— Пожалуй, вы правы, я денег вот подкоплю и сделаю то же самое...
Три дхоу вышли караваном из Момбасы, три прибыли в Хор-Факкан. Дует тот же кузи — постоянный, сильный юго-восточный ветер, но лишь два корабля поднимают паруса. Два дхоу исчезают за горизонтом. Путь их лежит в Бендер-Аббас, иранский порт на Персидском заливе.
Третье судно остается в порту. На нем будет поставлен сильный мотор. Какие грузы будет оно возить теперь? Куда? Море велико. И портов хватает. У кого есть хороший мотор — к чему ему теперь ветер? Да и вся Великая Муссонная Дорога, проложенная тысячи лет назад Синдбадами на их длинных дхоу...
Л. Мартынов
Тараумара — племя супермарафонцев
Удалявшиеся за перевал раскаты грома сотрясали горы. По ступеням гигантских расщелин катилось эхо. Молнии вспыхивали над зубчатыми вершинами, как будто высеченные из них гигантским кремнем. Хотя впереди небо было темно-грозовым, за спиной оно уже сияло чистой синевой в лучах солнца. От нас уходила последняя гроза затянувшегося сезона дождей. Но что сделало «время большой воды» с горной дорогой!.. Размытая ливнями, она швыряла из стороны в сторону наш «фордик», привыкший к городскому асфальту. Если бы не попутный грузовичок-тягач с лесоразработок под Крилем, взявший нас на буксир, пришлось бы возвращаться в Чиуауа и ждать, пока солнце высушит дорогу.
Наконец за перевалом, сквозь сизые клочья разогнанных грозой облаков, внизу замелькали пестрые крыши Криля, крошечного городка. Его называют воротами в «страну индейцев тараумара», за которыми утвердилась слава непревзойденных в мире бегунов.
Когда в Европе восхищались первыми спортсменами-марафонцами, пробежавшими 42 километра на I Олимпийских играх в Афинах в 1896 году, в глухих горах Мексики норвежский исследователь Карл Лумхольтц наблюдал поразительные состязания тараумара на куда более длинные дистанции. «Две индейские команды «самых сильных ног» легкой рысцой бежали по гигантскому, петлявшему между горными склонами кругу, подбрасывая пальцами босых ног деревянный мячик, — рассказывает он. — Час за часом, упорно и неутомимо, они бежали весь день, не останавливаясь. Сколько же силы и выносливости было в этих людях! Позади уже остались 80, 90, 100 километров, а индейский «супермарафон» все не прерывался. Он продолжался и ночью при свете ярко пылавших факелов, которыми размахивали болельщики».
Традиция необычного «супермарафона» переходит у тараумара из поколения в поколение; и ныне захватывающие состязания порой длятся целые сутки.
Но ведь не «бегом единым» живут эти индейцы. У них есть своя история, свой язык, свои обычаи, о которых пока, увы, известно куда меньше, чем о спортивной «феноменальности» жителей гор. Наша поездка как раз и ставила своей целью знакомство с их миром, окруженным горными вершинами.
...Криль послал нам «покровителя» в лице знатока здешних мест мексиканца Хуана Виньегаса. Ранним утром он ожидал нас у «джипа», который мы взяли в аренду, так как сразу за городом начиналась непроходимая для нашего «фордика» «земля больших теснин».
Кругом горы, горы и горы. Природа поработала здесь как искусный художник. Солнце, ливни и ветер за тысячелетия разрисовали каменные стены ущелий причудливыми узорами и фресками. Нагромождения скал напоминают развалины замков, церквей, колоннад, устремившихся через пропасти остатков мостов. Среди этих творений природы стоят овеянные легендами индейцев тараумара «каменные великаны». Они действительно похожи на огромные человеческие фигуры, которые неподвижно замерли между колышущимися деревьями.
По преданию, эти суровые места осваивали когда-то люди-гиганты. Они дробили скалы, расчищали склоны и узкие долины от валунов, но так и не смогли полностью одолеть горы: сами окаменели. Фантазия индейцев отразила в этой легенде их трудное, не прекращающееся ни на один день сражение с дикой природой. Предки тараумара поселились здесь не по своей воле. Их колыбелью было Тихоокеанское побережье Мексики. Около трех тысяч лет назад, спасаясь от набегов враждебных племен, индейцы тараумара снялись с насиженных мест и пустились в дальнее странствование на восток. На пути, как неприступная крепость, встали высокие горы. Но они не смогли остановить тараумара, которые упорно продолжали двигаться вперед по речным долинам и каменным коридорам глубоких ущелий. Однажды они увидели скалистые склоны, изрытые пещерами. Этих естественных укрытий было так много, что хватило бы для нескольких племен. И все-таки вожди повели сородичей дальше, пока не вышли на зеленые равнины нынешего Чиуауа. Когда же туда «с мечом и крестом» начали проникать испанские конкистадоры, тараумара скрылись в глубине гор и ущелий, поселившись в пещерах.
