела на Самюэля. Тот ответил понимающим взглядом, оценивая Северова с этих же позиций.
– Поспорим?
– На время? – тут же встрепенулся Сэм. – Что ставишь?
– Что? – задумалась я. – Кинжал, который привезла из Мархаша.
– Тот, который тебе совсем не нравится? – ухмыльнулся Самюэль.
Говорить о том, что он приглянулся самому Сэму, я не стала, просто кивнула.
История с тем кинжалом вышла странная.
Мархаш был второй, малой столицей султаната Изаир. Четыре дня пути от границ Аркара и все по пустыне. От одного оазиса к другому…
Если бы не поручение Соула, ни за что бы не согласилась на подобное издевательство над своей северной душой. Палящее солнце! Жара! И ничего вокруг… Песок. Песок. Песок. И похожий на марево воздух, в котором рождались странные картинки.
На третью ночь остановились у колодца. Проводники расставили шатры, накормили нас и предложили лечь пораньше спать – следующий переход обещал быть самым тяжелым. Никто в караване не спорил, устали так, что не до разговоров, да сбыться планам не довелось. Только-только закончили с ужином, как на лагерь налетели всадники.
Откуда?! Ответ на этот вопрос лично мне был известен, успела заметить вспышку переноса.
Обнажать оружие было поздно, да и соотношение сил не в нашу пользу. Караван сопровождали двенадцать воинов, а тех около тридцати, да и действовали слаженно. Женщин лошадьми оттерли в одну сторону, мужчин – в другую. По периметру протянулась огненная змейка – защитное заклинание, над нами вспыхнули несколько шаров, осветивших все вокруг бледным, оставляющим мертвенный оттенок на коже светом.
Для меня ситуация проблемы не составляла – перстень маг настроил на две точки переноса: дворец четвертого сына султана, куда я и направлялась, и зал департамента, приспособленный как раз для таких случаев, вот только спасаться бегством, бросив остальных, было сродни малодушию.
Пока раздумывала, что предпринять, один из нападавших, которого я определила как главного, разговаривал с караванщиком. Слов не слышала, но жестикулировали оба весьма агрессивно.
Возможно, я засмотрелась, пытаясь догадаться о смысле их спора, и в какой-то момент перестала контролировать себя, добавив интересу в магическую составляющую. Возможно, это была просто случайность, что он оглянулся именно в тот момент, когда мой взгляд поднялся до уровня его лица… Я не задумывалась об этом тогда, не пыталась понять и позже, когда приходилось вспоминать о той ночи. Важно, что мужчина резко оборвал разговор и направился ко мне.
Караванщик что-то кричал ему в спину, даже пытался броситься вслед, тут же перехваченный одним из спешившихся воинов, но главарь продолжал идти… не отводя от меня глаз.
Женщины, стоявшие рядом, предпочли отойти как можно дальше… Мужчины… те смотрели с сожалением, словно догадываясь о моей будущей участи.
Я понимала первых и… разочаровывалась во вторых. Не похоже, что кто-то из них собирался прийти мне на помощь.
– Ровелин? – на языке северной империи спросил главарь, остановившись в четырех шагах от меня.
Мне уже приходилось встречаться с жителями султаната.
Мужчины смуглые, жилистые, высушенные горячим солнцем. Верткие, как змеи, быстрые, как неизбежность. Они были очень опасными противниками, о чем свидетельствовали несколько весьма кровопролитных войн между Изаиром и Аркаром, последняя из которых закончилась еще на памяти старшего поколения.
Женщины – тонкие, изящные даже во множестве одежд, которые предписывались местными правилами, они производили впечатление хрупких статуэток. Прекрасные танцовщицы, рассказчицы и… неукротимые убийцы. В войнах участвовали наравне с мужчинами, нередко превосходя их в жестокости.
Главарь был ярким представителем своего народа. Волнистые жгуче-черные волосы, стянутые в хвост, острый нос с горбинкой на вытянутом лице, узкий подбородок. И пронизывающий, буквально вспарывающий тебя взгляд темных глаз.
Несмотря на некоторый страх, который я испытывала в его присутствии, он мне понравился. Тем ощущением силы и власти, которые исходили от него.
– Аркар, – ответила я на том же языке, на котором он и задал вопрос.
– Ровелин, – теперь уже утвердительно повторил главарь. – Глаза, как у черной кошки.
– Я подданная Аркара, – не сказала я всей правды. Гражданство у меня было двойным.
Главарь на мою упертость не обратил внимания, продолжая разглядывать, как если бы искал во мне что-то знакомое. Лицо совершенно непроницаемо, лишь глаза смотрели пристально, напряженно.
– Имя, – спросил он после довольно продолжительной паузы.
– Анастасия…
Он не вздрогнул, но взгляд потемнел, стал тяжелым…
– …Волконская, – добавила я, голосом сбивая собственный испуг.
– Черная кошка, – с каким-то надрывом неожиданно произнес он, развернулся, отходя, крикнул что-то воину, продолжавшему удерживать караванщика. Тот выслушал, отпустил свою добычу и вернулся к остальным.
Чехарда продолжалась еще около часа. Переворошили тюки, перетрясли личную поклажу, разговаривали то с одним, то с другим. Не сказать, что грубо, но и без особого почтения. И лишь меня обходили стороной, стараясь даже не встречаться взглядами.