— Сегодня вы увидите «пещеру Себастьяна», где и сейчас живет индейская семья, — заверил наш гид.
Пронизанный солнечными лучами влажный воздух был напоен густым ароматом соснового леса. Вымытые ливнями, в прозрачной дымке выделялись своим ярко-изумрудным цветом жесткие колючие стебли агавы, карабкавшиеся по каменистым склонам. Хуан остановил «джип» у подножия небольшой горы, окруженной кольцом полузасохших кустов. Он раздвинул руками ветки, и мы увидели замурованный вход.
— Тараумара, — продолжал свой рассказ Хуан, — не только жили в пещерах, но и хоронили в них умерших. Без гроба. Покойника оставляли внутри завернутым в шкуру или плотное одеяло. После этого вход в пещеру заделывался камнями и глиной. Это как раз один из таких семейных склепов. Кое-где до сих пор следуют этой традиции.
Неподалеку от «пещеры Себастьяна» мы увидели, как старый индеец с легкостью юноши спускался по крутой тропе среди скал.
— Да это же Себастьян! — затормозив, воскликнул Хуан. — Куира! — радостно приветствовал он старца на языке тараумара.
Но в ответ Себастьян сдержанно поздоровался по-испански:
— Буэнас диас!
Смуглый старик с загорелым морщинистым лицом, на котором из-под густых бровей молодо сверкали темно-коричневые миндалевидные глаза, был невысокого роста, но широк в плечах. Белая тесьма перехватывала длинные черные волосы без единой сединки. Одет он был в свободную накидку тоже из белой ткани, стянутую у талии плетеным цветастым поясом. Присмотревшись, я обнаружил, что это был просто сложенный пополам прямоугольный кусок материи с простроченной по краю прорезью для головы. Но больше всего меня поразили босые ноги Себастьяна, крепкие и мускулистые.
Старик явно не был расположен к разговорам и остаток пути до своего родного очага молчал. Мы, было, подумали, что он недоволен нашим визитом и, чего доброго, не пустит на порог своего жилища, но Хуан развеял наши опасения: «Пещера Себастьяна» называется так просто по привычке. Старик уже давно переселился в деревянную хижину, а там живет его сын Луис Глория».
За поворотом среди серых скал зеленел пятачок земли, засеянный маисом и фасолью. Около него на привязи паслись две овцы. Себастьян первым вышел из «джипа», придирчиво оглядел огород, даже потрогал руками молодые побеги, будто поколдовал, и торопливо зашагал к дальнему склону, где среди огромных камней виднелся темный вход в пещеру. Там, присев на корточки, молодая смуглая индеанка со спрятанными под косынку иссиня-черными волосами одной рукой доила козу, а другой сдерживала двух малышей, нетерпеливо тянувшихся к кастрюле с молоком.
Себастьян коротко приветствовал невестку традиционным «куира», после чего она опять принялась доить козу, не обращая внимания на гостей. До самого отъезда она ни разу не взглянула в нашу сторону, не улыбнулась, не сказала ни слова.
Услышав наши голоса, из пещеры вышел молодой хозяин в сомбреро из пальмовых волокон, в клетчатой старой рубахе и синих затасканных брюках. Лишь ременные сандалии в отличие от одежды были самодельными. Старый Себастьян обменялся с Луисом фразами на родном языке и куда-то заспешил. Сын, к счастью, оказался менее замкнутым, когда мы стали расспрашивать его.
— Луис, что бы ты сейчас делал, если бы не приехали мы?
Индеец на миг задумался:
— Наверное, вырезал бы из дерева.
— А не можешь ли ты этим заняться сейчас?
— А зачем?
— Ты видел когда-нибудь в Криле кино?
— Да.
— Так вот, точно так же мы снимем и тебя.
Луис подошел к дубовому чурбаку, который служил ему рабочим столом. В руках индейца сверкнуло широкое закругленное лезвие ножа. Луис орудовал им с такой ловкостью и быстротой, что казалось, не из куска твердого дерева, а из комка воска вырезал головку оленя.
Свои незатейливые поделки — фигурки людей и животных — Луис относит в Криль и продает туристам. Я купил у него статуэтку «повелителя нечистой силы». Одна рука у него была короче другой, уши — огромные, одно торчало назад, другое — вперед.
